Женщина средних лет вышла на лестничную клетку, и, застегнув верхнюю пуговицу на модном темно-вишнёвом плаще, стала спускаться вниз. Пройдя два пролёта, она вдруг услышала лёгкий цокот каблучков и почти одновременно с ним услышала: «Нонна Борисовна! Нонна Борисовна, можно Вас задержать на минуточку?»
Услышав, как её зовут по имени, Нонна Борисовна остановилась и, медленно обернувшись, увидела очень молодую женщину, даже скорее, ещё девушку, бегом догонявшую её по неширокой детсадовской лестнице:
- Извините! – немного запыхавшись, проговорила незнакомая барышня, и тут же прибавила: «Это ведь Вы мама Лёнечки Чистякова из десятой группы?
- Да, это я, - кивнула та. И тут же задала встречный вопрос:
- А Вы, простите, кто будете?
Молодая женщина, стоявшая на полпролёта выше, немного смутилась, бросив взгляд на красивый блестящий плащ и дорогой шёлковый платок, который по цвету очень эффектно подходил к плащу:
- Я… я музыкальный работник, - голос у неё подрагивал, - у… у меня будет к Вам один только вопрос…
Не успела Нонна Борисовна спросить, в чём же заключается этот самый вопрос, как музыкальный работник сходу огорошила её:
- А можно Лёнечка не будет петь на детском утреннике?
- Т-то есть, как это - не будет петь? – оторопело спросила она, глядя в глаза задавшей ей этот вопрос девушке.
- Да… - на несколько секунд замялась с ответом та и потом продолжила более уверенно - понимаете, у Лёнечки совершенно отсутствует музыкальный слух, и плюс ко всему, он пытается петь, то есть… она снова остановилась, подыскивая слова, - то есть не петь, а перекричать других. И получается, что он портит всю картину. В-вернее, извините, всю песню. А мы репетировали почти два месяца! - чуть ли не в отчаянии закончила фразу музыкальный работник.
Они всё ещё стояли на лестнице, то и дело пропуская мимо торопливо поднимающихся или спускающихся родителей или других работников детского сада. И, хотя Нонна Борисовна стояла на несколько ступенек ниже, со стороны складывалось впечатление, что обе женщины стояли практически наравне: молодая худенькая то ли девушка, то ли женщина, с аккуратно, но совсем не модно зачёсанными назад волосами, и представительная, хорошо, даже можно сказать изысканно одетая мама Лёни Чистякова.
На какое-то время между ними диалог прервался, и молодая особа уже думала, что сейчас вот эта шикарная и стильная по всем параметрам женщина начнёт возмущаться и доказывать, что у её Лёнечки прекрасный голос и лишить её чадо выступления на детском утреннике – преступление из преступлений. Она уже мысленно начала подбирать слова, которые, как ей подумалось, сейчас придётся произносить в свою защиту, но к её удивлению, дама в безукоризненно сшитом по её фигуре тёмно-вишнёвом плаще, совершенно равнодушно взглянула на неё и таким же равнодушным тоном проговорила:
- Ну и пусть не поёт, раз не может. При этом в глазах её совершенно отчётливо появился вопрос: «От меня-то Вам что надо?»
Опешившая от такой неожиданной реакции, муз.работник несколько мгновений стояла молча, а потом произнесла уже более уверенно:
- Ну, если Вы не против, он тогда во время выступления с Вадиком Сергеевым на стульчике около стены посидит.
Убедившись в том, что ей не возражают, она снова пустилась в объяснения: «А то, понимаете, Вадик болел, слов он всё равно не знает, вот они…». Она не успела договорить. Нонна Борисовна, изобразив на своём лице полнейшее нежелание продолжать разговор, махнула правой рукой (левой она в этот момент доставала из внутреннего кармана плаща перчатки словно этим жестом она пыталась отстраниться от собеседницы), и недовольно вымолвила:
- Ну, и зачем Вы мне это всё говорите? Про какого-то там Вадика, про то, как он болел… мне-то, простите, это зачем нужно знать? Не считаете нужным, чтобы Лёня участвовал в концерте – значит, пусть не участвует!
И, оборвав разговор, она пошла вниз, надевая на ходу такие же блестящие, как плащ, только более светлые, перчатки с круглыми пуговичками на тыльной стороне.
Хотевшая что-то ещё добавить муз. работник спустилась ещё на несколько ступенек, но поняла, что догонять Нонну Борисовну - бесполезное дело. А заскрипевшая пружиной и хлопнувшая на первом этаже дверь тут же подтвердила эту догадку.
- Странная женщина, - тихо, почти себе под нос, пробормотала молоденькая барышня, поднимаясь наверх, - такое ощущение, что ей собственный сын совершенно безразличен. А ещё так шикарно одета…
От её взора, конечно, же не укрылись дорогие перчатки, позволить которые купить себе молодая сотрудница детского сада не смогла бы. Да разве ей по карману такая роскошь? Наверняка ей пришлось бы выложить за них половину своей зарплаты. Если не больше.
С мыслью, что «этих богачей никогда не поймёшь» она открыла дверь музыкального зала и зашла внутрь, чтобы через двадцать минут принять малышей из десятой группы на очередную репетицию песенок, сценок и танцев, из которых состоял концерт для утренника, до которого осталось совсем немного – каких-то три дня…
***
Тот кто уверен, что у красивых девушек всё всегда складывается хорошо, глубоко заблуждается. Видимо, русская пословица, вошедшая в обиход сто с лишним лет назад, не потеряла своей актуальности. Да-да, это та самая пословица, которая утверждает: «Не родись красивым, а родись счастливым».
Первая часть этой пословицы к Нонне Чистяковой совершенно не относилась. Большие, привлекательные глаза, тёмные волнистые волосы, аккуратно очерченный нос, точёная фигурка… Но, мало того, что в свои двадцать с небольшим она была первой красавицей на курсе – так она ещё относилась к той породе людей, которых, как говорил её научный руководитель «Боженька поцеловал прямо в макушку». При этом подразумевалась, конечно, не святая во всех отношениях любовь, которую высшие силы проявили к симпатичной темноглазой студентке Чистяковой. Просто она была на редкость умной и сообразительной девушкой, любившей неорганическую химию больше всего на свете. Вот эта любовь к науке её и подвела!
В то время как её однокурсницы, красивые и не очень, одна за другой выходили замуж и создавали семьи, Нонна проявляла интерес исключительно к растворам, которые находились в бесчисленных колбах и других химических склянках. Парней, готовых предложить ей руку и сердце поначалу было очень много. Курсу к третьему их количество заметно поубавилось, но среди юношей всё-таки продолжали оставаться те, кто за огромные карие глаза и балетную фигуру Чистяковой были готовы броситься чуть ли не в ноги объекту своего обожания.
Однако «объект» воспринимал эти ухаживания как само собой разумеющийся факт и с положительным ответом не торопился.
Окончание института было для Чистяковой только шагом на новую научную ступень – ибо в аспирантуру её взяли без колебаний. Из оставшихся «за бортом» молодых людей кто-то устроился работать в лаборатории, другая же часть не особо «перспективных» разъехалась по городам и весям, чтобы преподавать химию в школе. Все они вскорости обзавелись семьями, кто-то даже ухитрился вступить в брак по второму разу, и лишь только Нонна Чистякова, обуреваемая идеей открытия нового элемента, который дополнил бы известную таблицу Менделеева на одну единицу, продолжала и продолжала ставить свои бесконечные опыты. Носиться с пробирками по институтским коридорам собственное достоинство ей уже не позволяло, походка у неё стала степенной и важной. Выступления на заседаниях кафедры неорганической химии университета продолжали оставаться яркими и запоминающимися. Но… годы шли, пробирки и колбы вместе с их содержимым ушли в прошлое, а элемент, до открытия которого оставалось «совсем чуть-чуть» так и не пополнил таблицу знаменитого Дмитрия Ивановича, который с годами стал смотреть на Нонну с явной усмешкой. Причём смотреть с той самой таблицы, внести изменения в которую так мечтала молодая учёная, получившая сначала степень доцента, а потом и профессора. Кстати, в списке университетских светил науки она была самой молодой «профессоршей». Но, к сожалению, так и остававшейся без мужа и без детей.
***
Лёнечка, этот милый кудрявенький светловолосый малыш был её единственным сыном. Когда Нонна поняла, что годы, потраченные на бесконечные заседания кафедры и проводимые с утра и до вечера опыты, в общем-то пропали зря с точки зрения обустройства личной жизни, в глазах её сама собой нарисовалась безрадостная картина будущей жизни. Вот она, уже старушка, тяжело поднимается в магазин, чтобы купить буханку хлеба. Вот она сидит дома совершенно одна, пьёт чай и отрешённо смотрит в телевизор, где идёт передача, абсолютно её не интересующая. И Нонна, никогда не пасовавшая перед трудностями, в первый раз за свою жизнь испугалась, причём испугалась настолько реально, что несколько дней ей пришлось провести дома, борясь с приступом жуткой мигрени, одолевшей её после того, как сознание нарисовало ей, в общем-то, довольно безрадостное будущее.
Но долго это состояние не продлилось. По характеру Нонна была «железной мадам», а такие женщины, как известно, от единственной невесёлой мысли в себя не уходят и истерик не закатывают. Да и некому их было закатывать, эти истерики. Мама, начавшая потихонечку стариться, продолжала смотреть на свою учёную дочку с обожанием, никогда ей не перечила и вообще старалась вести домашнее хозяйство так, чтобы Нонна, устающая на работе, могла прийти домой и, хорошенько поужинав, сразу могла прилечь на свою любимую тахту и при этом не задумывалась бы, что есть в обиходе такое понятие, как «домашние дела», и что на завтра надо приготовить обед, а ещё – желательно – и ужин…
Нонна же решила действовать, причём действовать напористо и смело. И как всегда, не говоря никому ни слова и ни с кем своей идеей не поделившись. Впрочем, тут ей «подфартило», словно Её Величество Судьба без разрешения вторглась в её мысли и решила исправить ошибку бесспорно умной, но не очень везучей в личной жизни, професорши.
Не любившая искать объяснения всякого рода совпадениям, Нонна совершенно неожиданно обратила внимание на то, что молодой кандидат наук с кафедры химии природных веществ уж очень часто бросает недвусмысленные взгляды в её сторону. По большому счёту это было неудивительно: при своих тридцати восьми годах Нонна выглядела намного моложе. Природа ли так постаралась, или была Нонна обязана своей моложавости тому, что следила за своей внешностью чуть ли не двадцать четыре часа в сутки (несмотря на то, что не собиралась замуж), но её лицо, не поддающееся появлению морщин, характерных для женщин после тридцати пяти лет, сыграло свою роль: «кэхаэн» (так сокращённо называли кандидатов химических наук), косившийся в сторону профессора Чистяковой и не знающий, как подойти к ней, стал вздыхать и краснеть совершенно без повода слишком уж часто.
Недолгое общение с человеком противоположного пола, который был моложе её то ли на девять, то ли на десять лет (Нонна даже не запомнила ни даты, ни года его рождения) привело к тому, что она забеременела. Всё! Желаемая цель была достигнута! Врач из женской консультации, поставившая диагноз «беременность 5-6 недель» не
