теперь ни с того, ни с сего стыдится собственного геройского подвига. Наверное, по своей не дальновидности, совсем не думая о последствиях.
“Чудом спасшийся” поправил одежду, утёр пот и немедленно поспешил отблагодарить своего избавителя, радостно пожимая ему руку:
- Большое спасибо, парень! Я теперь твой вечный должник. Даже не представляю, чтобы они со мной сделали, если б не ты. Ты прям ниспосланный миссия во спасение моё, - усмехнулся под конец уцелевший. – Кстати, Иван Макарович.
- Ой, не стоит. Можно остановиться просто на имени. Николай. Вы можете идти. Я вас не держу.
- Интересный вы человек. Может мне всё это снится, - Иван Макарович потёр глаза. – А нет. Ты всё ещё здесь. Это что-то неслыханное. В наше время вот так вот просто и безвозмездно освободить кого попало. Невероятно. Тем более здесь, где все живут по понятиям. Ну ладно. Всё ровно, я очень благодарен тебе. Ты скажи лучше, куда путь держишь-то?
- Мы с друзьями идём в Москву…
- Ох, - оборвал его Иван Макарович. – Ты словно эхо прошлого. Вроде молодой парень, а за модой не следишь. Как это у вас, у молодёжи, не в тренде в общем. Московская лихорадка давно закончилась, потому что каждый бывалый знает, что туда доступ закрыт. Не актуально это сейчас.
- Знаешь, не очень люблю делать то, что модно, престижно и положено.
- Тогда зачем вам туда?
- У моего друга там осталась семья и он обратился ко мне за помощью, и я не могу его подвести. Без меня ему не справиться.
- Ммм, смело и безрассудно. Вот так чудо… Тогда ты не против, если к вашей братии и я присоединюсь, а то мне податься особо-то некуда. Да и потом, я тебе обязан…
- Ничего ты мне не обязан. Я не хочу, чтобы ты шёл со мной ради компенсации за услугу.
- Хорошо, прости. Тогда пойду просто так, как новый член твоей банды.
Команда энтузиастов, стремящихся за непроницаемый барьер, обзавелась ещё одним человеком, и Николай поражался самому себе, в частности своим лидерским задаткам. На время заглянув в кладовую школьных и студенческих воспоминаний, юноша не увидел никаких проявлений и даже оснований для таких заключений, ибо в те года такой талант в нём никак не проявлялся, да и после, уже на работе тоже не выказывал особых симптомов. И только здесь, за периметром зоны, вдали от земных красот и мирского благополучия в нём, точно аленький цветок, расцвёл столь неординарный и редкий дар, быть может благодаря которому и удалось достичь того потрясающего результата, той высокой ступени. Её высота позволяла удостовериться в правильности и верной траектории развития незабываемого путешествия, что путеводной и судьбоносной нитью ведёт путников навстречу заветной цели. Стоя на ней и озираясь по сторонам, а главное вниз, чтобы сравнить крошечный и сомнительный старт, абсолютно не суливший как-нибудь великолепного успеха, или серую и непривлекательную жизнь в просвещённом обществе, разъедаемую ленью, корыстью и завистью, и нынешний заслуженный и величественный постамент. На достигнутой и пока непривычной высоте Николай понимал и видел, как его стремление и старание объединяли вокруг него близких и неравнодушных людей, освящая им путь во мгле и забвенье, словно факел в тёмном царстве, и ведя за собой на великие свершения, вселяя надежду и уверенность в своих силах и способностях. Вместе с находкой и открытием в себе данной жилки боец свежо почувствовал в себе ту тяжёлую и естественную долю ответственности за всех компаньонов, что искренне верят ему и преданно идут по стопам. Почему-то он даже пропустил через рассудок такую мысль: “Ведь я им нужен, без меня им будет очень сложно.” Такое умозаключение, казалось бы, ублажающее вредную и стервозную гордыню, наоборот обостряло внутри чувство долга, заставлявшее юношу не отделять себя от группы. Николай отчётливо осознавал определённую нужду в самом себе у напарников, но справедливо отождествлял себя с остальными и нисколько не отделялся от них, так как смекал, что и без них он собственно ничего не стоит. Боец на миг возомнил себя неким наставником, поучающий других и концертирующий их вокруг своей персоны, подавая прекрасный пример высокой нравственности и гуманизма, а также упорства и отваги.
Николай и Иван Макарович возвратились в спальный отсек, где их ожидала раздосадованная и взбешённая половина отряда, в особенности Алексей. Он и Сергей закономерно полагали, что ранец с бутылками с зажигательной смесью кто-то похитил, однако завидев отсутствие рядом третьего коллегу и главного инициатора ночного рейда, сразу же пришли к выводу о покупке им необходимого фуража и боеприпасов. Однако, к сожалению, для них, ни того, ни другого начинатель и старший энтузиаст не приобрёл и был готов решительно и непоколебимо понести наказание и выслушать волну критики от друзей, ибо за свои поступки предпочитал честно держать ответ. Николай не искал каких-нибудь глупых и левых отмазок и оправданий в свой адрес и, скрепя сердцем, ожидал приговора коллективного суда, виновно повесив голову и покраснев от позора. От душераздирающей пламенной стихии, разжигаемой бесчинствующим чувством стыда, было чрезвычайно трудно и горестно смотреть в глаза своим товарищам. В напряжённых душевных чертогах, сверкающими пронзительными раскатами эмоций, усиливалось и кипело жгучее раскаяние, вынуждая юношу полно и ясно сознать весь масштаб содеянного, дабы исправиться и встать на путь возрождения.
Гнев возмущённого Алексея молниеносно и громогласно вырвался наружу, обрушиваясь на виновного всей железной мощью обвинительных доводов, дабы вразумить неорганизованного и рассеянного героя.
- Вот ты где. А мы знаешь ли волнуемся. Чего нас не предупредил? И где тот самый товар, что так нам важен для дальнейшего продвижения к Москве?
- Нету, - робко и стыдливо ответил Николай. – Я вот человеку помог и поступить иначе у меня не было возможности. Прости.
И без того враждебная обстановка продолжала неумолимо накаляться, пока не достигла такого напряжение, что уже никакая моральная сила не смогла бы удержать проистекающий конфликт, входящий в фазу кульминации. Растущее и бурлящее пламя обиды, поглощающее духовное состояние Алексея и подталкивающее его на ответные и карательные меры, настолько обуглело его душу, что держать себя в рамках приличия уже не представлялось возможным. Насильно придерживаться границ порядочности и вежливости, казалось, излишней уступчивостью безумству и глупости Николая, а потому Алексей, сгораемый от кипящей обиды и безысходности текущего материального положения, оставшись фактически ни с чем, взорвался от нетерпения, желчная масса негатива и недовольства вырвалась наружу, превращая его в психически неуравновешенного человека. Он словно вышел из себя, ибо чаша терпения была уже слишком переполнена, и налетел на Николая, как на потенциального обидчика и агрессора, прямо как на разъярённого мутанта, загнавшего Алексея в ловушку. Ущемлённый отец грубо и жёстко схватил друга за воротник и приготовился со всей силы швырнуть его на пол. И всё-таки полностью оскотиниться ему не удалось, в порыве бешенной ярости он не утратил того прочного здравомыслия мыслей и рассудка, оттого и сумел моментально убедить себя сбавить обороты недовольства и ненависти, заглушить внезапный всплеск негодования, разумно понимая, что сделанного не вернуть и не исправить. Однако Алексей никак не мог принять те сухие и чёрствые словесные извинения напарника, запятнавшего свой авторитет и честное слово поганой и мерзкой подлостью свершённого поступка. Невозможно было смириться с той безответственностью и глупостью Николая, проявленную в такой важный момент путешествия, которое наконец-то выровнялось и вошла в колею, когда появилась единственная возможность пополнить запасы и плавно, не испытывая ни в чём никакой нужды, прорываться к злосчастной Москве. Канули в небытие те величественные и чистосердечные признания в дружбе и верности, померкли благородные и великодушные заслуги, растворились в гуще прошлого те приятные и радостные мгновения совместных приключений. Отныне всё это считалось красивенькой ширмой и лукавой оболочкой, за которой скрывалось всего лишь жалкое и циничное лицемерие. Трудно простить злоупотребление своим же доверием, воспользовавшись которым коварный хитрец совершал выгодные для себя делишки. Когда о твою доброту просто взяли и бесстыдно вытерли ноги, как о половую тряпку, и, прикрываясь твоим горем, бедами и лишениями твоей родной семьи, корыстно и алчно удовлетворяя свои прихоти. При чём совершая это за спиной, скрытно и тайно, дабы не угодить под пресс иного мнения своих друзей, на которое, как думал Алексея, Николаю абсолютно наплевать и его не интересуют чьи-либо альтернативные точки зрения, потому что только его мнение есть истина в первой инстанции. Всматриваясь в искушённого великодушными соблазнами безумца, Алексей находил в этом предательском облике свою роковую ошибку, совершённую несколько недель назад, потому что до последнего не думал и гнал подобные мысли прочь о том, что верный храбрый друг принесёт ему столько хлопот и проблем. К страшной обиде присоединилось гулкое чувство сожаления за сделанный выбор. Алексей недоумевал, как ему посчастливилось так просчитаться и не разглядеть в этом жалком и ничтожном честолюбце алчного и гордого отступника. Продолжать сдержанно молчать и не реагировать на такую предательскую и свинскую выходку являлось чистейшим неблагоразумием и проявлением высшего рода трусости, потому что если не приструнить эти геройские порывы на корню, то с каждым разом они будут только учащаться. Следовательно, боязливо терпеть и формально попустительствовать подобным фортелям было просто нельзя. Отмалчиваться Алексей более не стал и решительно высказал всё, о чём думал:
- Ну что ты теперь доволен? А? Доволен? Мы снова остались ни с чем! Ни патрон, ни еды, ни транспорта. Ничего! Зато твоя совесть будет чиста. Главное она тебя теперь грызть не станет. Правильно. Я же тебе говорил – мы пришли сюда не за этим. А ты вот так низко взял и проигнорировал. Плевать ты хотел на мою просьбу. Что ты молчишь? В глаза смотри! Из-за тебя моя семья ещё дольше будет ждать спасения и, не дай Бог, из-за твоей погрешности мы потеряем драгоценное время и не успеем вовремя, и они погибнут. А что меня в рабство не продал или себя? Там, наверное, полно несчастных, кому нужна свобода? Ну иди! Давай! И плевать на наш поход, на все цели. Давай! А может пойдёшь мутантов мочить и заодно погибнешь смертью храбрых? Мы потратили столько времени и нервов, висели на волоске от смерти, а ты вот так просто ради удовлетворения жалости всё перечеркнул. И главное, никого не спросил. Ни меня. Никого. Ты всё ровно всем не поможешь. Вокруг полно других бедных. Что же ты им не помог? А то несправедливо как-то, один спасён, а другим не повезло? За это тебя совесть не грызёт? Всех голодных тебе не накормить. Всех слепых не сделать зрячими. Всем глухим не вернуть слух. Инвалидов тебе не излечить. Зачем ты пытаешься делать то, что тебе не под силу? А теперь из-за твоего благородства, ко дну пойдём мы все. Не тяжела ли ноша? Сними розовые очки и
