Повесть о нашем человеке. Гл.29-31

Хочешь оставить меня без доверенного лица и доверчивого тела? Тогда я, горько рыдая, скурвлюсь и пойду по людям, кляня судьбу.
Она внимательно посмотрела на него, оценивая пропорции ёрничества и правды, обняла и пообещала:
- Не буду. Но запомню на всю жизнь.
 
- 31-
До кровати добраться так и не удалось. Ещё на входе встретил настойчивым призывом дежуривший в этот день мобильник. Звонил, естественно, толкач избирательной кампании, для которого не было тихого дня.
- Ты почему не отвечаешь? – кипятился там, даже не поздоровавшись. – Где ты? – и, не ожидая ответа: - Здесь та-а-ко-о-е… Давай ноги в руки и немедля в мэрию. – Голос у ТЭМа был непривычно взволнованным и тревожным.
- Малышкин? – Алина замедлилась рядом.
- Зовёт, - с досадой подтвердил Виктор Сергеевич, - срочно! Что-то случилось сверхординарное. – Он догадывался что, и поэтому встречаться с партнёрами не хотелось.
- Я с тобой, - Санча-Али тоже хотела знать, что там стряслось неординарное, хотя вряд ли могла чем помочь. – Нет, сначала мы с тобой срочно напьёмся ординарного кофе. Ну их всех в задницу. – Оруженосец был прав. – Выборы подождут, а не успеем, так ещё будут, на другие успеем. – И опять она права.
Пока кипятили воду и пили крепчайший кофе, Виктора Сергеевича тревожила только одна мысль: не предал ли Шулик. Не сговорился ли с врагом Осинским ради большей и надёжной выгоды? С обоих станется.
- Вот что: довезёшь меня и возвращайся, – приказал помощнице. – Если что надо будет, позвоню, будь на стрёме.
- Я буду на стрёме в машине у входа, - возразила женщина, и противоречить было бесполезно.
Когда вошёл в кабинет мэра с виноватым помимо воли выражением лица, там уже был Букин, нервно вышагивающий по дорожке, то и дело останавливаясь в тяжком раздумьи. Малышкин твёрдо уместился в мэровском кресле, а будущему мэру предложил место за посетительским приставным столом заседаний.
- Шулебожский снял свою кандидатуру и исчез из города, - сразу, без вступления, выложил сверхординарную новость, о которой Виктор Сергеевич знал ещё накануне. – Сынок ещё раньше слинял в Израиль, и пришулить некого.- Разъярённый Тимур подвигал желваками. - Такой подлости я от него не ожидал.
- Вот как! – удивился кандидат безо всякого удивления.
- Вот так! – припечатал командор. – Какие будут предложения? – Предложений не было. Пришлось мозговику троицы выбираться из патовой ситуации самостоятельно. – Зреют три варианта последствий. Да не мельтеши ты, сядь! – приказал нервничающему Букину. – И без тебя черепок шиворот-навыворот! – Подождал, пока неуравновешенный член команды усядется напротив Виктора Сергеевича. – Итак, имеем три варианта. Первый – неуправляемая шарага Шули, растерявшись, воздержится от голосования, и небольшой, пугающий перевес Осинского будет пугать его в нашу пользу.    
- Надо всех торгашей припугнуть, - посоветовал Букин.
- Где ты их достанешь всех, когда день фактически кончился?
Алексей только вздохнул.
- Второй вариант предполагает, что они сдуру, совсем обалдев, проголосуют за Алексина.
- Ништяк! – обрадовался Алексей успеху Алексина. – Даёшь Витька в мэры!
Но Малышкин сразу же охладил надежды соратника.
- Вариант, скажем прямо, нереальный и всерьёз рассматриваться не может. – Виктор Сергеевич согласно наклонил голову. – Остаётся ещё один, для нас аховый: эти шулята в панике, оставшись без лидера, метнутся к наиболее сильному – к Осе. – Партнёры застыли в ожидании безнадёжного исхода. – Тогда нам полная хана. – Распорядитель вариантов строго оглядел замерших в прострации натройников. – И ничего не остаётся, как только пассивно ждать развязки.
- А может… - неуверенно начал Букин.
- Да, - подтвердил твёрдо затвердевший Тимур Эдуардович, - остаётся одно: постараться напугать Осинского не совсем ясным первым вариантом и срочно выбить из него компромиссное согласие на вакансию сити-менеджера. Пусть клятвенно пообещает предложить мою кандидатуру депутатам и настоит на ней, а взамен Алексин тоже снимется с выборов. Время ещё до двенадцати есть, давай, - подвинул по столешнице лист чистой бумаги Виктору Сергеевичу, - пиши отказ, отнесёшь сейчас же в избирательную комиссию.
- Я не согласен, - ещё твёрже, чем затвердевший шеф, отказался кандидат, отодвинув листок.
- То есть, как не согласен? – удивился командор бунту всегда и во всём послушного члена команды.
- А вот так! – Виктор Сергеевич поднялся из-за стола. – Как слышится, так и пишется! – мягко, по-школьному, нагрубил.
- Да ты что? - взъярился тоже поднявшийся Букин. – Да я тебя… будь ты хоть трижды мэром, в порошок сотру! Я в тебя столько денег угрохал, а ты… Да мы тебя, – последовала отборная матерщина. – Мы тебя породили, мы тебя и…
Отщепенец сухо рассмеялся.
- Не выйдет! Я уже весь там, в бюллетенях, попробуй убить в них.
Поднялся и Малышкин.
- Не зли нас! Не ходи поперёк! Раздавим! Молод ещё длинные штаны носить! Пиши! – и опять настойчиво подвинул по столешнице листок поближе к Виктору Сергеевичу. Но тот не принял угроз, молча высвободился от стула и так же молча, сжав зубы, твёрдо пошагал на выход. – Стой! Вернись! Погорячились, и хватит!
Но повстанец не внял и этим увещеваниям и вышел, дрожа мелкой дрожью.
Забравшись к Алине, глубоко и освобождённо вздохнул-отдулся.
 - Всё! – сообщил удовлетворённо стрёме, встревоженно вглядывающейся в его напряжённое лицо. – Я - один! – и объяснил кратко: - Те хотели, чтобы я снялся с выборов, но я отказался подчиниться, отказался не от выборов, а от них.
 - И что теперь? – его беспокойство передалось и ей.
 - А ничё! – сумел улыбнуться косо. – Давай-ка, мотанём отседова прям в областной стольный град, чтобы не приставали, гульнём там на славу по случаю освобождения, заночуем, где удастся, а завтра вернёмся, но не раньше, чем к началу голосования. Как тебе такая планида? – Алина тоже неуверенно улыбнулась, поняв, что так надо, что ему нужна срочная и спокойная разрядка. – И катись всё пропадом! – заключил отщепенец, рубанув воздух ладонью. – Чего молчишь?
Ответ был ожидаем:
 - Как тебе, так и мне.
 Бегство в региональную столицу не принесло, однако, облегчения, не сняло напряжения и тревоги, ночь была почти бессонной, и он был рад, когда она кончилась и можно стало вернуться к запутанным выборным делам. В избиркоме уведомили, что его искали до полуночи и не могли нигде найти.
 - Я и сам себя не мог сыскать, - пожаловался председателю. – Кто искал-то?
 - Осинский и Малышкин. Но теперь время ушло, и вы, вероятно, уже никому не нужны.
 - Очень надеюсь, что вы ошибаетесь.
Оба посмеялись невольному двусмыслию.
 - Начали вяло, - пожаловался предизбиркома, - а вы уже проголосовали?
 - Нет, и не собираюсь. – У чинуши вытянулось лицо, и очки сползли на нос. – За себя – не этично, за соперника – не тактично, так что предпочитаю воздержаться.
Председатель хмыкнул и почему-то не погрустнел, а повеселел.
 - Странный вы у нас кандидат, такого ещё не было.
 - Я вам сочувствую, - повеселел и Виктор Сергеевич.
Председатель, против обычного, был сама любезность. Он хорошо понимал, что его судьба полностью в руках будущего мэра и решил подстраховаться, поскольку этот парень, по мнению многих опытных местных политиков, далеко пойдёт. Здесь пока кандидат никому не нужен и вообще никому не нужен, даже тем, кто его настойчиво искал.
Встретившаяся на выходе Алина, наоборот, была взбудоражена и переполнена новостями. Когда забрались в «Форд», тут же выложила, весело блестя глазами, главную:
 - Ночью-то чё бы-ы-ло-о… Малышкин с Букиным, а вместе с ними, ни с того, ни с сего, и Осинский, завалились в ресторан, заняли там отдельный кабинет, пили, ели и орали не разберёшь что вперебой. Потом, когда ор достиг максимума, ушёл, пьяно шатаясь, с красной мордой в тёмных пятнах Альберт, а двое продолжали лаяться. Скоро зазвенела битая посуда, попадали стулья, орать перестали, вышел Малышкин со здоровенным фингалом под глазом, в залитом и замызганном пиджаке, с разболтанным галстуком в виде удавки и, набычившись, ушёл, ни на кого не глядя. Выждав немного, обеспокоенный мэтр заглянул в кабинет, а там на полу лежит Букин и не шевелится, лицо в крови. Вызвали скорую и увезли в лечебницу. Вот! Славно мужики посидели, но, видать, не договорились по-хорошему.
- Жалко, что не угробили друг друга, всё чище было бы в городе. – Виктор Сергеевич, конечно, не жаждал их крови и трепанулся так, для красного словца, словно выматерился. – Отвези меня в пенаты, что-то неможется, полежу, отмякну, а ты, если в состоянии, помотайся по участкам, узнай у наших помощников, если не смылись, как у нас на выходе, - и тут же поправился: - Хотя, пусть-ка оно всё катится, куда катится! Ничего уже не изменишь, не подправишь, зачем попусту расстраиваться. Остаётся ждать, а это самое наипаскуднейшее, что бывает в жизни.
Алина вгляделась в его лицо с участием, пощупала лоб.
- Холодный и сухой. Перенапрягся. Сиди дома, я у тебя буду передвижным информатором. А лучше вздрыхни чуток.
Дома нечаянно зацепился одной, ещё пульсирующей, извилиной за Чарльза Сноу, которого взял в мэровской библиотеке, расшевелил остальные извилины со скрипом и до обеда наслаждался выборами ректора в респектабельном интеллектуальном сообществе английских учёных, невольно сопоставляя ту утончённую благообразную избирательную кампанию с городской, не находя, в общем-то по сути, существенных различий. К обеду примчалась Алина.
- Пока ничего не ясно, - пожаловалась. – Почти все помощники по случаю хорошей погоды и выходного улизнули, получив бабки заранее, так что я одна вкалываю за идею, выпытывая тайны избирательного процесса. Большинство не хотят отвечать, кому отдали «птичку», многие, судя по наглым взглядам, врут, и столько же отвечают честно, что не помнят, за кого проголосовали, так что ситуация тёмная.
- Сиди дома, - посоветовал тёмный кандидат. – Высветится, когда всё кончится.
- Нет, я не усижу, когда решается судьба: быть мне законной и первой дамой или не быть. Я и платье себе скроила в уме, - будущая фест-леди, не удержавшись, предложила: - Хочешь, расскажу?
Он улыбнулся.
- Не надо, пусть оно будет для меня приятным сюрпризом, а лучше всего, так и останется в твоём разгорячённом уме.
Алина сморщила нос.
- Ты мне не нравишься. Неужели тебе не хочется победы?
Под будущую победу ели полуфабрикатные пельмени с майонезом и пили поддельную «Фанту».
- Знаешь, если честно, для меня, как для истинного кубертеновца, не важен результат, а важно участие. Я уже доволен.
- Ну и зря! – Она, чуть поклевав, утёрла губы тыльной стороной ладони, а ладонь – о драные рабочие джинсы, встала. – Придётся перевоспитывать, перезагружать, - поцеловала в лоб. – Для меня – только победа, любой ценой. Ладно, млей дальше, а я – в гущу драки, за победой. Не проспи сообщение о триумфе.
Этот день оказался, наверное, самым длинным в его жизни. Как и чем ни убивай, а всё равно мысли вокруг выборов крутятся. Порой хотелось только одного, чтобы день скорее кончился, и вообще всё бы кончилось и даже не важно с каким результатом. А тут ещё Алина, поддразнивая, сообщила, что они лидируют. Врёт, конечно, но приятно и тревожно. И сам он себе врёт, что результат не колышет. Ещё как колышет, иначе зачем