Рассказ о двух варягах присоединён к сообщению о походе князя Владимира на ятвягов посредством такой фразы: “И иде Киеву, и творяше требу кумиромъ с людми своими” (там же). Языческим богам на Руси действительно поклонялись и “творяше требу”, только это были стандартные ежегодные обряды. Ятвяги не настолько опасные противники, чтобы за победу над ними непременно благодарить богов. И без божественной помощи легко управились. А рассказ о варягах призван убедить читателей, что убийство разъярённой толпой двух бедолаг якобы имело такое важное значение, что побудило князя Владимира сменить свою веру и перейти в христианство. Как будто Владимир раньше убитых не видел? Церковники даже имена варягам придумали: Феодор и его сын Иоанн. А.А. Шахматов доказывал, что старший из варягов носил мирское имя Тур, и сопоставлял с ним Турову божницу в Киеве, упомянутую в Ипатьевской летописи под 1146 годом, а в проложном житии св. Владимира названную церковью “святую мученику Турова”. Эта церковь была выстроена на месте крещения киевлян (А.А. Шахматов “Как назывался первый русский святой мученик” // “Известия Имп. Акад. Наук”, VI серия, 1907, т. I, с. 261-264). Эпизод с варягами непомерно раздут и приукрашен в рамках церковной пропаганды, потому что новоявленная русская церковь срочно нуждалась в местных мучениках.
“В лЪто 6494 (986). Иде Володимеръ на Радимичи. БЪ у него воевода Волъчий Хвостъ, и посла ѝ Володимеръ передъ собою Волъчья Хвоста; сърЪте я на рЪцЪ ПищанЪ, и побЪди РадимичЪ Волъчий Хвостъ; тЪмь Русь корятся Радимичемъ, глаголюще: “Пищаньци волъчья хвоста бЪгають”. Быша же Радимичи отъ рода Ляховъ; пришедъше ту ся вселища, и платять дань Руси, повозъ везуть и до сего дне”
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 82, Рязань, 2001)
О причинах похода на радимичей летопись не сообщает, но ясно, что утвердиться в Киеве для Владимира было недостаточно, требовалось ещё утвердить свою власть на всей Руси. Региональные элиты проверяли нового киевского князя на прочность. Устоит или сломается? Эксперименты оказались гибельны для самих элит – князь с ними не церемонился. Во всяком случае, о правителях радимичей больше никто не слышал, и земля их окончательно потеряла единство. В 1021 году Ярослав подарил два радимичских города Брячиславу Полоцкому, ничуть не считаясь с местными жителями:
“И оттоле призва к себе Ярослав Брячислава и да ему два града, Свяч и Видбеск, и рече ему: “Буди же со мною заодин”. Воеваше Брячислав с великим князем Ярославом вся дни живота своего”
(Пискаревский летописец, ПСРЛ, т. XXXIV, с. 62, М., 1978)
По крайней мере, у радимичей Владимир извёл всю их элиту под корень. Может, и не истребил, но выселил наверняка. И не стало радимичей, а вместо них появились безликие “пищаньци”.
В летописном рассказе о радимичах появилось новое имя – воевода Волчий Хвост. Точнее, не имя, а прозвище, на котором специально заостряется внимание, чтобы посильнее унизить побеждённых. Волчий Хвост командовал передовым полком, а значит входил в число высших воевод, хоть и не был самым главным. Владимиру не пришлось пускать в дело все наличные силы, хватило одного полка. Если князь привёл с собой избыточное, с точки зрения военной необходимости, количество войск, значит, он задумал не только одержать военную победу, но и провести облаву на противников своей власти. Чтобы никто не ушёл. И в княжеских планах Волчий Хвост играл ключевую роль. Вторично этот воевода появляется в летописном тексте под 1016 годом при описании похода Ярослава с новгородцами на Киев:
“Воевода Святополчь, именемъ Волчии Хвостъ, Ъздя подлЪ рЪку, укаряти нача новгородци: “почто приидосте с хромчемь тЪмъ, а вы плотници суще; а мы приставимъ вы хоромовъ рубить”
(Новгородская I летопись, ПСРЛ, т. III, с. 175, М., 2000)
То, что из воевод Святополка назван один Волчий Хвост, не означает, что он был самым главным. Напротив, главному воеводе некогда переругиваться с противником, у него достаточно своих забот по устроению войска. Судя по расположению “подлЪ рЪку”, Волчий Хвост по-прежнему оставался воеводой передового полка. Широкая известность, которой пользовался на Руси воевода Волчий Хвост, вдохновила кого-то из грамотеев XVI века сочинить совсем уж фантастическую историю:
“В лЪто 6717. Князь Мстислав сяде во граде Галичи въ Полях, а под ним князеи 32 и вся Руская земля. А на Киеви князь Мъстислав, а воеводы оу него Дроздь да Волчи Хвостъ, и одоли Половец и Жомоть и Печениги, многи земли. Так и оу великого князя от[ъ]я землю по реку Почаину, отчину его. И князь великии Мстислав и вся земля Руская сташа на реки Почаине, и ту прииха к нему Олександръ Попович с Торопцем. И то слышав киевский князь, собра силу тяшку, Половец, Жомоть, Ляхи, Печенизи, и сташа в Полях. И рече Дрозду: еди, испытаи, есть ли князь великии на реки ПочаинЪ. И он рече: не иду, яз Дроздъ потка, а тамо есть Соловеи. И рече Волчи Хвостъ: и яз ихав испытаю. И пригна к рЪцЪ ПочаинЪ, воскликне ратным гласом: черлен щит, Ъду сим. И то слыша Александръ, посла к нему с черленым щитом Торопца, на нем же написан лют змЪи. И пригна к нему, рече: человЪче, что хощеши оу щита сего? И он рече: яз хощу того, хто за ним издЪт. И Торопец пригна ко Александру, рече: тоби, господине, зовет. И Олександръ похватя щит, бысть за рекои и рече ему: от[ъ]еди. И тако борзо ся съихашася. И Александръ вырази воеводу из сЪдла и ступи ему на горло и обрати оружие свое, рече ему: чего хощеши? И он рече: господине, хощу живота. И Олександръ рече: иди, 3-жды погрузися в реки ПочаинЪ да буди оу мене. И он погрузився и прииде к нему. И Олександръ рече: ЪдЪ ж къ своему князю, рци ему тако: Олександръ Попович велил тоби ступитися земли великого князя вотчине, или ся не сступишь и мы оу тебе возьмем же; да что ти отвЪчает и ты буди у мене, се ли не будешь и яз тебе среди полков наиду. И он пригна къ своему князю, исповЪда ему. И князь не сступися земли. И воевода опять пригна ко Александру, рече: князь не сступился земли. И он отпусти его. И великии князь и вся Руская земля бысть за рекои Почаинои. И Олександръ Попович наиха на вси полки и Половецки и победи я, Жомоть и Печенизи, и множество паде от руку его. И наиха на князя киевскаго со оружием, и он трижда паде пред Александром на земли, моляся ему. И он князя отпусти. Тако очисти землю великому князю, его отчину. Се бысть первая воина Олександра Поповича”
(“Сказание об Александре Поповиче из компилятивного Троицкого летописца“ // “Добрыня Никитич и Алеша Попович”, ЛП, с. 341-342, М., 1974)
Ростовский “храбр” Александр Попович и воевода Волчий Хвост никак не могли встретиться, потому что между ними лежал временной промежуток более чем в два столетия. Но для одного из самых любимых героев народных сказаний автору хотелось подобрать знаменитого супротивника. А Волчий Хвост и в самом деле был знаменит.
Именно поэтому, когда в 1873 году в деревне Пневище Могилёвской губернии был найден камень с непонятными надписями, то сразу же вспомнили о походе воеводы Волчьего Хвоста против радимичей. Тем более что события происходили как раз в тех краях. Эту мысль высказал владелец камня князь Алексей Михайлович Дондуков-Корсаков. Камень представлял собой валун приблизительно пирамидальной формы и весом около 500 кг. Надписи шли по двум его сторонам. Форма камня позволяла предположить, что когда-то он стоял на вершине кургана. Князь в своей статье логично рассудил, что радимичи, жившие по Днепру, не могли отказаться платить дань, так как были доступны для возмездия. Отказывались другие, что жили в глубине земли радимичей – те самые “пищаньци”. В память о победе по приказу воеводы был сооружен курган из камней, вершину которого венчал валун с выбитыми на нём знаками неведомого нам дохристианского письма (А.М. Дондуков-Корсаков “Древний памятник “Волчьего хвоста” в стране Радимичей” // “Полоцко-Витебская cтаринa”, с. 35-47, вып. Ш. 1916).
Так это происходило или нет – достоверно не знает никто. Но сама постановка вопроса служит подтверждением популярности Волчьего Хвоста в качестве персонажа народных сказаний. Такая “живучесть” возможна лишь при условии, если воевода происходил из очень знатного рода.
До сих пор князь Владимир самостоятельно возглавлял военные походы, и наставник ему не требовался. Но в следующий поход он взял с собой Добрыню, о котором уже лет пять не вспоминал:
“В лЪто 6493 (985). Иде Володимеръ на Болгары съ Добрынею, съ уемъ своим, в лодьяхъ, а Торъки берегомъ приведе на конихъ; и победи Болгары. Рече Добрына Володимеру: “съглядахъ колодникъ, и суть вси в сапозЪхъ; симъ дани намъ не даяти, поидемъ искать лапотниковъ”. И створи миръ Володимеръ съ Болгары, и ротЪ заходиша межю собЪ и рЪша Болгаре: “толи не будеть межю нами мира, оли камень начнеть плавати, а хмель почнеть тонути”. И приде Володимеръ Киеву”
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 82, Рязань, 2001)
Не совсем понятно, каких болгар имел в виду летописец – дунайских или волжских. Использование для похода торков, обитавших в Причерноморье, вроде бы указывает на дунайских болгар, да и в Никоновской летописи болгары названы “Низовскiа” (Никоновская летопись, ПСРЛ, т. IX, с. 42, М., 2000), что тоже позволяет связать их с Дунаем. Но по какой причине Владимир мог воевать с Болгарией? Конфликтов между двумя государствами не случалось, интересы их тоже не пересекались. А снарядить войско стоило дорого, и гонять его к Дунаю - только наносить убыток государственной казне.
Для поиска решения ключевое значение имеет упоминание Добрыни в качестве участника похода и упор на то обстоятельство, что поход был осуществлён “в лодьяхъ”. Добрыня имел пребывание в Новгороде, следовательно, именно этот город и стал отправной точкой похода. А отправиться из Новгорода на судах можно было только по Волге, но точно не на Дунай. Плыть предстояло вниз по реке, так что по отношению к новгородцам волжские болгары действительно были “Низовскiа”. Воскресенская летопись уточняет: “ПобЪда Болгаромъ, иже по ВолзЪ” (Воскресенская летопись, ПСРЛ, т. VII, с. 296, М., 2001). Новгородское войско присоединилось к киевскому, но сохраняло самостоятельность под командой Добрыни. Верховным командующим был князь Владимир, но приказы новгородцам он отдавал через Добрыню.
Волжская Болгария контролировала оживлённый речной путь, который активно использовали русские купцы, и являлась для Руси торговым конкурентом. Столкновения торговых интересов и территориальные споры приводили к военным конфликтам. В летописях сохранилось немало сообщений о нападениях волжских болгар на русские пределы – обычно, когда князья уводили свои дружины на очередную войну (Типографская летопись, РЛ, т. IX, с. 99, Рязань, 2001; там же, с. 104; Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 201, Рязань, 2001; там же, с. 476). По сообщению арабского путешественника XII века Абу Хамида, болгары добрались до земли летописной веси и заставили её платить дань: “А у него [Булгара] есть область, [жители которой] платят харадж, между ними и Булгаром месяц пути, называют ее Вису” (“Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную
