существо, пустое само по себе, гениальное во лжи и убийстве… Описания полностью совпадают с характеристикой дьявола. Так что здесь мы имеем дело не с придуманной, а вполне реальной дьяволиадой».
1820. Капитализм и Россия
С. Кара-Мурза «Крах СССР»: «В России «право на жизнь» всегда было естественным правом. Человек, просто потому что он родился в общине и был «один из нас», имел право на жизнь, а значит, на некоторый минимум благ. Поэтому так болезненно и было воспринято вторжение западного капитализма, в результате которого с конца XIX в. стали происходить голодные бедствия как социальное, а не стихийное явление. Российское сословное общество и государство стали отходить от патернализма, перестали признавать право на жизнь, что и завершилось революцией».
«Вместо того чтобы стремиться обогатиться за счет других крестьян, расширить свой надел, выйти из общины, крестьяне именно тех губерний, где были сильно развиты отходничество и товарно-денежные отношения, стремились к укреплению общины, к переходу от менее уравнительных (по числу работников) к более уравнительным (по едокам) переделам земли, предотвращавшим дальнейшее расслоение и ослабление общины. В Московской губернии число таких общин за указанный период возросло в 3 раза (до 77 %), во Владимирской – в 5 раз (до 94 %), в Саратовской – в 41 раз (до 41 %)». В крестьянской поземельной общине сложилась стройная система нравственных норм и своя система права, которые к началу XX в. соединили всю сеть общин на территории Российской империи в дееспособное гражданское общество, собранное на иных основаниях, нежели на Западе. Социолог У.Р. Каттон (США) приводит такую историю: «В 1921 г. голодную общину на Волге посетил корреспондент американской газеты, собиравший материалы о России. Почти половина общины уже умерла с голоду. Смертность продолжала возрастать, и у оставшихся в живых не было никаких шансов выжить. На близлежащем поле солдат охранял огромные мешки с зерном. Американский корреспондент спросил у пожилого лидера общины, почему его люди не разоружат часового и не заберут зерно, чтобы утолить голод. Старик с достоинством отвечал, что в мешках находятся зерна для посева на следующий год. "Мы не крадем у будущего", – сказал он»…
Говоря о русской культуре, H.A. Бердяев отмечает важную особенность: «Русские суждения о собственности и воровстве определяются не отношением к собственности как социальному институту, а отношением к человеку… С этим связана и русская борьба против буржуазности, русское неприятие буржуазного мира… Для России характерно и очень отличает ее от Запада, что у нас не было и не будет значительной и влиятельной буржуазной идеологии».
Развитие капитализма в России побудило крестьянство и значительную часть всех других сословий искать альтернативный проект будущего – не только из-за угрозы социальных бедствий, но и по духовным (даже религиозным) причинам. Так, миллионы людей стали обдумывать тот образ будущего, который в 1917 г. получил имя советский».
1821. Госплан
С. Кара-Мурза «Крах СССР»: «В 1921 г. для работы по планированию народного хозяйства была создана Государственная плановая комиссия (Госплан). Его функция не сводилась к разработке государственных народнохозяйственных планов, они были лишь инструментом. Экономика – арена конфликта интересов (социальных групп населения, отраслей, регионов). При малой степени огосударствления хозяйства разрешение конфликтов возлагается на стихийно действующий механизм рынка, а в советском государстве необходимо ведомство без своего особого «интереса». Таким ведомством и был Госплан. Он рассчитывал баланс потребностей и ресурсов, предвидя социальную и экономическую динамику. Так были спроектированы, а потом и построены большие технико-социальные системы жизнеустройства СССР, которые позволили ему вырваться из ловушки периферийного капитализма, стать промышленно развитой и научной державой и в исторически короткий срок подтянуть тип быта всего населения к уровню развитых стран.
Уже на первом этапе реализации советского проекта в массовом сознании возник «антропологический оптимизм», буквально изменив тип общества. Исчез «синдром бедняка», что привело к увеличению продолжительности жизни, искоренению массовых социальных болезней и резкому снижению преступности. Врач И.А. Гундаров пишет: «Отсутствие объективных оснований для значительного улучшения здоровья в 1921 г. заставляет предположить действие закона "духовно-демографической детерминации". Действительно, уровень преступности, подскочивший в 1914–1918 гг. в два раза, затем в начале 20-х годов снизился от этой величины в четыре раза. В последующие годы продолжалось поразительное улучшение духовного состояния общества. Если в 1922 г. коэффициент судимости по РСФСР составлял 2508 на 100 000 жителей, то в 1927 г. он упал до 1080. Уменьшилось число психических заболеваний, что подтверждается сокращением в психиатрических больницах коечного фонда на 31 % по сравнению с 1913 г. Годы нэпа представляют собой удивительную картину резкого улучшения системы медико-оздоровительной помощи и здоровья населения».
1822. Столкновение духа целостного и идейного
С. Кара-Мурза «Крах СССР»: «Виднейший деятель Белой армии генерал Я.А. Слащов-Крымский (он послужил прообразом генерала Хлудова в пьесе М. Булгакова «Бег») писал, что по своим политическим убеждениям эта армия представляла из себя следующее: «Мешанина кадетствующих и октябриствующих верхов и меньшевистско-эсерствующих низов… "Боже Царя храни" провозглашали только отдельные тупицы, а масса Добровольческой армии надеялась на "учредилку", избранную по "четыреххвостке" так что, по-видимому, эсеровский элемент преобладал».
(Б.И. – Итог: целостные духом (созидатели новой государственной сущности), пересилили всех идейных. А ведь это были не только «белые», «зеленые», эсеры, меньшевики, анархисты и сепаратисты. Пересилили даже самих большевиков, какие отступили под давлением народных масс от многого, что прежде вершили в первые дни, месяцы и годы революции. Повторилось, таким образом, уже однажды случившееся (имею ввиду рождение Московского царства при Андрее Боголюбском): наперекор всему, народ стал строить мужицкое, общинное царство.)
«Английский историк Э. Kapp в 14-томной «Истории Советской России» (до 1929 г.) пишет о первых месяцах после Октября: «Большевиков ожидал на заводах тот же обескураживающий опыт, что и с землей. Развитие революции принесло с собой не только стихийный захват земель крестьянами, но и стихийный захват промышленных предприятий рабочими. В промышленности, как и в сельском хозяйстве, революционная партия, а позднее и революционное правительство оказались захвачены ходом событий, которые во многих отношениях смущали и обременяли их, но, поскольку они [эти события] представляли главную движущую силу революции, они не могли уклониться от того, чтобы оказать им поддержку».
К реформе Столыпина (к п. 613).
С. Кара-Мурза «Крах СССР»: «Новый избирательный закон почти не пропустил крестьян в III Государственную Думу. Но и немногие депутаты-трудовики (нередко сельские учителя, выдвинутые общинным сходом) повторили в этом «заповеднике консервативных помещиков» главные крестьянские требования: передел земли, выборность государственных чиновников и отмена столыпинской реформы».
«…проект консервативной модернизации – в рамках монархического государства и без ликвидации помещичьего землевладения – был положен в основу реформы Столыпина. Вспомним главное в замысле этой реформы. После отмены крепостного права в 1861 г. крестьян оставили почти без земли. Было утверждено «временнообязанное» состояние – крестьяне были обязаны продолжать барщину или оброк до выкупа земли. Почему-то решили, что эти отработки продлятся 9 лет, на деле они затянулись до 1881 г., и пришлось издать закон об обязательном выкупе – крестьян обязали регулярно вносить выкупные платежи.
Чтобы закрепить крестьян на земле, заставить их выкупать землю и облегчить сбор податей и платежей, правительство ужесточило круговую поруку – усилило власть общины, затруднило выход из нее. Но сама община менялась, развивалась и превратилась в организатора сопротивления и борьбы. Поскольку все помыслы П.А. Столыпина были направлены на модернизацию при сохранении помещичьей собственности, он стал вождем тех сил, которые начали уничтожать общину. В этом и была суть реформы. Задумано было так: если принудить крестьянина к выходу из общины с наделом, то произойдет быстрое расслоение крестьян, богатые скупят все наделы и станут фермерами, а остальные – батраками. Получится капитализм на селе, опора строя (это называли «прусский путь развития капитализма в сельском хозяйстве»)… Измученные выкупными и подушными податями, крестьяне озлобились и на помещиков, и на правительство. И в 1902 г. по всей черноземной полосе прошла полоса восстаний. По сути, началась крестьянская революция, на фоне которой и наступил 1905 г. В этих условиях начать жесткую реформу по развалу общины – значило пойти ва-банк. Ведь реформа предполагала создать «крепких хозяев» – но одновременно и массу разоренных людей. «Столпы общества» предупреждали: если реформа не увенчается успехом, ее результатом будет катастрофическая революция…
Главным в опыте реформы было то, что трудовые крестьянские хозяйства, выйдя из общины и даже приобретя, с большими лишениями, дополнительные наделы, быстро теряли землю. Кто же ее скупал? Газеты того времени писали, что землю покупают в основном «те деревенские богатеи, которые до того времени не вели собственного сельского хозяйства и занимались торговлей или мелким ростовщичеством».
Итоги Столыпинской реформы (к п. 613).
С. Кара-Мурза «Крах СССР»: «Попытка модернизации села через разрушение общины при сохранении помещичьего землевладения («реформа Столыпина») лишь ухудшила положение большинства крестьян[16 - Так, в результате расширения экспорта зерна сократилось животноводство и повысились цены на мясо. В статье «Обзор мясного рынка» («Промышленность и торговля», 1910, № 2) сказано: «Все увеличивающаяся дороговизна мяса сделала этот предмет первой необходимости почти предметом роскоши, недоступной не только бедному человеку, но даже и среднему классу городского населения». Крестьяне ели мяса намного меньше, чем в городе. Именно из-за недостаточного потребления белковых продуктов и особенно мяса жители Центральной России стали в начале XX в. такими низкорослыми. В Клинском уезде Московской губернии в 1909 г. мужчины к окончанию периода роста – 21 году – имели в среднем рост 160,5 см, а женщины – 147 см. Более старшее поколение было крупнее. Мужчины 50–59 лет в среднем имели рост 163,8 см, а женщины – 154,5 см.]. Это породило и острую духовную проблему. Церковь стала утрачивать свой авторитет, скреплявший национальное сознание. Это привело к отходу крестьянства от монархии, которую легитимировала церковь. Начиная с 1906 г. из епархий в Синод стал поступать поток донесений о массовом отходе рабочего люда от церкви. В 1906 г. один из сельских сходов
