существо было явно возмущено поведением ездока и храпело, отплясывая на месте, и всё старалось скинуть женщину или рвануть опять рысью. Но Диара уже владела ситуацией и такое поведение лошади её не пугало, властно натянув уздечку, она старалась успокоить его и успокоиться сама. Боясь оглянуться ещё раз и увидеть ту же фантастическую картину, она подождала, когда граф подъедет сам. Не решаясь спросить об увиденном, и не зная как сумеет объяснить такое своё видение, Диара всеми силами пыталась найти это самое объяснение. Единственное, что пришло в её голову, это предположить, что ей показалось, поскольку её психика от пережитого не пришла в нормальное состояние и все события сейчас ею рассматриваются несколько в другом свете. Ей показалось, показалось и всё. И она решила не делиться с графом своими предположениями и видениями, дабы не показаться ему сумасшедшей. Ещё неплохо бы попросить графа пригласить доктора, может быть тот сумеет успокоить её и найти объяснения. Хотя, что можно ожидать от мозга, загнанного в угол страшными событиями последнего времени? Могло быть гораздо хуже. Когда-то Диара с увлечением знакомилась с трудами по психиатрии доктора Уоррена, а послужило толчком к этому встреча с душевнобольным шестнадцатилетним юношей, братом Карины, соседки Диары и давней её подруги. Молодого человека практически с рождения держали вдали от людских глаз и только по рекомендации столичного врача, настоятельно объяснявшего его родителям, что сыну их требуется обязательно общение с людьми, он был допущен в круг знакомых своей сестры. Надо сказать, что опасности с точки зрения Диары он действительно не представлял, и общение с ним походило на общение с малым ребёнком, непосредственным и немного странным, но добрым и открытым. Вот тогда Диара и стала изучать литературу с описаниями душевных расстройств и всех известных причин, ведущих к ним. Но сейчас, ни один из описанных в книгах симптомов состояния не подходил по описанию, и она вынуждена была согласиться на единственное объяснение её видений – психика требует отдыха и не стоит упрямо стремиться вспоминать тяжёлое прошлое, ведь изменить его теперь она не в силах. Необходимо скорее восстановить своё душевное равновесие, ровное и спокойное состояние.
6.
Нет возможности вернуть к жизни отца, нет возможности теперь, после сотворённого вернуться в родной дом, наверняка её уже ищет полиция, и суд, разобрав события, явно приговорил её к казни за убийство. Жизнь, действительно, круто поменялась и сейчас замок графа не просто убежище, где её не смогут найти, а шанс выжить. Отец всегда учил её цепляться за жизнь и никогда не терять надежду, учил, что спасение приходит порой оттуда, откуда ты его никогда не ждёшь. Она старалась графа и его замок воспринимать именно таким спасением, дарованным Богом шансом. И если Богу угодно спрятать её, значит, у неё есть возможность отмолить грех убийства. Ведь произошло это совсем не по доброй её воле. Она совсем это не планировала. Так человек пытается объяснить свои грехи – обстоятельствами, случаем, невезением. В то утро ничего не предвещало таких событий. Смерть отца три дня назад воспринималась Диарой, не просто горем. Это был крах её жизни, счастливой и безмятежной и молодая девушка совершенно не способна была справиться с отчаянием и одиночеством. Всё самое дорогое перестало существовать в одночасье. Умер не отец, умерла и сама Диара. И странно было её сознанию в те минуты видеть людей и продолжать слышать звуки. Разве может она сейчас жить? Разве жизнь может быть без отца? И что теперь значит она, эта жизнь, если его нет? Он не сидит за столом, не смеётся над её шалостями, не ругает и не восхищается её сообразительностью и не по-детски развитым аналитическим умом. Даже Ремий сейчас не в силах был помочь своей любимице. Похороны, смерть, слёзы, люди, их горестные лица и ничего не объясняющие фразы, участие, которое тяготит ещё больше, чем честное равнодушие… И одна кричащая мысль: я ничего и никого не хочу видеть, слышать, знать. Я ничего не хочу. Совсем. Навсегда. Поскольку для меня уже ничего нет. И не может быть. Сразу после церемонии похорон в доме появился граф Горанж.
После смерти отца Ремий вынужден был поведать все финансовые проблемы их семьи и без того убитой горем девушке. Это ещё больше повергло Диару в ужас. Ей и только ей надо сейчас делать выбор, именно сейчас. Долг, действительно был огромным, и даже продажа всего имущества древней и знатной их семьи, в жилах которой течёт кровь не одной королевской династии, не способна была погасить долг этому человеку. Конечно, не место и не время сейчас ставить этот вопрос перед несчастной сиротой. Но… Горанж мог пойти на отсрочки старику, учитывая старые отношения и его вес в обществе, чего же сейчас упускать и без того короткие собственные годы, и продолжать ждать, ведь старик уже умер, рано или поздно предложение о замужестве должно случиться. Это предложение казалось ему спасением обнищавшей Диары от всех хлопот. И потом, светское общество очень настороженно относиться к девушкам-сиротам в таком возрасте и стремиться «приклеить» им ухажёров из числа волокит. Значит, её замужество с ним обеспечит ей доброе имя и спокойную жизнь. Он оценивал своё намерение практически как подвиг человека, спасающего ребёнка своего старого знакомого. И всем своим видом он показывал это. Вкрадчивая речь, восхищённые и любовные взгляды, по его мнению, должны были показать Диарее, что он ещё не так стар, как кажется. Но его учтивое обхождение и взгляд старого соблазнителя воспринимались Диарой как слащавость, и каждое его обращение к ней в эти дни вызывало внутри девушки приступ тошноты и чувство отвращения. Несколько дней прошло в муках. И вот настал момент, когда граф Горанж решил активно действовать. Нарядный и напыщенный, он с огромным букетом появился на пороге дома Диары, где ещё не сняты были траурные ленты, и всё дышало тишиной потери и упокоения. Зеркала, дотоле яркие и поблёскивавшие позолотой рамок, чёрными квадратами зияли на стенах, букеты цветов придавали этому виду строгость, и всякого входящего невольно охватывала грусть. Ремий с удивлением и беспокойством встретил гостя в дверях и поклонившись, попросил подождать. Старик мучительно думал, как сейчас Диаре сообщить о посетителе, и, видя букет цветов и настрой графа, представлял реакцию бедной девушки. И, всё-таки, надо доложить. Глубокий мучительный вдох его стоном позвучал в тишине холла. Надо постараться, как можно мягче, сказать ей о необходимости выйти замуж именно за графа. Он сожалел, что отец Диары и его любимый хозяин не успел или не смог объяснить ей необходимость этого поступка, наверное, из его уст это бы звучало более убедительно и менее болезненно, и ребёнок, такой дорогой и любимый ими обоими, меньше бы страдал. Размышления не успокоили Ремия, и его задача сейчас была для него невыносимой мукой. Уговорить смириться, покориться судьбе, выжить. Ах, если бы у Ремия были деньги! Никогда бы он не дал бедняжку в обиду. Перекрестившись, сникший и согбенный, он постучал в дверь Диары. Последовало приглашение войти и, открыв дверь, Ремий увидел девушку, стоявшую на коленях перед иконой Божьей Матери. Диара поднялась с колен. Надо сказать, что Диара именно в этот момент решала свою судьбу и ожидала ответ Матушки. Девушка решалась покинуть этот суетный мир и посвятить свою жизнь служению Богу. На самом важном моменте этой молитвы-просьбы и застал её Ремий. Диара решила для себя, что может сейчас не время обращаться к Матушке, может быть она не готова услышать ответ Матери Господа. Весть о том, что опять этот нудный и глупый старик пришёл с посещением, вызвала у девушки гримасу муки. Но она всё же решила спуститься вниз и встретить его. Надо хотя бы постараться соблюдать приличие, как её этому учил отец, хотя бы в память о нём. У Ремия не хватило мужества и силы сказать ей о предполагаемой цели визита графа. С глаз старика-слуги скатилась мужская слеза, и он усиленно прятал взор. Девушка спустилась в холл. То, что она увидела, не покоробило её, а взорвало. Дыхание стало прерывистым, глаза горели не огнём протеста, а гневом. А глупый граф, видя покрасневшие от негодования щёки девушки, принял это за обычное волнение свойственное таким минутам, минутам предложения руки и сердца. Как он ошибался! Буря в душе Диары поднимала не штормовую волну, а девятый вал. И он рос, в то время как голова Диары становилась спокойнее и холоднее. Учил её отец владеть своими чувствами, учил Ремий управлять норовистой кобылой, но сейчас все её чувства ждали лишь момента. Она готовила ответ графу, знала, что подберёт слова так, что вопросов не будет и что никогда больше этот человек не появится в её жизни ни с какой просьбой или предложением. Сейчас её мало волновал долг, никакой в мире долг не заставит её выйти за него замуж. Никогда и никакой. С каждым своим движением, с каждой минутой сейчас он становился ей, не просто противен, а омерзителен, с этой гадкой улыбкой на вялых старых губах. Эти серые, почти бесцветные глаза, блуждающие по её фигуре, вызывали сейчас огонь ненависти в ней. Ремий никогда не видел такой свою любимицу и даже не предполагал в ней такой силы. Ему стало страшно. Он понимал, что глупый лепет графа сейчас вызовет бурю и с замиранием сердца, наблюдал. Диара, молча, не проронив ни единого слова, выслушала предложение графа, по губам скользнула улыбка. Граф щебетал о предполагаемой какой-то свадебной поездке, принял улыбку Диары как благосклонность и постепенно сокращал расстояние между собой и девушкой. Букет в его руках дрожал, вероятно, от волнения, и он, наконец, с поклоном решил даровать его Диаре. Ремий следил за каждым движением девушки, пытаясь предугадать её следующий шаг. Диара стояла рядом с камином и хорошо знавший её старый слуга, замечал её внутреннее напряжение по слишком ровной и напряжённой спине. Граф лепетал предложение – заготовку, вероятно, он трудился над подбором слов не один день. Мгновение, и граф рядом с девушкой, слишком близко. Она взяла букет, странная улыбка исказила губы, правая рука взяла бронзовую статуэтку на полке камина и в том момент, когда граф наклонился поцеловать её руку, Диара с силой ударила его по голове. Омерзение выплеснулось в удар, протест стал статуэткой, а губы девушки прошептали: «Всё!» Граф охнул и опустился на ковёр, его грузное старое тело даже не упало, а осело. Кровь стала сочиться на ткани костюма и окрашивать ворс ковра. Диара несколько секунд молча наблюдала, не двигаясь и не произнося ни слова. Ремий кинулся к графу, пытаясь выяснить: жив он или мёртв. И тут Диара, сорвавшись с места, стремглав бросилась вверх по лестнице в свою комнату. Вслед она слышала причитания Ремия, но смысл их мало доходил до её сознания. В голове кричала только одна мысль: «Бежать!» В своей комнате, она коснулась взглядом всех предметов и вещей, стараясь оставить в эти последние минуты своей жизни именно это в своей памяти. Да именно так она и считала – это последние моменты её жизни. Увидев икону Богородицы, она с глубочайшей грустью посмотрела ей прямо в глаза, мысленно
