октябре 2015 года и надо понимать, что 300 лет назад Ока была гораздо шире, чем сейчас..., и кроме того надо учитывать, что по весне река разливалась..., а значит можно смело поднимать нижний уровень горизонта поиска на 10–12 метров вверх от уровня воды в современной Оке.
Итак, вот здесь по ссылке я разместил свой визуально–информационный коллаж по теме предполагаемого клада Александра Кикина:
http://cloud.mail.ru/public/5a5b/jmLcep1u3
Надо сказать, что уже упомянутый выше в "книжном абзаце Семёнов–Тян–Шанского" Эмиль Александрович Липгарт, который со своим компаньоном и тёзкой Рингелем построил в Щурово в 1870 году чуть ли не первый в России цементный завод ( они там же строили храм, больницу и т.д. ), являлся потомком тех самых Липгартов, которые были прямыми родственниками жены поэта Пушкина А.С. — Натальи Николаевны Гончаровой.
С этим родом Липгартов я уже ранее несколько раз сталкивался в работе над своими публикациями на совершенно другие темы — когда "изучал" супругу императора Александра I — Елизавету Алексеевну, ревновавшую одно время своего фаворита Алексея Охотникова к Загряжской ( в замужестве Гончарова ) Наталье Ивановне ( эта работа ещё не завершена и пока опубликована частично ); и когда писал про плагиат песни "Священная война" — при поиске материалов докопался, что настоящий автор слов Александр Адольфович Боде имел косвенные далёкие связи ( через "боковых" родственников ) с этими Липгартами.
Кстати, поэт Андрей Чернов совсем недавно совершенно предметно уличил Лебедева–Кумача в фальсификации своих черновиков песни "Священная война". Вот здесь эта его публикация:
http://nestoriana.wordpress.com/2017/01/20/bode/
Хотите верьте, хотите нет, но тут какая-то есть мистика. Только я написал ( глубокой ночью ) обо всей этой истории с "кикинским кладом" в черновике, как уже ранним утром мне пришлось по срочным делам поехать в одно место..., и уже в 10 часов утра я стоял на берегу Оки в метре от воды. Правда, от Щурово это в сорока километрах вверх по течению, но всё-равно это было для меня каким-то сном..., ведь так сложилось, что я за всю жизнь ни разу не был на Оке, и лишь проезжал по автомобильным и ж/д мостам..., а тут получилось целых 15 минут постоять у воды.
Прошло ещё больше недели и я, перечитывая в который раз черновик этой работы, захотел узнать побольше про строительство первого ж/д моста через Оку в районе Коломны. И тут мне улыбнулась настоящая удача — оказалось, что строительство этого моста ( инженер Аманд Егорович Струве, 1835 – 1898 гг. ) сопровождалось фотосъёмками созданной в Москве в том же 1863 году полиграфической фирмы "Шерер, Набгольц и Ко".
Вот на этой фотографии ( снимок сделан 19 февраля 1865 года с правого берега Оки ) запечатлено испытание уже в основном построенного моста — сначала со стороны села Щурова на него заехали три сцепленный паровоза, а затем со стороны Коломны на мост также въехала паровозная сцепка:
http://cloud.mail.ru/public/Hyv3/ry3Wtyt8V
И далее, просматривая фотографии, я обнаружил то, чего даже не надеялся увидеть.
Вот посмотрите, на этом снимке ( сделан 30 сентября 1863 года со стороны левого берега Оки ) идёт строительство моста — паровоз работает на подвозке стройматериалов..., и на дальнем плане слева виден тот самый белый КАМЕННЫЙ ДОМ, упомянутый в книге Семёнов–Тян–Шанского. Именно этот дом выстроил в 1805 году Адриан Грибовский !!!
А ещё левее этого дома видна деревянная Троицкая церковь, отстроенная в 1775 году, как я уже ранее определился, внучкой Кикина — Натальей Александровной Голицыной ( в девичестве Долгорукова ):
http://cloud.mail.ru/public/8YYq/qVjejDbps
И вот здесь вполне прекрасный вид этой усадьбы на фоне временного технологического моста:
http://cloud.mail.ru/public/DqBB/mebHcYwA1
Если честно, я оказался доволен собой, так как все мои поиски координат Кикинской усадьбы по литературным источникам и выводы относительно её месторасположения полностью совпали с обнаруженными фотографиями и мне не пришлось делать никаких правок. Думаю, что заинтересованные специалисты смогут по этим фото довольно точно определить современную точку места белого дома.
В помощь я нашёл ещё одну фотографию ( 1912 год ), сделанную русским фотографом Проскудин–Горским Сергеем Михайловичем. Снимок выполнен от стен Старо–Голутвинского монастыря, на нём на переднем плане видна впадающая в Оку река Москва, вдали Троицкая церковь и совсем справа "Белый флигель".
Это фото здесь:
http://cloud.mail.ru/public/2Wqx/HrjAy1XDV
Вот такая получилась история..., и очень надеюсь, что она будет иметь хоть какое-то своё продолжение усилиями археологов.
Но продолжу свой прерванный рассказ о "несчастном" ( по определению Пушкина ) царевиче Алексее Петровиче, который на свою погибель доверился обещаниям отца быть к нему снисходительным..., и вернулся в Москву.
В понедельник 3 февраля в Кремлёвском аудиенц–зале в "торжественной обстановке" — в присутствии духовенства, министров и других высших должностных лиц Пётр I высказал все претензии своему отпрыску ( тот был как арестант — без шпаги ). Алексей попросил у отца "жизни и милости".
Царь пообещал проявить милость, если тот отречётся от наследия престола и выдаст абсолютно всех людей, причастных к его бегству за границу. Алексей дал на всё это согласие и передал отцу письмо с покаянием. Вслед за этим вице канцлер Шафиров ( его я недавно упоминал в теме "клада Кикина" ) зачитал приготовленное для подписи царевичем "Клятвенное обещание" ( об отрешении ). Вот его фрагмент:
"... обещаюсь и клянусь... той воле родительской во всемъ повиноватися, и того наследства никогда ни въ какое время не искать и не желать и не принимать, ни подъ какимъ предлогомъ. И признаваю за истиннаго наследника брата моего царевича Петра Петровича." ( стр. 444, том 6, Приложения, № 145, Николай Устрялов: "История царствования Петра Великого", Санкт–Петербург, 1859 г. )
Отойдя в отдельную каморку, Алексей назвал отцу некоторых людей, которые ему помогали и знали о его бегстве за границу. Очевидно, что именно тогда прозвучало имя Александра Кикина и, вероятно, была упомянута Евдокия Фёдоровна. Затем всё "высокое собрание" перешло в соборную церковь и там перед святым Евангелием царевич отрёкся от наследия трона и подписал бумагу.
С этого момента начинается раскручивание и следственное дознавание всей цепочки предыдущих событий, которые я частично описал выше.
Но всё по порядку.
4 февраля 1718 года Пётр I в письменном виде задаёт своему сыну вопросы в семи пунктах..., и через четыре дня — 8 февраля получает на них развёрнутые ответы, где упоминается уже множество имён людей, якобы причастных к его бегству за границу.
В тот же день 8 февраля царь отсылает в несколько мест своих людей для ареста подозреваемых. Так в Петербурге уже 11 февраля ( курьер опять мчал без передышки ) были арестованы брат Александра Кикина — Иван, царевич Сибирский, Михаил Самарин, Авраам Лопухин.
Как я уже сказал, в день своего отречения ( 3 февраля ) царевич устно упомянул свою мать..., и тут же государь предписывает следователю капитан–поручику Скорняков–Писареву ( Григорий Григорьевич, ум. после 1745 г., автор первого русского сочинения по механике ) отправляться в Суздаль:
"Указ бомбардирской роты капитан–поручику Писареву. Ехать тебе в Суздаль и там в кельях бывшей жены моей и ея фаворитов осмотреть письма, и ежели найдутся подозрительныя, по тем письмам, у кого их вынул, взять за арест и привести с собою купно с письмами, оставя караул у ворот".
У историка Николая Устрялова нет текста этого указа, а есть только его упоминание с отсылкой на донесение австрийского резидента ( посланник ) в России Отто Плейера..., и его дословное содержание мной взято из другого места — из современной книги "Щит и меч", где текст приведён в нашей орфографии..., и там нет ссылки на источник. Он скорее всего находится в каком-то частном или ведомственным архиве ФСБ, так как один из авторов книги Колпакиди А.И. ( род. в 1962 г. ) является историком спецслужб. И опираясь на слово "фаворитов", там автор даёт понять, что Пётр I уже был в курсе любовной связи Евдокии. Нет, это совсем не так. Слово "фавориты" в то время ещё имело и другой смысл — ближнее окружение, помощники, друзья. А любовная связь Евдокии Лопухиной и Степана Глебова вскрылась лишь в Преображенском застенке на допросах арестованных людей из монастыря.
Вы будете смеяться, но похоже я "вычислил", что в окружении Петра I был шпион, работавший на иностранное государство. Я обратил внимание, что вышеприведённый указ был подписан 3 февраля, но его исполнение по какой-то причине было отложено ( полагаю, что Пётр дожидался ПИСЬМЕННОГО упоминания царевичем имени Евдокии ). А донесение Плейера венскому двору императора Карла VI ( этот документ нашёл историк Николай Устрялов в тамошних архивах ) об отъезде Скорняков–Писарева в Суздаль датировано 6 февраля ( на донесении Плейера проставлены даты по двум календарям через дробь — 17 / 6 февраля ), хотя тот в реальности уехал из Москвы лишь 9-го или вечером 8-го февраля.
Получается, что Отто Плейер узнал об "отъезде" следователя в Суздаль ещё ДО свершившегося факта..., то есть, его ПРОИНФОРМИРОВАЛИ об этом заготовленном указе. Вот так можно раскрыть агентурную сеть при русском дворе спустя 300 лет ( улыбаюсь ).
Неужели этим агентом мог быть всё тот же камер–паж царя Семён Баклановский ? А почему бы и нет..., ведь был же он платным информатором Александра Кикина..., ну и заодно можно было заработать денежку от Священной Римской империи. В приговоре по "кикинскому делу" Баклановский не упомянут ( думаю, что царь постыдился обнародовать факт присутствия у себя под носом платного агента Кикина ) и нам неизвестно какое он понёс наказание..., но жив он остался, имел много детей, и даже во времена правления императрицы Анны Иоанновны был весьма заметен — его подпись присутствует под челобитной о восстановлении монархии ( 1730 г. ) и он служил воеводой ( в 1731–38 годах ) в тогда ещё маленьком Красноярске ( около 5 тысяч жителей ).
Итак, прибыл Скорняков–Писарев в суздальский монастырь 10 февраля 1718 года.
Этот следователь был одним из любимцев Петра I..., и по сути, стал основным приводным колесом в созданной по делу царевича Тайной розыскной канцелярии. Из той же книги "Щит и меч" ( в ней рассказывается о всех руководителях госбезопасности ) мы видим, что после раскрутки и завершения всего этого дела ( в день казни брата Евдокии Лопухиной — Авраама ) 9 декабря 1718 года "за верные труды в бывшем тайном розыскном деле" ему был пожалован чин полковника и 200 крестьянских дворов.
Вместе с этим Скорняков–Писареву поручается ( 3 декабря ) надзор за будущим строительством Ладожского канала ( об этом я расскажу позднее ), и сразу после нового года Пётр I назначает его ( 3 января 1719 г. ) директором петербургской Морской академии. В мае того же года ему поручают устроить бечевники от Ладоги по рекам Волхов и Мста для проводки судов лошадьми до пристани. Чуть позднее Скорняков–Писареву будет доверено организовать учебный процесс в ряде школ навигаторов. Надо признать, что
