Вдали шумело море, по-настоящему пахло влажной свежестью и гнилыми водорослями, было слышно, как плескались волны у берега, накатывая друг на друга, как обрушивались они на камни, а где-то совсем рядом кричали чайки и тарахтели машины, перекликаясь между собой раздраженными резкими гудками.
Мать уже включила телевизор — иначе, откуда весь этот шум?
Сережка попробовал перевернуться на другой бок. Вообще-то, он не любил с раннего утра громкие звуки, предпочитал собираться в школу в спокойной обстановке, но такое редко случалось в их доме. Матери было все равно, какое время суток за окном, утро или вечер, она всегда врубала музыку, как только вставала с кровати — так она полнее ощущала жизнь, а на мнение соседей ей было глубоко плевать. В отличие от своего сына, тишину вокруг себя она терпеть не могла.
Снова заснуть не получилось и Сережкины мысли разбрелись кто куда, словно стадо диких коз на горном склоне. Только бы сегодня не было очередных гостей, и так придется краснеть и выкручиваться перед Алисой Рудольфовной за то, что напечатал реферат всего наполовину. Открытым остается вопрос: поверит ли она в байку о подскочившей температуре, позволит ли закончить работу, предоставит ли самый последний-распоследний шанс на исправление оценки? Сколько их уже пропало впустую, шансов? А сколько он не сдержал обещаний по другим предметам? Наверняка, историчке уже доложили, какой он, Сережка Варламов, недисциплинированный и трудный подросток, специнтернат по нему плачет — именно такие слова он слышал собственными ушами, проходя мимо учительской, и ни один голос не сказал ничего в его защиту, хотя он специально задержался возле двери и пять минут изображал застывшую фигуру. Наоборот, несколько голосов, среди которых он, к ужасу своему, опознал завуча, Екатерину Андреевну, терпеливую и добрую бабульку, а также резкий бас Вячеслава Захаровича, учителя по технологии, заявили, что таким детям место в психо-коррекционном интернате, а не в одном классе с нормальными детьми, что он один тянет назад целый класс по показателям успеваемости.
«Ничего страшного — это же не навсегда, — журчал добрый голос Екатерины Андреевны. — Потом будет вспоминать, как лучшие школьные годы.»
«А не лучше ли лишить мать родительских прав?» — этот голос Сережка не смог опознать, как не пытался, вероятно это был преподаватель других, более старших, классов.
«А на каком основании? — возразила завуч. — И куда вы собираетесь помещать подростка, когда идет сокращение детских домов? Правильней будет приписать его к городскому Центру по опеке кризисных семей, и мать уже не сможет помешать правильному воспитанию мальчика…»
От дверей пришлось спешно убегать, но единогласное соглашение учителей засунуть его в какой-то психо-коррекционный интернат могильным камнем легло на душу. В этот же день Сережка нашел Алису Рудольфовну и упросил дать ему последний шанс исправить оценку.
Кстати, о школе: будильник пока так и не звонил, сколько же времени?
Сережка открыл глаза.
— Проснулся, Варлам? — над ним нависло незнакомое лицо.
Несколько белесых шрамов змеились по щеке, в ухе качалась длинная сережка, в зубах дымила сигарета, ничем не связанные дреды свисали с головы, как грязная свалявшаяся овечья шерсть.
Ростик!
Вихрем ворвались вчерашние воспоминания: пиявочный поцелуй толстой тетки на глазах матери и Фила, вкусное мясо из костра, тошнотворный ядовитый дым в легких, ребята!..
Он вскочил с коробок, оглядываясь, кроме него и Ростислава больше не было никого в самодельном сарайчике из старой тепличной пленки. Новые друзья, ставшие за один вечер близкими и, чуть ли, не родными, разошлись по домам, пока он валялся здесь на рваном картоне, хладнокровно бросили его одного.
— Не стали будить тебя, — ответил на его мысли Ростик. — Разбежались. У всех свои дела.
Сколько же времени? Мысли лихорадочно кидались в разные стороны, глаза метались вслед за ними
— Скоро полдень, — опять поймал его волну хозяин сарайчика. — А я смотрю, ты не любишь зря трепать языком — это правильно, говорить надо по делу, а не болтать всякую чепуху.
Ростик прищурился, выглядывая из укрытия, Сережка выбрался наружу и огляделся, жмурясь на ярком солнце. Холодный ветер с реки гнал к берегу беспокойные волны, плескался в них на мелководье, шумно отряхивался в кустах, буянил среди ракит, запутывая гибкие молодые веточки. Над головой Сережки, отчаянно голося, кружили голодные чайки, на крышу шалаша падали мелкие камешки с дрожащих конструкций моста, а холод мигом забрался под легкую куртку и нагнал целую кучу быстрых мурашек между лопатками. Мальчишка зябко поежился, передернул плечами, как застоявшийся жеребенок.
К сарайчику приближался низенький молодой мужчина, обросший короткой бородой, крадучись, он пробирался между береговых зарослей плакучих ив, перепрыгивал с камня на камень, то и дело поправляя на плече огромную спортивную сумку.
— А вон и мой корешок! — заулыбался Ростик. — Ты, Варлам, приходи вечером, если захочешь, а сейчас ступай, тебе пора домой.
Полдень! Значит на занятия он безнадежно опоздал! Это плохо, очень плохо!
Проклиная все на свете, Сергей помчался бегом к дому, торопясь изо всех сил, цепляясь за ветки и пучки высокой прошлогодней травы, пулей взлетел на крутой пригорок, под которым потерялся в зарослях ивняка шалаш Ростика, вихрем пролетел несколько улиц, стрелой перемахивал дороги, не дожидаясь, пока проедет очередная машина, только визг тормозов оставлял далеко за спиной, а ругань водителей даже не слышал, бежал во весь дух, не обращая внимания на лужи и грязь, в голове обреченно билась мысль — все пропало! Он подвел мать, профукал нормальную оценку за четверть, отправил коту под хвост доброе расположение учительницы! Из школы небось уже звонила Нина Алексеевна, эта толстая грымза, а Алиса Рудольфовна напрасно ждала его несколько часов в пустом классе и теперь вполне обоснованно считает обычным треплом и беспросветным дурачком, отстающим в развитии, способным только невразумительно мямлить у доски. Специнтернат по нему горько плачет!
Возле дома он чуть отдышался, глазами вспуганного дикого животного оглядел измятую грязную одежду, тщательно стряхнул со штанин прилипшие травинки, пригладил волосы и шагнул в темноту подъезда — какое счастье, что домофон вечно сломан, а входная дверь в их квартиру не запиралась и в лучшие времена — может, удастся просочиться незаметно.
Мать с кем-то ругалась по телефону, и с порога Сережку оглушили ее визгливые крики — это на руку, стараясь ступать неслышно, он крался в свою комнату. Если ни с кем не встретится, то сделает вид, что проспал: да-да, безответственно проспал, потому что пришел, как было велено в семь и отрубился, а до этого глаз не сомкнул у Женьки — такая у него приключилась бессонница! Не рассказывать же про шалашик возле речки! Где-то в самом затылке забродили мятежные мысли: а не все ли равно матери, где именно он ночует, если бы беспокоилась, не выгоняла бы к чужим людям. Новые мысли испугали, возмутили и он постарался их выкинуть из головы — конечно мать волнуется о нем, она же его мама!
Он взялся за ручку двери в свою комнату…
— Явился? — Фил в домашних штанах и тапках на босу ногу стоял на пороге кухни с чашкой кофе в руках. — Ну и где же ты был?
Сергей замер, не оборачиваясь, пытаясь с ходу придумать план Б, однако, никакие подходящие мысли не находились, мало того, он чувствовал себя бесконечно усталым, выжатым, как лимон, не способным, хоть как-то выкручиваться и спасать свое бедственное положение.
Не говоря ни слова, с каменным лицом Сережка двинул мимо Фила в ванную. Раз не получилось прошмыгнуть незаметно — то хоть умыться.
— Ты что это, решил игнорировать меня, мелкий сучонок? — сожитель матери захватил в кулак воротник его куртки и тут же сморщил нос. — Фу! Ну и вонища от тебя! Ты на помойке, что ли, валялся? — он потянул носом, принюхиваясь. — Эй! Да ты, оказывается, наркоша! Машунь, нашлась твоя пропажа, я же говорил, никуда не денется, жрать захочет и придет!
Из гостиной показалась мать в кое-как запахнутом халатике, с телефонной трубкой, прижатой к уху.
— Не надо угрожать! — кричала она в трубку. — Вон он пришел, ничего с ним не случилось! Какие оценки?! Их не выставили еще, до конца четверти целых два дня! А как я должна платить за эту квартиру?!
Выслушав ответ, она бросила телефон на диван и повернулась к сыну, на красивом лице, пунцовом, от злости на невидимого собеседника, гневно сверкали глаза. Сережка болтался в руках Фила и угрюмо смотрел, как взлетают и снова опадают вниз ее длинные искусственные ресницы, похожие на крылья бабочки, как кривятся губы, шевелятся крылья тонкого носа — мать была в ярости.
— Ты где скитался до этих пор, маленький мерзавец?! — две оплеухи незамедлительно обожгли щеки, Фил поддержал его голову в удобном положении, не давая отвернуться.
Сережка закрыл глаза и часто задышал, намереваясь стойко перенести взбучку.
— Из-за тебя приходится кругом оправдываться! Добился, меня вызывают в школу! Пришлось звонить твоему братцу, еще и от него выслушивать!
«Надо было оставить меня дома, а не гнать к Женьке», — мог бы ответить Сережка, но почему-то промолчал, да и какой смысл чего-то доказывать, ведь он и в самом деле виноват — расплата справедлива. Мать тут с ума сходила из-за него — пусть бьет, ничего, он потерпит.
Рука, занесенная в очередной раз, вдруг задержалась с пощечиной. Сергей разлепил
В том, в чем все женщины находят приятный подарок, ты видишь унижение. Вот здесь ты права, с грудными детьми надо сидеть дома, а не работать. В сериале "Во все тяжкие" (Америка) жена главного героя как раз работает с новорожденной дочкой: у нее есть возможность кормить ее, и укладывать спать, и все окружающие помогают ей — так принято. Нам не понять, просто другая жизнь. не хорошая или плохая, а просто другая.
То что напишу многим покажется странным. Почему? Мир становится всё агрессивнее и это никого не удивляет и никто не хочет вникнуть в причины. Причина проста – равнодушие окружающих. Принцип – моя хата с краю, устраивает многих. «тебе больно надо?» - лозунг многих.
Думаю, откуда во мне непримиримость к несправедливости, желание гасить конфликт в зародыше? От моего отца. Пример: мы въехали в кооперативный дом, многие хорошо знали друг друга – из одной организации. Но работать рядом одно, а жить по соседству совсем другое. Дом – квадратная коробка, слышимость как у себя дома, окружающие соседи прекрасно слышат все конфликты. Ночью сосед решил воспитывать жену. Двое соседей его тут же навестили: услышим еще раз, позвоним в милицию. Ты хочешь жить среди нас? Провинившийся сосед папе как-то сказал: у меня есть бумажка из психушки, мне всё можно. Папа ответил: здесь тебе ничего нельзя. Всё! Стал шелковым соседом. Думаете он конфликтовал с моим отцом? Ничего подобного, уважал больше всех. После смерти моего отца, те же функции на себя взяла моя мама – только услышат, что в их квартире говорят на повышенных тонах, идет к ним.
Безнаказанность - вот причина подобного положения дел.