текстов самого Д.Быкова? Следовало ли ей перенимать какой-то наш опыт?
В упомянутом очерке 2012 года о Твардовском Д.Быков высказывается более развёрнуто и более сложным образом: «История России окончательно переломилась во второй половине 1963 года – все прочие развилки были предопределены этой. Если бы Хрущёв … решился бы поставить на лучшую часть народа, на интеллигенцию, на своих искренних сторонников … многое могло бы быть иначе … ещё были возможны масштабные реформы без разрушения государства», «это последний этап, когда качество населения соответствовало этой задаче. После этого растление пошло быстро и зашло далеко». И ещё раз: к середине 1962 года «растление не успело зайти слишком далеко», можно опереться на «искренних и горящих праведным энтузиазмом».Значит, Д.Быков в 2012 году как бы авансом поддерживал указанную оценку М.Амусина о сложившейся в 60-е годы «особой констелляции, благоприятной для социально-культурного прорыва» и о том, что этот шанс был досадным образом упущен в 70-е годы. Тем самым, Д.Быков решительно опровергал в 2012 году свою сегодняшнюю оценку о благоприятной для реформ ситуации не 60-х годов, а 1985 года!
Даже если ситуация начала 60-х годов и не была в действительности такой благоприятной для реформ, какой она представлялась Д.Быкову в 2012 году, и какой её видит М.Амусин сегодня, тогда, в начале 60-х она казалась такой очень многим. Л.Парфёнов («Намедни. Наша эра». 1961 – 1970. М., 2010, с. 2о) говорит о Гагарине: «Никогда больше главный официальный герой не будет главным народным героем». Символом этого времени, этой окрылённости Л.Парфёнов называет (там же, с. 102) фильм М.Хуциева 1964 года «Я шагаю по Москве» по сценарию 27-летнего Г.Шпаликова, можно сказать, - по песне, созданной на его же текст: «Бывает так на свете хорошо». Таким же воодушевлением наполнен и «Понедельник» братьев Стругацких, который «начитается в субботу», на что справедливо указывает М.Амусин.
Перспективы казались самыми радужными. После XX съезда ускорился процесс реабилитации политзаключённых: к концу 1956 года были реабилитированы 617 тысяч человек. Был ликвидирован ГУЛАГ: предприятия Воркуты, Норильска, Дальстроя были переданы профильным министерствам. Крестьяне были освобождены от «второй крепостной зависимости». За 1956 – 1966 годы 109 млн человек переселились в новые дома. Комбинированный показатель смертности на рубеже 50 – 60-х годов был самым низким за всю историю СССР. Несомненно вдохновляли успехи СССР в космосе. Начавшийся с весны 1960 года общественно-культурный подъём, о котором говорят Л.Парфёнов и М.Амусин, называемый иногда «второй оттепелью», выражался, в том числе, в неслыханной тяге к поэзии: тысячные толпы могли слушать поэтов на улице, а на стадионах они собирали по 30 – 40 тысяч («История», с. 302, 335 – 337, 364).
Но в целом ситуация начала 60-х, конечно, была непростой. «Круг людей, охваченных этим общественно-культурным подъёмом, был достаточно узок: … столичные литературные круги, образованные слои крупных городов, университеты, крупные научно-технические центры. Ясно ощущались страшные последствия культурной катастрофы 1920-х = 1940-х годов, подавляющее большинство было предано “социалистическому выбору”, … верили», что «большевицкий переворот открыл новую светлую эпоху в жизни России и мира» (там же, с. 365, 366).
Одновременно с указанным подъёмом происходило немало настораживающего, расхолаживающего, а то – и пугающего, не позволяющего этим надеждам, этому энтузиазму развернуться в полную силу. Больше половины населения находилось у черты бедности (там же, с. 337). Положение в сельском хозяйстве было угрожающим (советник Хрущёва шарлатан Лысенко мог способствовать лишь ухудшению ситуации). В 1963 году СССР (впервые с 1921 – 1922 годов) СССР закупил за рубежом зерно – 9 млн тонн (в 1980 году – уже более 30 млн тонн). С 1 июля 1962 года были повышены цены на сливочное масло, мясо (чуть ли не в полтора раза) и молочные продукты. Протест рабочих Новочеркасского завода против этого повышения цен и одновременного повышения норм выработки был подавлен с чудовищной жестокостью. Важная часть носителей обсуждаемого энтузиазма – студенты (в 1960 году их было 2,5 миллиона) на производственной практике, в стройотрядах, колхозах и совхозах могли видеть суровую реальность: бесхозяйственность, полную незаинтересованность руководителей предприятий в повышении эффективности, злоупотребления, воровство, ложь, лицемерие.
Сложной была ситуация и в «социалистическом лагере» в целом. Крайне беспокоил резкий разрыв с традиционно дружественным Китаем, вплоть до вооружённых столкновений на границе. После жёсткого подавления советскими войсками восстания в ГДР 17 -20 июня 1953 года (Восточный Берлин, Магдебург, Лейпциг и другие города, сотни убитых и раненых; несколько десятков советских военнослужащих расстреляно за отказ стрелять в мирных демонстрантов) в 1961 году угрожающих размеров достигло бегство жителей Восточного Берлина в Западный. В ночь с 12 на 13 августа 1961 года Восточный Берлин был безо всякого предупреждения полностью отрезан от Западного. Через неделю началось строительство бетонной Берлинской стены, пулемёты на смотровых вышках при необходимости стреляли на поражение. Ещё жива была память о революциях 1956 года в Польше и Венгрии (там же, с. 296 – 299, 322 – 326, 373).
Возможно главной проблемой в умонастроении 1960 – 1985 годов было то, что в начале этого периода для «подавляющего большинства российских интеллигентов лозунгом была двусмысленная и фальшивая» формула «восстановления ленинских норм». Значительную роль в этом сыграл «приток в советскую прессу молодых и образованных людей», веривших в «социализм с человеческим лицом», в возможность построить его в СССР в ближайшее время (там же, с. 384, 387). В.Аксёнов («Таинственная страсть») свидетельствует, что из круга молодых писателей, к которому он принадлежал, к 1963 году веру в «социалистический выбор» сохраняли лишь Е.Евтушенко и Р.Рождественский. Этой верой питалось радостное ощущение, что страна по-прежнему находится в авангарде в общем движении человечества к светлому будущему. Утрата этого ориентира в значительной степени лишала жертвы 1917 – 1953 годов какого-либо смысла. Становилась катастрофой, делала нас, как писал в 1927 году Олеша, «бродягами на диких полях истории». Этот мучительный процесс расставания с верой в социалистический выбор Д.Быков (2012), видимо, и называл «растлением».
В борьбе деятелей культуры за доступ к государственной кормушке и за популярность в среде творческих элит сложились лагеря «левых» и «правых». «Левыми» считались те, «кто искренне или по другим причинам поддерживал решения XX съезда, “большевицкий ренессанс” и десталинизацию». Они «получили мощную поддержку в научном сообществе» - этот же период «был пиком влияния учёных в правящих кругах и в обществе».
«Правыми считались сторонники сталинского подхода к культуре, прежде всего, поборники имперских, шовинистических, часто – антисемитски-националистических идей» - «писатели и журналисты старшего поколения» («автоматчики партии»), «придворные художники и скульпторы сталинских лет». В начале 1960-х к ним примкнули молодые писатели, поэты и художники (В.Солоухин, И.Глазунов, Ю.Бондарев, В.Кожинов, С.Куняев, В.Чалмаев)» и др. – с мечтой о «Великой России». «Хрущёв и партийный аппарат поддерживали то левых, то правых, пытаясь консолидировать» «советскую интеллигенцию» (там же, с. 389, 390). На этом фоне совет Д.Быкова (2012) Хрущёву опереться на «горящих праведным энтузиазмом» и конкретно – на Твардовского выглядит забавно упрощённым и наивным.
Для экранизации своей с Э.Брагинским комедии (1976) «Аморальная история» Э.Рязанов написал наполненную актуальным содержанием песенку: «Мы не пашем, не сеем, не строим, мы гордимся общественным строем»; фильм вышел на экраны в 1988 году, когда сторонники «социалистического выбора» сдавали уже одну позицию за другой.
*
Д.Быков возводит величественное здание своей апологии советскому проекту («социалистическому выбору», который он сегодня, в 2017 году назвал «расцветом Русского Модерна») из такой трухи, что просто удивительно, почему это сооружение само собой не разваливается. Какие-то из своих огрехов и неувязок Д.Быков, возможно, и сам не замечает, обуреваемый всякими ослепительными идеями, на что-то сознательно машет рукой в расчёте на невзыскательного и снисходительного читателя, для которого ощущение близости своего и авторского умонастроения важнее утомительных доказательств. Сильное впечатление в этом отношении производит кровопролитная битва Д.Быкова с «деревенщиками» («Расшир. курс», с. 553 – 559). Начинается она с «человеконенавистнического сборища», окопавшегося в журнале «Наш современник». После чего следует нагромождение Л.Толстым в драме «Власть тьмы» ужасов, «превосходящее Шекспира». Сразу же замечу, что главная для Толстого и для многих его читателей тема этой драмы – нравственная победа косноязычного Акима. Образу Акима уделяли значительное внимание и спустя десятилетия, даже и сегодня о нём не забыли. А Б.Пильняк в 1929 году в повести «Красное дерево» очень многозначительно назвал героя, соответствующего А.Платонову, не просто «коммунистом», и именно «коммунистом Акимом», показывая тем самым, что речь идёт именно о Платонове.
За Толстым сразу следуют мимолётные упоминания Овечкина, Троепольского, Черниченко, Стрелянного, Есенина с его «Сорокаустом», Клюева и Глеба Капустина из рассказа Шукшина. Так мы, миновав всё самое важное, что следовало бы учесть в разговоре о литературе, посвящённой деревне и её проблемам, утыкаемся в «нападки деревенщиков» на «новый народ», выразителями души которого являются «Окуджава, Матвеева, Визбор, Ким, Анчаров, Галич, позднее Высоцкий». Эту прослойку «ненавидели многие и за разное. Солженицын заклеймил её именем» «образованщины». А деревенщики, косвенно солидарные с Солженицыным, проклинали эту прослойку «за оторванность от почвы». Но Солженицын имел в виду никак не самих этих авторов, но даже и не благодарно их слушающих несколько десятков тысяч (Высоцкий доступнее, у него большее количество слушателей), а всё образованное общество в целом: в 1960 году в СССР было около 4 миллионов лиц с высшим образованием. Он сопоставлял нынешнюю интеллигенцию с дореволюционной, причём получалось, что современная унаследовала от дореволюционной чуть ли не все её грехи и почти ничего из её достоинств. В целом, говоря об этом, непременно следует привлечь одновременную статью Солженицына «Жить не по лжи» и несколько более позднюю (1976) «Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни». Возможно, после ознакомления со всеми тремя статьями и комментарий получился бы совсем иной.
«К началу застоя в деревне гнили сразу два уклада – общинный и колхозный». Какие признаки этого гниения обнаруживаются в текстах Шукшина, включая и их экранизацию (в том числе и авторскую экранизацию «Калины красной»)? Наоборот, у Войновича в «Чонкине» они явно видны уже на 30 лет раньше – в начале войны. В чём тут дело?
Так как Д Быков является поэтом, то логичен вопрос: Много ли наврал господин Д Быков в этой статье?