абсолютно никакого страха. “Стрелять они точно не будут, потому что в укрытиях так не принято,” – юноша был уверен в этом твёрдо и не ошибся в умозаключениях. До обидчиков всё-таки дошли слова со стороны, и они прекратили мучать должника, крайне удивлённые тем, что кто-то осмелился выступить против. Николай на всякий случай сжал кулаки, потому что эти парни могли запросто его побить, и, встав напротив, выдвинул им свой ультиматум:
- Отстаньте от него.
- Иди гуляй, мальчик, по-хорошему, - ухмыляясь брызнул один.
- Да, шагай. Не охота пачкать пол, - гнусно усмехнулся второй.
- Прекратите пытать его. Убьёте же!
- Не лезь в пекло, сынок. А то можем оприходовать также.
Ситуация продолжала накаляться и двое оппонентов развернулись к заступнику. Всё шло к тому, что они вот-вот нападут и изобьют Николая, указывая ему своё место. И тот чётко понимал это, а главное ещё более осознавал всё безнадёжность своих методов, достучаться до совести этих мерзавцев. Поэтому, Николай посчитал единственно правильным вариантом спасения выкупить несчастного, не зная при этом размера долга. Весь товар, который имел боец, заключался в тех самых “коктейлях Молотова” и остатках топлива, предназначенный для покупки боеприпасов и провианта. Но в данный момент его это не интересовало.
- Я хочу его выкупить, - лихо заявил юноша.
- Ох. Знаешь, мальчик, мы не торгуем им. Так что отваливай.
- Помолчи-ка лучше и дослушай. У меня есть чуть больше десятка бутылок с зажигательной смесью, плюс немного бензина и пустых бутылок для изготовления новых бомб.
- Хм..., - прищурился первый. – Солидный товар для зоны. И ты готов его отдать за этого человека? Ты даже не знаком с ним.
- Мне нужен человек для одного дела срочно.
- Мм, дай подумать. А это не твоих рук дело, когда ночью кто-то сжёг тачки?
- Моих. Кстати, очень эффективное средство, чтобы отвлечь мутантов. Так что берите, не пожалеете.
Ещё некоторое время двое кредиторов совместно обсуждали столь внезапное и заманчивое предложение.
- Годиться. Тащи сюда своё добро, тогда и обменяемся.
Окрылённый таким непредсказуемым, но очень желаемым ответом, Николай мигом отправился обратно в спальный отсек за ранцем с бомбами. За этот, казалось бы, короткий и незначительный переход обрадованное текущим ходом событий естество успело обзавестись разумными мыслями, которые резко вцепились в сознание, словно агрессивная свора диких собак пронзила его своими клыками. Из глубины телесных изваяний доносился отчаянный ропот сердца, одолеваемое угрызениями совести и всесильно умаляющее прекратить и заглушить все эти геройские амбиции. Чувство вины, пропитанное и ниспосланное совестью, расползлось по всему пылкому телу и точно резкой и заслуженной пощёчиной, хлёстом кнута наказания, обрушилось на оживлённые приступы самолюбия и надменности, потому именно эти гадкие наклонности своеобразной и непростой человеческой натуры начали оказывать неблагонадёжное и вредное влияние на характер. Под острым воздействием высоких свершений, пускай даже из самых лучших побуждений, ведомый жаждой избавления человека, вовсе не знакомого, из долгового рабства, юноша фактически отвернулся от своих товарищей, предал всё общее дело, инициатором которого сам и являлся же. Клеймо изменника отныне и навсегда обещало закрепиться за ним, повсюду преследуя и терзая его, как и ярлык обманщика, что легко и цинично бросается не шуточными обещаниями, водя за нос остальных и на их снисходительности въезжая в рай. После этого наплыва сокрушительных обвинений последовало мерзкое отвращение к самому себе. Николай нисколько не помышлял причинить вред своим друзьям и отречься от сказанных клятв, однако и пройти мимо угнетённого и обречённого на вечное рабство человека тоже не мог. Несомненно, он понимал и представлял себе ответную реакцию Сергея и тем более Алексея в виде прямого и грубого порицания, справедливо осуждающее сей рыцарский и высоконравственный шаг, являющийся по факту ударом в спину и подлым плевком в лицо своих компаньонов. Не исключался и вариант изгнания неутомимого и безответственного благодетеля из командных рядов, ибо такая дорогостоящая благотворительность и пожертвование коллективным достижением не внушала доверия. Следовательно, данный героизм всего лишь тянул развитие путешествия ко дну, словно весомый балласт, от которого логичнее было бы избавиться. Вдобавок, волна стыда и критики оставила юноше для размышления интересную фразу: “В мире полно стеснённых и несчастных и всем помочь ты никак не сможешь. Тебя просто на всех хватит. Так жизнь можно загубить, а она у нас так коротка. Нужно сначала подумать о себе, потому что большинство не совсем правильно оценит твой похвальный жест доброй воли.” Все эти всплески и конвульсии горделивых амбиций и замашек твёрдо заслонили своим высокомерным строем мольбы и просьбы, посылаемые по адресу совести. Прорыв великодушных и чистейших чувств, поглощаемый скверными и лукавыми соблазнами ненавистной половины души, рьяно и гнетуще стремившейся доминировать полностью, начал ослабевать и высокое пламя медленно потухало. Возникли сомнения по поводу правильности совершаемого подвига, однако им суждено было расколоться, погибнуть и спасаться бегством вплоть до чёрного и беспросветного угла, чтобы на время угомониться и ослабить тщетный и безрезультатный натиск. Сомнения рождаются и крепнут под дурным воздействием и коварным влиянием низких и хитрых человеческих качествах, питаемые диким и страстным эгоизмом, который часто используется злыми и губительными язвами для добродетелей человека. И конгломерат заносчивых и самовлюблённых душевных дефектов является весьма искусным в развращении и подчинении непокорной натуры своим прихотям. Тем больше возрастает и зреет их зависть, бьющаяся в гневной истерике, пока имеется в людском сознании иная альтернатива. Неприступными крепостями для вредных и желчных полчищ чаще всего остаются надежда и вера, если, конечно, они расположены на позициях добра. Поскольку можно также верить и в свою исключительность, кичиться собой и превозносить свои взгляды, как истину высшей инстанции. Можно и надеяться на более неприятный для кого-либо исход, удовлетворяя потребность в самодовольстве и корысти. Демонический полюс души постоянно мечтает о таких превосходных союзниках, как надежда и вера. Вот только в данном случае, эта пара сильнейших и порой определяющих качеств внутреннего мира находилась по ту сторону баррикад от печальной тьмы. Николай всё ещё крепко и простодушно верил в абсолютное добро, которое лишено корыстного окраса. Человек обязан совершать честные благодеяния и ими же искупать свои ошибки и преступления. Юноша по сути являлся идеалистом и поэтому наивно верил в совершенство человеческого бытия и не ограничивался только пустыми мечтами. Он был готов приложить массу усилий и оторвать от себя последнюю рубашку, лишь бы принести кому-либо пользу, потому что убедился в том, что человека красят только благородные поступки. Постороннее и чужое горе воспринималось им, как личное. Ему не представлялось жить спокойно и дальше, равнодушно потребляя общественные блага, пока мир терзают лишения и беды. Николай никогда не был дураком, ибо хорошо понимал, что всему миру принести счастье не в состоянии, но осознавал возможность поддержать близких и окружающих, подавая пример в надежде, что кто-нибудь последует за ним и будет помогать другим или хотя бы сам измениться в лучшую сторону. “Предположим, я откажусь от этой затеи и вернусь к парням, но как жить потом в достатке, зная, что я имел шанс помочь дядьке, а сам испугался за свою шкуру? Трусливо смирился и отвернулся. Простота хуже воровства!? Правильно, пусть вокруг твориться беспредел, зато лишь бы не меня. Своя рубашка ближе к телу!? Нет уж. А то, спасение утопающего, дело рук самого утопающего. А, если я могу подать ему руку, то почему я должен игнорировать? Чтобы потом ходить и сознавать своё малодушие и нерешительность? Зато сохраню эти бутылки зажигательные. Дойдём до Москвы, вспоминая об этом, кичась своей жадностью? Наш путь не будет построен на этом,” – негодовал Николай, целеустремлённо устремившись на выручку к незнакомцу.
Шурша стеклянными ёмкостями друг о друга, великодушный боец, одержимый осуществлением помощи и всем своим существом к ней стремящийся, могуче ступал к нетерпеливым мздоимцам. Те в очередной раз поразились благородству и отсутствию выгоды у, по их мнению, “странного паренька”, презренно взиравшего на них. Осмотрев полезный и ценный товар поближе, оппоненты полыхали от небывалого торгового успеха экономической операции, радуясь солидной и щедрой выручке, на которую можно прилично подготовиться к трудному рейду, запасаясь обильной амуницией и пышным провиантом. Им казалось, что сей обмен товарами есть ничто иное как изумительный обман Николая, принёсший им столь обильную прибыль. Для них юноша являлся всего лишь глупым и наивным дураком, который подвернулся очень даже кстати. Раз они так торопливо вытряхивали последние гроши из должника, значит деньги были необходимы, как можно скорее и явно не для какого-то бессмысленного дела. Однако юноша не в коей мере не считал себя в то мгновение “обведённым вокруг пальца” болваном, а наоборот ощущал пьянящий наплыв животрепещущих чувств, чарующих сознание фанфарами, что возносили Николая высоко на пьедестал прославленных и гениальных мировых деятелей. Упоение превосходным торжеством удовлетворённой справедливости волшебно прельстило смелую натуру спасителя, подтачивая в нём громадный монолит нравственных сил, что лихо праздновали победу над грозными и коварными кознями тьмы. Щенячий восторг поработил сплетение разума и подсознания, на минуту погрузив молодого человека в пучину беспамятства. В блаженном забытьи Николай уже не мыслил трезво и с моментальной лёгкостью погасил последние огоньки кричащей совести, потому что она неистово напоминала о раздосадованном коллективе, ожидающим ответа и указания причин такого благодеяния. Продолжая наслаждаться сказочным эффектом от совершённого подвига, у поборника нравственности жгучее и светлое исступление на миг даже затмило самую сокровенную цель: пробраться в Москву. И всё-таки столь действенное впечатление от реализованного помысла, миновав точку максимума, постепенно пошло на убыль, ибо оно просто не могло длиться вечно. Подступали насущные проблемы и окружающая реальность с той гнетущей атмосферой разрухи и напряжения. Честолюбивая услада сменилась горьким и мучительным страхом, горделиво подступавшим из душевных закоулков, точно грозовая туча, наступавшая из далека. Спустившись с райских небес на землю, Николай теперь начал сознавать всю тяжесть лёгшего на него бремени ответственности за свой подвиг. Предстояло взглянуть в глаза своему лучшему и преданному товарищу. Непонятно откуда, из каких сердечных катакомб появился загадочный стыд, как не парадоксально, именно за содеянное. У Николая закружилась голова от такого странного противоречия: всем сердцем желал помочь человеку, а
