подвала.
— Ходит там, тварь, топчется, — констатировала она. — Уж скорее бы все закончилось, не могу тут сидеть и гнить заживо.
Она тяжело вздохнула.
На короткое время наступила тишина, все окунулись в свои нерадостные мысли, топот сверху тоже прекратился. Вскоре Марина начала испытывать мучительную жажду, отчаянно захотелось пить, но никто к ним спускаться с ужином не собирался. Как будто услышав ее мысли, Олеся мечтательно прошептала:
— А у нас в колодце вода чистая-чистая, вкусная, лучше всякой газировки.
Девушки дружно повернули к ней головы.
— Сейчас бы попить прямо из ведра, мне бы лучше лекарства помогло. Ой, горит все внутри! — рыдала несчастная девчонка. — К мамке хочу!
— Перестань, замолчи! — не выдержала обычно сдержанно-терпеливая Настя. — Без твоих стонов тошно, невыносимо! К мамочке захотела? Повезло тебе, раз досталась такая мама! А меня вот, мать продала своему хахалю!
— Как продала?! — ужаснулась Марина.
Лера усмехнулась и заерзала на своей подстилке, ей ужасно хотелось курить.
— Как продают? За деньги, — огрызнулась Настюха. — Один раз пришла из школы, а она мне в зубы пакет с трусами и показывает на одного из их тепленькой компашки, мол, с ним пойдешь.
Марина вспомнила свою мать, отцову сожительницу Лариску, безразличные глаза отца. После своего ухода из семьи он ни разу не пытался заговорить с дочерью, отворачивался, словно и не видел ее на тесных деревенских улицах, где хочешь-не хочешь, а столкнешься, молча проходил мимо, хотя она останавливалась и ждала. Через три месяца отец перевез новую семью в соседний район, больше они ни разу не видели друг друга. В то время Марине казалось, что нет ничего хуже, когда вот так теряешь родителя.
— Из компании? — переспросила Люся.
— Ну да, — подтвердила Настя. — Сколько помню себя, у нас всегда не дом был, а проходной двор. Вечно самогонка на столе, дым коромыслом, народу всегда полно. Когда она меня продала, я еще понять не могла, что происходит, маленькая была. А сейчас понимаю — на дозу ей не хватало.
Девушка горестно вздохнула и замолчала.
— И дальше чего? — подтолкнула Люська.
— Ничего, — угрюмо отозвалась Настюха. — Мужик увез меня к себе и пользовался в свое удовольствие. Я у него два года в таком же вот подвале просидела, — с лежака послышались сдавленные всхлипы. — А когда я ему надоела он перепродал меня, да ошибся слегка — покупатель ментом оказался. Меня вернули матери.
— Как?! — возмутилась Марина. — Почему матери?
— Потому что она — моя мать, — усмехнулась рассказчица. — А мне тогда было всего четырнадцать лет.
— Но она же наркоманка!
— Да кто знал-то об этом? Ну, подумаешь, выпивала — кто в деревне не пьет? Всем плевать было, какая она, главное — ребенка нашли и вернули. Она ведь, когда протрезвела спохватилась, что соседи скажут, да и накатала заяву в полицию, что мол, пропало дите, а она, мол, вся такая в печали осталась и не в силах справиться с утратой — ее жалели!
— Жесть, — прокомментировала Лера.
— Кошмар какой, — согласилась Марина.
Олеся молчала в своем углу, в тишине слышалось тихое неровное дыхание без хрипов. Грудь девушки слегка вздымалась, глаза были закрыты. Шестая девушка по-прежнему не подавала никаких признаков своего существования. Плотная темнота обрисовывала контуры неподвижно лежащего на боку тела.
— Да, — Настя горько вздохнула. — Она всем трепала, что я сбежала сама с тем мужиком, проститутка малолетняя. Обо мне такая слава ходила по деревне — проходу не давали, особенно пьяные, а там из молодых парней одни алкаши и остались, кто не пил, те уехали. Вечером невозможно было по улице пройти.
— Ну и сука твоя мамаша! — выдала свой приговор Лера.
— Ну хоть кто-то за тебя заступался? — поинтересовалась Люся.
— Нет, — Настя потрясла головой и продолжила рассказ. — Через год мать осмелела, попыталась подложить меня под одного своего козла. За плату, естественно.
— А уехать ты не могла? — возмутилась Лера. — Ведь были же у вас какие-нибудь родственники? Неужели никто не приютил бы?
— Говорю же, мать всем ездила по ушам, что это я соблазнила того мужика и сбежала с ним! Кто бы из теток подпустил меня к своим детям? Все сочувствовали матери, а меня считали пропащей. Я на учете состояла в полиции, в школе проходила тесты у психолога…
— Ну ладно, и чем все закончилось, с твоей матерью? — перебила Лера.
Настя помолчала, собралась с мыслями и продолжила ужасное повествование и своем детстве:
— На Пасху к ней приперся ее Боря. Чего они там напились и нанюхались я не знаю, только ночью они на меня вдвоем навалились — совсем невменяемые были. Ну я их и убила, — буднично закончила рассказ Настюха.
— Убила?! — не поверила Марина.
— Как же ты с ними справилась? — прищучили Настю девушки чуть ли не хором.
— У меня под подушкой нож лежал. К шестнадцати годам я поумнела, без оружия не ложилась. Сперва пырнула Борю в горло, а потом полоснула мать в бок куда-то. Насчет нее у меня нет полной уверенности, что умерла сразу. А после я уехала.
— И что, так легко удалось скрыться? — допытывалась Люся.
— Легко удалось. Утром отмылась от крови, вылила на пол все подсолнечное масло, набросала тряпок, подожгла и пошла на утренний автобус до райцентра. Оттуда пересела на электричку, потом еще раз и еще — весь день колесила. На последней доехала до конечной остановки и осела в том городе. Там и работу нашла.
— Кем же ты стала там работать в шестнадцать лет? — не подумав, брякнула Марина.
— Моделью! — тихо рявкнула Настя, перевернулась на бок и заплакала.
— Тихо! — вскинулась Лера, ощупывая потолок тревожным взглядом. — Туда пошел.
Она кивнула головой в сторону темного проема. Девушки замерли, прислушивались, сверлили взглядами потолок. Быстрые шаги затихли, в подвале наступила мертвая тишина: всхлипы и рыдания замерли на губах пленниц, даже Олеся молчала, Шестая так и лежала, отвернувшись от всех.
— Давайте спать, — скомандовала Лера. — Сейчас должно быть где-то около полуночи, нужно выспаться — утром он рано приходит.
Марина положила поудобнее голову и протянула руку к шестой девушке — та лежала совсем рядом. В ответ на прикосновение Шестая отпрянула в сторону, насколько позволяла привязанная нога. Не издавая ни звука, пленница старалась рассмотреть обитателей подвала. Марина тихонько ахнула, прикрыв рот ладонью — затравленным взглядом с топчана смотрел Виолетта…
Ну хоть живы пока, может, что-то придумают - у них все-таки один биологический мужчина есть)
Мамаша Марины - жесть. Как же бесит это ханжество