Европу(1131-1153 гг.)”, с. 31, М., 1971). Добавлялась и религиозная рознь, потому что Волжская Болгария была мусульманским государством. Нападения не оставались без ответа и в наказание русские войска опустошали болгарские города и селения (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 277, Рязань, 2001; там же, с. 334-335; там же, с. 345-346; там же, с. 369-370; там же, с. 422). На время болгары затихали, а потом всё начиналось по-прежнему. Борьба Владимира с Ярополком и последующее подчинение Руси княжеской власти отвлекало внимание от болгар и давало им возможность безнаказанно грабить приграничные территории.
Но вот, наконец, дошла очередь и до Волжской Болгарии. Наиболее удобный маршрут проходил вдоль по Волге: не надо продираться через леса, корабли донесут войско до цели безо всяких усилий, а болгары, не имея флота, не смогут воспрепятствовать походу. Так и случилось. Остановить судовую рать болгарам оказалось нечем, а в сражении победил сильнейший. Но то, о чём в летописи говорится дальше, никакого отношения к реальной истории не имеет. Инициатива отдаётся Добрыне, чего быть не могло в принципе. Прошло время, когда Добрыня, безапелляционно командовал своим племянником. С тех пор князь Владимир вырос, заматерел и не потерпел бы ничьих указаний. Добрыня имел право лишь почтительно советовать, да и то, когда его спросят.
Вопрос о завоевании Волжской Болгарии даже не ставился, потому что границы между двумя государствами ещё не сомкнулись. Их разделяли обширные и малозаселённые лесные области, земли далеко не мирной мордвы и лишь формально покорённых вятичей. В таких условиях нелепо строить завоевательные планы, а Владимир, как бы к нему ни относиться, был вполне адекватным правителем. То есть, слова о дани, приписываемые Добрыне, на самом деле не были им сказаны. Они извлечены летописцем из какого-то фольклорного источника.
В самом деле, разве можно судить о народе по обуви на ногах отдельных его представителей? Люди носят разную обувь. На Руси известны поршни, башмаки, сапоги, лапти. Горожане предпочитали сапоги, ведь, по деревянным мостовым в лаптях не очень-то походишь, а у крестьян распространились лапти, благодаря своей дешевизне и доступности (Б.А.Рыбаков (ред.) “Древняя Русь. Быт и культура”, с. 103-106, М., 1997). То, во что человек был обут, указывало не столько на его национальность, сколько на социальную группу. И в Волжской Болгарии при желании можно было найти людей, носящих плетёную обувь. В фольклорном источнике, которым воспользовался летописец, говорилось не о завоевании других народов, а о подчинении сельских жителей, которые содержали в государстве и горожан, и знать. Лапти служили индикатором, безошибочно указывая на мелких хозяев, за счёт которых можно поживиться.
Торжественный договор, который князь Владимир якобы заключил с Волжской Болгарией, тоже извлечён из фольклорного источника. Текст его не имел никакого смысла, так как после победы в сражении побеждённых непременно принуждают к уступкам, в чём и состояла главная цель похода. Военную победу следовало закрепить договором, выгодным для Руси, и Владимир, будучи правителем страны, просто обязан был воспользоваться благоприятной ситуацией. Договор должен содержать конкретные стати, а не формулу братания. Тем белее, что она и не действовала, а русско-болгарские войны продолжались вплоть до татарского нашествия.
Таким образом, летописному сообщению верить можно лишь частично: был поход на ладьях, было сражение с волжскими болгарами, была русская победа, а глубокомысленные рассуждения Добрыни полностью на совести летописца.
VI
И вдруг безо всякого перехода начинается летописный рассказ об иноземных посольствах, которые почему-то зачастили в Киев в 986 году. Сначала волжские болгары, потом хазарские иудеи, за ними католики из Рима. И все нахваливали свою веру, да убеждали князя Владимира принять её. А Владимир всем им решительно отказывал, но зато греческого философа принял очень даже благосклонно и долго с ним беседовал (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 82-104, Рязань, 2001). На следующий год князь “избраша мужи добры и смыслены, числом 10” и отправил их изучать разные виды религии. По возвращении посланники отчитались в своих наблюдениях и лучшей из религий признали греческую веру. Вот тогда, будто бы, Владимир и сам пожелал креститься (там же, с. 104-106).
Летописный рассказ о выборе вер – это литературная сказка с использованием бродячего сюжета. Другую вариацию этого сюжета можно найти в описании выбора своей веры хазарами, только там доказывалось превосходство иудаизма:
“… цари македонские и арабские <…> послали к казарским князьям послов со словами хулы на Израиля <…>. И сказал (тогда) главный князь, еврей: “Зачем нам много говорить? Пусть придет несколько мудрецов израильских, греческих и арабских и расскажет перед нами и вами каждый о деянии Бога... конец его”. И они так сделали и послали... царям арабов; мудрецы же израильские добровольно пришли... [к] князьям казарским. И начали греки свидетельствовать...; и стали иудеи и арабы опровергать их. А затем... и опровергали их иудеи и греки. И после того начали говорить [мудрецы изра]ильские начиная от шести дней творения до того дня, когда израильтяне поднялись из Египта, и до прихода их в землю населенную. Засвидетельствовали греки и арабы истинность (сказанного) и признали, что они говорят правду. Но произошел также спор между ними. И сказали князья казарские: “Вот есть пещера в долине Тизул. Достаньте нам книги, которые там находятся, и истолкуйте их перед нами”. И они так сделали и вошли внутрь пещеры, и вот там (оказались) книги закона Моисеева, и истолковали их мудрецы израильские согласно первым речам, которые они высказали”
(П.К. Коковцов “Еврейско-хазарская переписка в X веке”, с. 114-115, Л., 1932)
Похожую историю о тех же событиях рассказал арабский учёный ал-Бекри (XI в.):
“Причина обращения царя Хазар в еврейскую веру после того как он был язычником (маджусц) была следующая: он принял христианство, но сознавши ложь своей религии, советовался с одним из своих мерзубанов о том, что его в этом деле озабочивало. Тот сказал ему: о царь! Обладатели откровенных книг – три разряда людей. Пошли же к ним и разузнай их дело и последуй тем, кто обладает истиной. Вследствие этого он послал к христианам за епископом. А был у него некоторый муж из Евреев, ловкий в спорах. Последний начал рассуждать с епископом и сказал ему: что скажешь ты о Моисее, сыне Имране и откровенной ему Торе. Тот ответил: Моисей – пророк и Тора – истина. Тогда Еврей сказал царю: вот он подтверждает истину моей веры. Спроси же его во что он верует. Царь спросил и епископ ответил: я говорю что Мессия Иса, сын Марьямы есть Слово и что он открыл таинства по повелению бога, великаго и славнаго. Тогда Еврей сказал царю Хазар: он утверждает нечто такое, что мне неизвестно, а между тем сам подтвердил мою веру. Епископ против этого не мог возразить ничего дельнаго. И послал царь к мусульманам и те отправили к нему человека ученаго, умнаго и ловкаго в спорах. Но Еврей подослал к нему одного человека чтобы его отравить на пути. Таким образом мусульманин умер; Еврей же склонил царя к своей вере, и он стал Евреем”
(Куник А.А., Розен В.Р. “Известия ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах”, ч. I, с. 61, С.-Петербург, 1878)
Свой вариант обращения хазар в иудаизм предложил еврейский философ и поэт XII века Иегуда Галеви, ссылаясь при этом на якобы очевидца:
“И вспомнилось мне, что я слышал однажды доводы ученого раввина, бывшего при дворе хазарского царя, который перешёл в еврейскую веру около четырехсот лет тому назад. Как известно из хроник, он много раз видел один и тот же сон: ангел приходит к нему и говорит: “Намерения твои угодны Творцу, но действия твои Ему не угодны”. Он стал тщательно исполнять предписания хазарской религии, стал участвовать в службе святилища и в приношении жертв со всей чистотой сердца, но ночью вновь посетил его ангел, говоря все те же слова: “Намерения твои угодны Творцу, но действия твои Ему не угодны”. Тогда он обратился к изучению всех вер и религий и в конце концов принял еврейскую веру, а вместе с ним – многие из хазар”
(Галеви Иегуда “Кузари”, с. 27-28, Иерусалим, 1990)
Ещё одна параллель обнаруживается в сочинении Гильома де-Рубрука “Путешествие в восточные страны”. Этот францисканский монах совершил путешествие в Каракорум, где в 1254 году встречался с монгольским ханом Менгу. При дворе хана Рубрук встретил людей других вероисповеданий (мусульман, несториан), и когда между ними разгорелся спор о вере, то от имени Менгу было объявлено: “… вы здесь христиане, Сарацины и Туины. И каждый из вас говорит, что его закон лучше, и его письмена, то есть книги, правдивее. Поэтому хан желал бы, чтобы все вы собрались воедино и устроили сравнение (закона); пусть каждый напишет свое учение (dicta) так, чтобы хан мог узнать истину”. По уверению Рубрука, в последовавшем вслед за этими словами диспуте ему якобы удалось одержать полную победу (“Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука”, с. 170-173, М., 1957).
В общем, сюжет о выборе веры был достаточно известен в Европе, и его использовали в своих сочинениях разные авторы, применительно к конкретным обстоятельствам. По мнению А.А. Шахматова источником речи философа “следует признать не дошедший до нас рассказ о крещении Болгарского царя Бориса от греков” (А.А. Шахматов “Разыскания о русских летописях”, с 114, М., 2001). В летописном сказании, по сути, и не допускается никакого выбора – одобряется одна греческая вера, остальные же моментально отвергаются. Хотя, конечно, когда правители соседних государств узнали о намерении русского князя сменить государственную религию, то вполне могли попытаться предложить Руси свою веру. Если получится, то можно приобрести сильного союзника.
Изучать чужие религии тоже, на первый взгляд, не имело смысла. Соседние народы на Руси были хорошо известны – с ними воевали, торговали, заключали договоры, так что обо всех сторонах их религиозной жизни русские люди были осведомлены. С другой стороны, под видом знакомства с вопросами веры появляется возможность детально изучить политическую обстановку в окружающем мире, определить источники опасности для Руси с тем, чтобы не дать себя застигнуть врасплох.
О причинах внезапного охлаждения князя Владимира к язычеству летописец даже не упоминал. Или сам ничего не знал, или, что вероятнее, власть имущие настоятельно не рекомендовали затрагивать щекотливую тему. Непонятливые долго не жили. А христианские историки сочиняли всё, что угодно, лишь бы оправдать выбор князя Владимира:
“Таким образом грубый ум людей непросвещенных заблуждается во мраке идолопоклонства, и творит богов на всяком шагу, чтобы изъяснять действия Природы и в неизвестностях рока успокаивать сердце надеждою на вышнюю помощь”
(Н.М. Карамзин “История государства Российского”, т. I, с. 82, М., 1989)
И чем, в таком случае, “непросвещённые” язычники
