ПРЕДАТЕЛЬ

слышал, как шеф перелистывает какие-то бумаги, затем шорох затих, и он спросил:
А сам-то ты, капитан, что думаешь делать?
Я, Андрей Васильевич, думаю надо встретиться с женщиной, которая на ферме, и узнать, как проехать на пасеку. Она, я имею в виду пасеку, в последнее время что-то меня очень заинтересовала.
Хотя женщина говорит, что туда трудно проехать, но пешком-то ведь можно пройти. Не могли же два десятка человек бесследно исчезнуть с фермы. Здесь какая-то загадка кроется. Надо бы её разгадать. Да и муж у неё какой-то подозрительный.
Вот видишь, капитан, ты сам ответил — что тебе делать. Подключай старшего лейтенанта, и действуй, действуй! Время поджимает, понимаешь-ли. Да и Руководство Главка требует ускорить это дело.
Понял, господин подполковник. Разрешите выполнять?
Давай, капитан, давай, шевелись.

*     *     *
Капитан нашёл Катю в вестибюле гостиницы. Она разговаривала с каким-то субъектом пожилого возраста.
Он присмотрелся к мужчине - интересный старикан, подумал капитан, и постарался угадать его возраст и профессию. Скорее всего местный учитель, решил он.
Что могло привлечь старшего лейтенанта к нему, задался он вопросом? Какой может быть интерес у молодой, достаточно привлекательной девушки, к этому..., к этому...
Он постарался подыскать слово которое обозначило бы внешний вид старика, а найдя, чуть не расхохотался. Сморчок! Ну конечно же, сморчок!
Так и не убрав улыбки с лица, он и прошёл мимо них.
А Катя, он заметил это, вероятно не поняв его игривой мимики, почему-то насупилась, и уже не с таким интересом  продолжила разговор с дедом.
Капитан уже успел переодеться и приготовить принадлежности для бритья, но задумался: какая-то нелепая ошибка судьбы, честное слово, пробормотал он, и посмотрел на себя в зеркало. И продолжая рассматривать своё отражение, произнёс: «Ну почему я не герой как в каком-нибудь вестерне? Она бы сразу полюбила меня...»  
Его размышления прервал громкий стук в дверь. Войдите, сказал он, решив, что это горничная пришла произвести уборку, но в номер вошла Катя, и сразу задала вопрос:
-     А, что это вы, капитан, так ехидно улыбались, увидев меня с дедушкой?
В её голосе явно сквозило любопытство с примесью иронии.
-     Яаа, улыбался? Что вы, старший лейтенант? Да быть такого не может, - пряча улыбку ответил Женя, - Я шёл себе и шёл... Я даже не видел вас.
Ах ты врунишка!
Катя подошла и легонько стукнула кулачком по груди улыбавшегося капитана.
-     Я же видела как ты улыбался, капитан. Давай сознавайся, да побыстрее!
Ладно, ладно, признаюсь,
Женя взял её кулачок в руки и прижал к губам.
Отпусти, - прошептала Катя. - Не делай больше так.
И выдернув руку, отвернувшись пошла к окну.
Женя остался стоять на прежнем месте. Он лишь прошептал:
Прости.
Катя, всё так же стоя у окна и глядя на улицу, тихим голосом поинтересовалась:
Так по поводу чего вы изволили улыбаться, капитан?
По поводу чего? - немного смутившись, переспросил Женя.
Да, я хотела бы знать!
Он почувствовал — Катя на него не сердится. А спрашивает она, потому что в ней, как и в любой другой женщине, всегда присутствует доля любопытства. Она хочет знать, не над ней ли смеются?
Поняв это, Женя, «надев на лицо» маску серьёзности, ответил:
Увидев вас вдвоём, я попытался вспомнить: на кого похож твой собеседник, а вспомнив, представил...
Ну и кого же ты представил? - повернулась девушка к капитану.
Понимаешь, он такой маленький..., и высохший весь, как...
Гриб-сморчок, - не дала ему закончить говорить Катя, и улыбка осветила её лицо.
Да, именно такой образ возник в моей голове, и я...
Прощаю вас, капитан, - произнесла девушка.
Женя, не поняв за что его прощают, лишь пожал плечами и ничего не ответил.
А Катя, вновь повернувшись к окну, с любопытством стала что-то высматривать на улице, и одновременно  рассказывать, о чём вела беседу со старичком.  
Она сказала, что он сам подошёл к ней и предложил купить у него мёду. А ещё он сказал, что у него в лесу есть своя пасека, правда небольшая.  
Она сразу хотела отказаться, но дедок оказался ещё тем краснобаем, и ей стало интересно его послушать. Затем, неожиданно, она вспомнила о разговоре с ним, Женей, о пропавших людях и пасеке...
Ты, что, отпустила его? -  с неудовольствием спросил Женя. Ты хоть расспросила его о фермерской пасеке?
Нуу...
Вот и нуу..., дурёха! - о такой простой вещи, как...
Капитан, сообразив, что сейчас, в запале, ляпнет что-нибудь ненужное, оскорбительное, и девушка может серьёзно на него обидеться, замолчал.
Я подумала о том, что вы, капитан, захотите с ним побеседовать, и пригласила к нам...
И девушка, словно не услышав в его словах резких ноток, продолжила:
...он ждёт за дверью.
Женя облегчённо, словно избавился от тяжкого груза, вздохнул, а затем, уже более мягко приказал:
Так зови его! Чего человека за дверью держать.
Катя, подойдя к двери, распахнула её, и сказала, по-видимому стоящему в коридоре человеку:
Заходите дедушка.

*     *     *
Машина, переваливаясь с боку на бок и чиркая днищем по грунту, когда сползала в колею, медленно продвигалась по лесной дороге.
Колея, разбитая джипами и грузовыми машинами, не подходила для Катиной «мазды», и девушка, когда машина в очередной раз садилась на «брюхо», нервничая и злясь то-ли на себя, то-ли на дорогу, раздражённо говорила пассажирам: «Да подтолкните вы её хоть немного! Не видите что-ли, не едет она дальше!»  
Женя понимал почему нервничает Катя, поэтому, не реагируя на её раздражение, звал за собой Тимофеича, сидевшего на заднем сидении, и вылезал из машины. Затем, они вдвоём,  поднатужась, пытались помочь машине.
Освободившись от двух пассажиров, «мазда» чуть приподнималась над очередным бугром, и совместными усилиями мотора и людей выползала из колеи.
Пассажиры возвращались в салон, и машина, подвывая двигателем, вновь устремлялась на преодоление очередного препятствия.
По напряжённым мышцам и поту, покрывавшему Катино лицо, видно было. что она устала, и к тому же с трудом сдерживается от желания перестать мучить машину.
Редкий владелец автомобиля, приобретённого на свои кровные, честно заработанные деньги, не пожалел бы машину в таких условиях. Он, владелец, с течением времени словно бы срастается с ней душой, и она для него становится как бы членом семьи. А раз она член семьи, то её надо и беречь, и жалеть, и холить. Она для него — живое существо! А раз живое существо, то и относится он к ней, машине, как к живому существу.
Изредка поглядывая на девушку, Женя понимал: то же чувство, то есть чувство родственности вероятно испытывает и Катя. Она, когда машине приходилось совсем туго, подбадривала её, и морально поддерживала.
Катя, напрягая свои мышцы до предела, словно помогала ей. Она даже иногда шептала: «Ну, родненькая, ты уж постарайся, ещё немного поднапрягись! Потом будет полегче».
И машина, словно она и правда понимала свою хозяйку, натужно ревя мотором выкарабкивалась из промоины,  или преодолевала затяжной подъём.
Осилив очередное препятствие мотор машины начинал издавать более веселые звуки. А вместе с ним и Катя, облегчённо вздохнув и вытерев пот с лица, немного расслаблялась.
Но это продолжалось недолго. Приближались очередная колея или промоина, очередной подъём, и всё начиналось сначала.  
Капитан и Тимофеич, таким именем назвался дедок при знакомстве,  могли помочь девушке лишь тогда, когда машина застревала в очередной колее или промоине. Поэтому разговора не получалось: только Женя собирался о чём-то спросить, как приходилось вновь покидать машину и толкать её.
Но всё же капитану однажды удалось спросить, почему это пасеки расположены на таком большом расстоянии друг от друга? Не лучше ли поставить их поближе, мало ли какая помощь может понадобиться. Всё же лес кругом и ни одной живой души рядом?
Тимофеич удивлённо посмотрел на капитана, а потом, пожевав губами, сказал: «Ты, мил человек, пойми, ежлив пасеки будут рядом, то на всех пчёлок цветков не хватит. Они же будут голодать, и их придётся подкармливать сахарным сиропом. А что за мёд из него? Ни запаху, ни пользы от такого мёду человеку, да и пчёлкам вред один».
Вы правы Тимофеич, я как-то не подумал об этом, согласился Женя.
И опять машина застряла, завалившись почти на бок. И опять потребовалось помогать ей.
Михалыч, упираясь плечом в багажник не сдержавшись чертыхнулся: «Треклятая машина, ечмить твою двадцать! Я, пёхом, давно уже был бы на пасеке! А тут толкай её заразу! Не машина, а недоразумение какое-то!»
Ничего, Михалыч, вытирая пот с лица, пробормотал Женя, вы же говорите, что недалеко осталось до вашего дома.
Этто точно — недалече. Ещё с версту будет, ежлив по тропке. Затем, отдышавшись, сказал: «Вы, мил человеки, ежжайте, а я уж напрямки. И машине вашей так полегше будет, и я вас дома встрену хлебом, солью, да чаем с медком.
Женя переглянулся с Катей — она стояла рядом с  машиной, и с жалостью посматривала то на пасечника, то на свою машину.
Услышав слова старика, она, соглашаясь со словами уставшего, в конец измотанного деда, сказала: «Конечно, дедушка. Только... вот... вы же устали. А тут ещё, вы говорите, с километр идти...»
«Ничего внучка. Без машины я быстро доберусь. А усталость...? Это ничего, пройдёт. Не смотри на мои года, девушка - я ещё о-го-го какой крепкий».
И он, закинув вещмешок на плечо, по чуть заметной, ему одному, наверное, известной тропинке, зашагал в глубину леса.
Провожая удаляющуюся фигуру пасечника взглядом, Катя прошептала: «Вымотался дед, хоть и хорохорится. Наверное, действительно, так лучше будет».

*     *     *
Как бы это не показалось странным, но машина более уверенно и легко стала преодолевать дорогу, с удивлением подумал капитан. Пасечник, хотя и небольшого росточка и сухой как полусгоревшая головёшка, но, оказывается, тоже имеет определённый вес.
Ну надо же, улыбнулся он. Надо спросить у Кати, почувствовала она, и вообще..., что думает она по этому поводу, Но не успел...
Неожиданно лобовое стекло покрылось сетью трещин, и в нём, почти на уровне его плеча, появилась небольшая дырочка, а затем он услышал выстрел.
Наверное сработал инстинкт, или сказался опыт боевых действий в Афганистане и Чечне, и он, не раздумывая, приказал Кате:
Гони!
Моя машина... - пролепетала она.
Какая к чёрту машина! - заорал он. Жить хочешь?
Даа...
Тогда гони!
Катя надавила на педаль газа, и её «мазда», словно почувствовав опасность для себя и сидящих в ней пассажиров, рванула вперёд.
Кое-где скрежеща днищем по грунту, проваливаясь в колеи и выбираясь из них, стуча амортизаторами и ревя мотором, машина мчалась, увозя пассажиров от неожиданно появившейся откуда-то смерти.
Сквозь рёв мотора капитан расслышал ещё один выстрел, затем второй, и через мгновение по машине застучали пули автоматной очереди.
Катя, пригнувшись, и судорожно сжимая руль руками, почти не видя дороги, вела машину.
Им здорово везло, или они ещё не исчерпали свой лимит жизни, но в этом беге от смерти они не налетели на деревья, не перевернулись.
Когда выстрелы остались далеко позади, капитан услышал как Катя, тяжело вздохнув, перевела дух и прошептала: «Кажется оторвались капитан».
Тогда он, беспокоясь о девушке, спросил: «Ты как — жива? Не ранена?»
Жива, ответила она, и ещё раз вздохнула.
Ты не