Мое волшебное чудовище

вернется?!
-   А на *** тебе старуха, – усмехнулся Леллямер, –а потом у тебя что, от этого *** обломится, что ли?! Делов-то одна минута, а разговоров на целый час!
-   Ну ладно, - вздохнул дед, - я попробую, пусть только перед этим они стакан мне нальют!
И они полезли, а я остался их ждать. Простыни, как только они поднялись по ним, сразу же убрались, окошко закрылось. Сверху очень хорошо был слышен глупый бабий смех.
И зачем я здесь, - грустно подумал я, затем сплюнул и пошел своей дорогой.
В общежитие Леллямер вернулся только под утро.
-   Ну и как, - усмехнулся я, проснувшись, - изнасиловали вас там с дедом?
-   Со мной-то ничего, я ведь к Настене своей полез, я и деда хотел с собой взять, только этот старый хрен, как только сказал, что он, вроде, как ко всем, так они его сразу и сграбастали! Теперь, боюсь, как бы его там не затрахали насмерть!
-   А ты в Бога веришь? – спросил я вдруг Леллямера.
Он, глядя на меня, разразился пьяным смехом и повалился на кровать, и долго еще смеялся, а я и в самом деле думал и о Боге, и об устройстве нашей жалкой Вселенной.




ГЛАВА  5

ПЬЯНАЯ ЖЕНЩИНА
 ИЛИ 
ОСЫПАВ ГОЛОВУ ПЕПЛОМ

Остерегайтесь не имеющих времени. Ложная занятость, прежде всего, указывает на неумение пользоваться сокровищем времени и пространства, - так написано в старинных индусских манускриптах, и именно таков Леллямер.
Он делает все, чтобы ничего не делать. Его невозможно привлечь к созиданию. Главное для него только водка и бабы! Он делает все, чтобы ублажить свое естество, но он бесплоден как вор чужого времени. Скупой на любой труд, он только выпивает и сношается. Это качество замещения труда ему необходимо для служения собственного сознания. Он устает думать и живет уже по инерции, как подопытная крыса, получающая удовольствие от электрического разряда посылаемого ей только в одну точку мозга, и точку, вызывающую только удовольствие!
Перечитывая большое количество книг, как по учебе, так и просто расширяющих кругозор, я все больше удалялся от Леллямера. Просто, я в своей духовной основе развивал свои знания, а Леллямер разрушал их, случайно и ошибочно потакал своим дурным наклонностям и прихотям, он был похож на игривое, но все же очень глупое животное! 
Он бесплоден как вор чужого времени, а поэтому его следует, по возможности, исключить из своих жизненных построений! – думал я.
На рождественские каникулы многие разъехались по домам, и из всех наших знакомых остались в общежитии только мы с Леллямером, причем совсем одни и в одной комнате.
Я утра до вечера укреплял свою духовную основу, изучая латынь, старинные индусские манускрипты, и еще читал «Археологию» Джонса, а Леллямер целыми днями где-то шлялся, уже не приходя, а еле-еле приползая среди ночи  почти в невменяемом состоянии.
Очень часто он спал крепко на полу, как собака, не снимая одежды и обуви и запах сильного перегара от него не исчезал даже под утро при открытой форточке…
Леллямер предлагал мне не раз, пойти с ним куда-нибудь погулять, выпить, с кем-нибудь познакомиться, но я только всячески отнекивался. Еще он пытался разговорить меня на любую тему, но я в ответ хранил явное молчание. Я молчал, потому что видел его невменяемость. 
Если раньше мне были интересны его пошлые шутки, анекдоты, его заполненная ненормативной лексикой речь, то сейчас мне почему-то оскорбительно было слышать любой его разговор.
Мне казалось, что он нарочно затемняет мой взгляд притворным невежеством и смешливой простотой, чтобы затем приручить меня как животное, и чтобы с помощью меня как животного убивать свое никчемное время.
Однако, иногда мне все же было жаль Леллямера, и я потакал ему, играя с ним в карты в «буру» на деньги, и почти всегда проигрывал. Правда, ставки были не такие большие, и кроме всего прочего, Леллямер потом бежал за водкой и угощал меня.
Пить я особенно не хотел, но как говорится, в холоде даже собака греет!
Вот в этих самых древних манускриптах было написано, что поскольку людей на свете очень мало, то надо уметь ценить даже убогих приятелей и разрешать им иногда быть рядом с тобой, чтобы они совсем не одичали! Иными словами, я сам воспринимал Леллямера, как забавное животное, но с которым все равно надо держать ухо востро!
Самое скверное, что при всем своем добродушии, он издевался над моей невинностью, как над недостатком, и очень часто при посторонних женщинах, которых приводил в общежитие
Однажды я с ним даже подрался из-за этого, но после этой драки он, кажется, немного поутих, хотя побил не я его, а он меня.
Просто во время драки я глубоко задумался о том, что драку порождает человеческое невежество, а Леллямер воспользовался моей рассеянностью и очень легко меня нокаутировал!
Однако, благодаря своим раздумьям, я многое сумел понять, прежде всего, свои же ошибки в общении со многими людьми, в том числе и с Леллямером. 
Я понял, что все, что делает человек, не может быть разумным или справедливым, ибо все, что он делает, он делает для себя, а следовательно, и другие не могут претендовать на какую-то любовь с его стороны!
Почти такие же мысли я нашел в древних манускриптах, и вообще, никак не мог избавиться от впечатления, что нашу древность создавали наши современники. И главный тому пример, эта странная история, происшедшая со мной, с Леллямером и пьяной женщиной, которую он к нам привел!
Как-то Леллямер явился удивительно рано, почти трезвый и с одной пьяной женщиной. Я почти как всегда сидел за столом, и читал под настольной лампой «Археологию» Джонса, но все же на женщину внимание обратил.
Она была необычайно стройна и красива, и кажется, изрядно пьяна, во всяком случае, ее лицо было красным как зарево.
-   Взгляни, солнышко, какой у меня монашек сидит, - ехидно хохотнул Леллямер, поддерживая ее под локоть, и тут же куражась, ткнул меня указательным пальцем левой руки в спину.
Как, я уже говорил, я действительно сидел за столом у окна, под лампой и читал «Археологию» Джонса, может, поэтому, слова Леллямера меня нисколько не задели. К тому же эта женщина сама уже ничего не соображала, и вообще еле стояла на ногах, мотая своей огненной рыжей головой с распущенными волосами в разные стороны и одновременно насвистывая что-то похожее на Марш Мендельсона.
-   Видел, какую русалку привел? - подмигнул мне Леллямер и мягко подтолкнул женщину к своей кровати.
Она мгновенно рухнула на нее и растянулась во всю длину своего прекрасного тела, едва прикрытого шелковым платьем небесного цвета, и разбросав руки, быстро закрыла глаза. Леллямер едва не захлебнулся от смеха, он брал ее за руки, поднимал их и отпускал, и они тут же безвольно падали обратно.
-   Напилась как хрюшка! – подмигнул мне Леллямер, а затем с необыкновенной заботливостью укрыл ее накидным покрывалом и предложил мне выпить.
-   Может выпьешь со мной, да и с ней позабавишься! – хихикнул он, доставая из-за пазухи бутылку водки, но я отказался, увлекшись раскопками древних пирамид в Египте, где Джонс сделал несколько серьезных открытий. Тогда Леллямер стал пить один, насмешливо чокаясь с обложкой книги Джонса, которую я держал в своих руках.
Через полчаса он уже храпел одетым на моей кровати. Сумерки целиком заполнили комнату, настольная лампа вдруг перегорела, но я продолжал один сидеть в темноте. Я уже давно не мог читать эту проклятую «Археологию» не менее проклятого Джонса и думал только лишь об этой спящей женщине, которую привел с собой Леллямер… Как мне показалось тогда, водка изрядно подорвала его здоровье и теперь он даже не мог или не хотел ничего делать с этой приглашенной сюда женщиной.
И зачем он тогда ее сюда привел?! – этот вопрос так серьезно расстроил мою психику, что я даже чуть не заплакал! Черт, так ведь можно и с ума сойти! 
У меня от таких странных мыслей даже стала кружиться голова, когда вдруг я почувствовал, как эта пьяная женщина коснулась моей ноги своей рукой.
-   Иди ко мне, мой монашек, - шепнула она и потянула меня за ногу к себе.
-   А вдруг он проснется, - шепнул я в страхе, едва осознавая, что я сам говорю и делаю.
-   Дурачок, разве любви боятся?! – ее шепот как будто проник мне в самое сердце. 
-   Но он же будет сердиться, - прошептал я как в бреду.
-   Дурачок, я же тебя люблю! - теперь ее шепот окунул меня в ее тело.
Она легко освободилась от платья, как змея сбросила свою кожу и тут же жадно укусила мои губы.  И хотя мне было больно, я все же смолчал. Потом ее умелые руки быстро расстегнули молнию на моих брюках, и так же неслышно сбросили их с меня.
Хотя я так был взволнован, что ничего не слышал кроме громких ударов собственного сердца. Казалось, еще чуть-чуть, и сердце мое разорвется от бури, которая закружила меня в нежных складках ее обезумевшего тела.
Потом она неожиданно спросила:
 Верю ли я в ад?
Ад, частица моей души, мой невидимый костер внутри пустующего мира, ее взгляд живущий суеверным страхом, и что-то еще безумное и сладострастное во всех изгибах ее обнаженного тела, уводящего меня от своего же пугающего сознания…
Ее бездна обхватывала меня всеми краями трепещущей плоти. Тишина, извергнутая нашими стонами, тишина лишенная всякого зрения, жила во мне как напоминание о времени безжалостно уходящем вместе с нами в одну Вечность. Вот она жажда – найти хоть какую-нибудь Любовь!
…Душа, стареющая от собственного непонимания… содрогается от этой быстрой сумасшедшей связи. Словно во сне я овладевал ею, или она мной, и это повторялось много, много раз, кажется, что всю ночь она овладевала мной, возбуждая своими страстными поцелуями.
Потом мы молча лежали и курили, и каждый думал о своем. Леллямер поблизости храпел как больной пес, казалось, его носоглотка готова была разорваться от приступов какого-то несогласия со своим немощным телом. 
Через какую-то минуту она гладила мои волосы и несколько раз задавала шепотом один и тот же вопрос:
-   Тебе было хорошо со мной?
Я осторожно кивал головой, а сердце сжимала все та же тоска, странное ощущение моей стареющей Вечности…
Я даже не помню, как заснул… Проснулся я от ужасного крика Леллямера:
-   Какая же, ты, все-таки скотина?! – ругался он, стоя передо мной в одних трусах.
Женщины со мною в постели уже не было, и судя по часам, был полдень.
-   В чем дело?! – спросил я, все еще никак до конца не проснувшись.
-   Как в чем дело?! – горько усмехнулся он. – Да я просто поспорил с этой бабой, что она никак не совратит тебя, монашек хренов! И спорил-то на целый ящик водки! А ты…- Леллямер не договорив, махнул рукой и стал быстро одеваться, а я в это время лежал в каком-то диком оцепенении, на его грязной кровати, со стиснутыми зубами, я был похож на раненого умирающего зверя, и глядел в одну только черную точку на белом потолке…
Как будто в ней была заключена вся наша ничтожность, а из глаз моих текли слезы, но я не всхлипывал, а просто оплакивал свою утраченную невинность и наивность, которыми раньше было заполнено все мое детство, а еще как всякий еврей, я хотел осыпать свою голову пеплом.




ГЛАВА  6

ОТКРОВЕНИЯ БЕЗУМНОЙ 
БИЗНЕС-ЛЕДИ

Очень печально, когда тебя предают, тем более печально, когда тебя предают за ящик водки. 
Леллямер и раньше мне казался не совсем нормальным человеком, но теперь я определенно считал его психом, и вообще, этот