священник.
Глава 4
- Я тот день хорошо помню, - Иваныч снова закурил, собрался с мыслями и продолжил, - Он с самого начала не заладился. В соседнем районе из ИТК сбежали заключенные, напали на охрану и завладели оружием. Все отделение на ушах, выдали табельное оружие, усиление, прямо как в кино. Почти весь личный состав на патрулирование. И тут звонит Брижан, говорит, что у него человек умер.
- Где? – спрашиваю.
- Прямо здесь, в храме.
Приезжаем, там уже скорая, сам отец Александр, приезжий священник, Семеновна и ее мертвый сын Алексей. Врачи сказали, что следов насилия на теле нет, предварительная причина смерти – остановка сердца. Ну, думаю, слава богу, а то не хватало ещё убийства в церкви. Стали выяснять, что случилось. Мать в ступоре, она так до конца и не оправилась, Лешка мёртв, Брижан сам только приехал. Ну, взяли мы этого заезжего попа – и в отделение.
И вот сидит он у меня на стуле напротив, весь такой благообразный, благочинный, ну ни дать, ни взять - не от мира сего и я вдруг понимаю, не знаю как, что чихать он хотел на то, что у него человек умер. У меня на таких людей нюх, как у собаки. Ну, думаю, что-то тут не так. Ни паспорта при нем, ни прав водительских, ничего, только писулька какая-то якобы от его начальства церковного.
- Как мне к вам обращаться? – спрашиваю.
- Отец Иоанн, в миру Пекам, - отвечает он, - Иван Петрович Пекам.
- Где работаете? Чем занимаетесь?
- Я не работаю, я служу, - улыбнулся он, - Я зеркальщик.
- Зеркальщик? – спрашиваю, - Это что-то новенькое. И что значит работать зеркальщиком?
- Это значит творить волю Божию, - отвечает он, - Вы же знаете, что все в Его власти? А как эта власть осуществляется? Имеете об этом представление?
- Нет, - отвечаю я, - Не имею ни малейшего понятия.
А сам думаю, что же именно тут не то, почему не сходятся концы с концами? Что-то неуловимое, какие-то детали, мелочи, не могу понять какие, что-то очень на тоненького. В конце концов, пусть выговорится, если уж дело такой оборот принимает, тут главное – не перебивать. Первое правило Глеба Жеглова – улыбайся! Священник тем временем продолжал:
- Вот вы кем себя считаете?
- В каком смысле – кем? Тем, кто я есть, тем и считаю.
- Понятно, - снова засмеялся он, - То есть, тем, кого вы видите в зеркале: мужчиной средних лет, который служит в милиции. И если вы однажды увидите в зеркале вместо этого женщину-пенсионерку, то сразу насторожитесь и решите, что что-то здесь не так. Верно?
- Верно, - осторожно ответил я.
- Но если вы каждый день будете видеть в зеркале другого человека, а не того, кем вы сейчас являетесь, то кого вы станете считать собой? Самого себя или свое отражение в зеркале? Свое собственное ничтожество или Божий дар, коим и является отражение, проецируемое в сознание человека? А? В этом и заключается Божий промысел – дать человеку Образ и Подобие, дать Судьбу, дать Смысл и Призвание.
Отец Иоанн откинулся на спинку стула, победоносно окинул меня взглядом, исполненным божественного совершенства и именно тогда я понял, что передо мной сумасшедший.
- То есть вы тот, кто настраивает зеркала надлежащим образом? – предположил я, - Чтобы они формировали нас соответственно божьей воле? А что будет, если человек захочет увидеть себя самого в зеркале, увидеть себя таким, какой он есть на самом деле?
- Зачем? – удивился священник, - Поверьте, это не очень приятное зрелище, тут недолго и рассудком тронуться. К сожалению, такое иногда случается, приходится перенастраивать систему, в самом крайнем случае отключать объект.
- Как сегодня? Пришлось отключать?- меня начинало бесить это самодовольное существо, абсолютно невменяемое, сумасшедшее, несущее какую-то несусветную чушь у меня в кабинете, - Вы хоть понимаете, святой отец, что все то, что вы тут говорите – это богохульство?
Он вдруг рассмеялся, весело, громко и заразительно, едва ли не складываясь пополам, смеясь, вытер выступившие слёзы:
- Да Ему плевать на вас! Вы же просто декорации, массовка, персонажи с определенными характеристиками, существующие в заданных параметрах. Как только заканчивается гарантийный срок, вас разбирают на составляющие, затем собирают заново, обнуляют интерфейс и задают новые алгоритмы. И все сначала.
Тут меня прямо перемкнуло, как затмение какое нашло, так захотелось эту улыбочку стереть с его рожи. Проверим, думаю, до какой степени ты псих. Достал я свой табельный пистолет и говорю ему:
- А вот сейчас и узнаем, кому на кого плевать.
Обойму-то, естественно, вынул незаметно, оставил в кабуре, мало ли чего. Он как ствол увидел, аж побледнел весь, затрясся, схватился за сердце, шепчет одними губами:
- Воды! Дайте воды…
Тут уже и я перепугался, думаю – вот же дурак, погнался за понтами дешевыми, не хватало ещё трупа на допросе, за это же сразу из органов попрут, как пить дать! Наливаю из графина воды в стакан, протягиваю ему, он дрожащими руками тянется и вдруг хватает графин и с размаху мне им по голове – бабах! У меня искры из глаз, я попытался рукой удар смягчить, мне осколками всю ладонь исполосовало, с тех пор она меня плохо слушается. Повалился я на пол, все как в тумане, поволокой какой-то все затянуло. Он хватает пистолет, взводит курок и стволом к своему виску:
- Засиделся я у вас, да и лишнего наговорил, у нас, знаете ли, своя субординация, по головке не погладят.
Нажимает на курок – результата, конечно, нет! Осмотрел пистолет:
- О, да вы хитрец, товарищ капитан!
Обшмонал меня как заправский спец, нашёл обойму, вставил её, дослал патрон в патронник, осклабился:
- Пора и честь знать!
Ну, тут уже без осечек все было, пол-головы снесло. На выстрел в кабинет набежали остальные сотрудники, шум, гам, крики какие-то. Я не очень хорошо все это помню. Потом, естественно, разбирательство было, что да как. Оказалось, что священник этот приезжий, отец Иоанн, и не священник вовсе, никакого отношения к церкви не имеет и документы все его – липа. Личность его установить тогда так и не удалось, Брижану нашему сильно досталось, у них дисциплина не слабее нашей. Мне тогда намекнули, что после этой истории повышения мне не светит, я ещё три года отработал и вышел на пенсию по выслуге в двадцать лет.
Глава 5
Вот такая история, сосед. А не то, что там всякие придурки насочиняли. Несколько лет назад поехал я в Крым, он ещё тогда украинским был, там встреча выпускников была, я ведь сам родом оттуда. И вдруг вдруг встретился с ним, случайно, на вокзале в Севастополе, смотрю – идёт себе, живехонек, в рясе, жиденькая бороденка и улыбочка на лице, от которой воротил как с похмелья. Я его окликнул:
- Эй, милейший, как вас там –Иван Петрович Пекам, если не ошибаюсь?
Он очечки протер, глазками поморгал, и я готов об заклад биться на что угодно, что этот упырь меня узнал, но не подал виду.
- Вы меня с кем-то перепутали, гражданин, - а сам улыбается во весь рот, как кот чеширский.
- Да тебя трудно с кем-то перепутать! - отвечаю я.
Тут мимо патруль шёл, подошли к нам, спрашивают, мол, что происходит? Ситуация неприятная – чужая страна, иностранец скандалист с местным священником – кто останется виноватым?
- Извините, - говорю, - Ошибочка вышла, уж больно люди бывают друг на друга похожи.
- Ничего страшного, с кем не бывает? - он тоже не стал обострять ситуацию, - Всего доброго, Павел Иванович! Может, ещё свидимся!
Представляешь, каков сукин сын? Но с тех пор больше его не видел, да и честно говоря, не горю особо желанием. Живу я спокойно, тихо и неинтересно, приключений на пятую точку опоры не ищу. Подрабатываю сторожем, пенсия, рыбалка – чего ещё надо, чтобы встретить старость?
Иваныч закончил свой рассказ, первый и последний раз пожал мне руку, неуклюже, неловко, из-за травмированной ладони, сел в свою «ниву» и уехал. С тех пор прошёл уже год, я эту историю никому не рассказывал, старик по-прежнему живет нелюдимо, словно бы ничего и не было, здоровается через забор, иногда что-то чинит у себя во дворе и по ночам ловит рыбу, которую продаёт на рынке.
И вот я смотрю на все это и никак не могу отделаться от ощущения, что окружающее нравится мне все меньше и меньше: и сосед слева, и сосед справа, и гараж со смотровой ямой, и навес на весь двор, и летняя кухня во дворе, и баня и сам дом с выходом к реке.
Продам его на хрен.
