Повесть о нашем человеке. Гл.29-31

мадонно-джонсоновское завывание, и им тоже ничего больше не надо. Счастливые гомо нот сапиенсы. Им-то хорошо, а тут сиди и беспокойся, как она там, не лезут ли к ней, перекуренной. Как домой пойдёт поздняком и вообще пойдёт ли или останется с каким-либо импотентом? Так и не заснёшь, но он заснул, причём сразу, как только постелил на диване. Пусть, если вернётся, будет ей наказанием.
 
-30-
Спал плохо, ворочаясь с боку на бок, словно в баке стиральной машины. А тут ещё Малышкин с приспешником Букиным с длинными отвислыми носами вздумали хватать сонного холодными пальцами за нормальный нос, мешая дышать, и как он ни отмахивался, всё не мог ухватить нахалов за руки, пришлось, тяжело дыша ртом, проснуться. Рядом сидела, скорбно улыбаясь, гулящая невеста, убравшая, наконец, пальцы со страдающего рубильника.
- Ты чё? – прохрипел сердито, стараясь пошире продрать сонные глаза. – Чё хватаешь грязными лапами не своё?
Она улыбнулась помягче и даже чмокнула коротко сухими потрескавшимися беспомадными губами в лоб, как маленького.
- Вставай, дрыхляк, хватит бесцельно тратить тихий выходняк.
- Где ты шастала? – постарался придать голосу грозный оттенок.
- О-о! – улыбнулась ещё шире. – Я слышу строгого и ревнивого мужа.
- И всё-таки, где ты была? – повторил настойчиво. – У своих? – предположил худшее. – У Джонов-пижонов в полуштанах? Смолили и балдели всю ночь? Или? - Она, не отвечая, быстро разделась и нахалом, ни капельки не чувствуя вины, влезла к нему под одеяло, притиснув холодным телом к спинке дивана. А он, обидчиво отстраняя цепкие руки, настойчиво допытывался: - Отчего такая холодная? Шлялись по улицам всю ночь? Где ты, всё же, была?
Алина, устроившись поудобнее и согреваясь, наконец-то соизволила ответить в плечо:
- У Веры.
Его как мощной пружиной подбросило. Округлив недоумённо глаза, он уселся, чуть не сбросив голозадую подругу на пол, но та как кошка ухватилась за него и за одеяло, ловко умостилась на его бёдрах, укрыв обоих с колен до пояса.
- За каким дьяволом тебя туда понесло? – чуть не закричал Виктор Сергеевич, в который раз не понимая логики женского поведения в экстремальных случаях. В раздражении попытался отлепить её от себя, но не удалось, она цепко ухватилась за шею и прижалась головой к надёжному широкому плечу. Освобождённо вздохнула, сообразив, что поза устойчива, и объяснила необъяснимое:
- Хотела посмотреть в бесстыжие глаза и оставить пару отметин на наглой роже, - приподняла руку с растопыренными скрюченными пальцами с острыми красными коготками.
Виктор Сергеевич рассмеялся, расслабляясь, явно довольный и причиной ночного отсутствия и защитой верной спутницы в избирательной кампании.
- Ну и как, удалось?
 - Не-а! – подняла она к нему глупо улыбающееся лицо нашкодившей девчонки, а он, притворно поморщившись от разочарования, внутренне серьёзно пожалел, что не удалось оставить на память о подлости хотя бы одной маленькой царапины на щеках бывшей подруги. Вот уж истинно самые злейшие враги появляются среди самых близких друзей.
 - Жаль! – вздохнул. – Чем вы тогда занимались всю ночь? – нежно огладил защитницу по гладкой спине, переходя на красивые полные бёдра.
 - Ревели в унисон, размазывая друг у друга слёзы и сопли.
Виктор Сергеевич снова рассмеялся, явственно представив умилительную сцену хлюпающих своих подруг, старой и новой.
 - Репетировали, значит, новую пару «Не пара», - пошутил тяжеловесно. – По кому же был ваш вселенский рёв?
 - По тебе, - взглянула лукаво и было непонятно, то ли говорит правду, то ли лажит.
 - А что, уже пора? – шлёпнул, не соглашаясь, слегка по заду. – Вроде бы я ещё не созрел для оплакивания. И завещания не подготовил.
Алина слезла с жёстких колен, уселась рядом, плечо к плечу, как и подобает близким друзьям в сложную минуту.
 - Она надеялась, что, прочитав статью, ты прибежишь к ней с руганью, вы всласть позадираете друг друга, вспомнив всё, что было и что потеряно, на том и помиритесь. Ей этого очень хочется, она тебя по-прежнему любит.
Виктор Сергеевич возмущённо фыркнул.
- Ничего себе любит! Обделала с головы до пят и ещё требует любви! Ну, бабы!
- Хотела, обделав, помешать тебе вляпаться в сволочную мэрийную гонку, чтобы остался нормальным человеком, а не превратился в бездушный бюрократический механизм. Так говорит, так оправдывается. – Алина тихо рассмеялась. – Может, и загибает, совсем потеряла себя и не знает, как ещё вернуть тебя, - вздохнула тяжко, с отдувом. – Не знаю, кто нас поймёт. – Положила голову на плечо соседа. – Дурная эта Верка! Нахваталась ума в книжках чересчур, думает, гордячка, что мужики сами должны приваливать к ней скопом, а она будет выбирать. Выбрала уже, пузо торчит! Дудки! В нашей сермяжной жизни так не бывает, в ней, тесной и толкучей, даже приличным женщинам приходится самим высматривать, выбирать, подманивать, приручать, готовить к захвату и только тогда сдаваться.
 - Ты уже все этапы со мной освоила? – Виктору Сергеевичу неприятно было думать, что и он, сильный и умный, стал живой игрушкой в руках слабой укротительницы.
Алина уловила обиду и постаралась поскорее загладить невольный промах.
 - Нет, с тобой у меня всё по-другому. Я так втюрилась, что ни о каких приручках и мыслей нет, лишь бы быть рядом, лишь бы быть удобной для тебя, и в том моё счастье. А когда придёт настоящая ответная твоя любовь – а она придёт, я не сомневаюсь, потому что хочу безмерно – тогда счастливее меня никого не будет. Знаешь, мы созданы друг для друга: ты – лидер, я – вслед, и так во всём. – Она изогнулась и страстно поцеловала в губы, в глаза, в предплечье, потянулась ниже, и пришлось срочно сделать небольшой перерыв, чтобы доказать всю меру большой любви. Успела только, закрыв глаза, прошептать пересохшими губами: - Люблю! Супер! Грандиозно! – Потом, устроившись у спинки дивана и отдышавшись, спросила ни к месту и ни ко времени, затаённо ожидая нужного ответа: - А её ты любил? Ну, хоть немножко? Может, и сейчас любишь?
Козёл заложил руки за рогатую голову.
 - Вряд ли, - ответил с неприятной долей неопределённости. – Я и сам себе задавал такой вопрос, когда она уехала, несмотря на мои уговоры. Тогда сомнений не было: не любит, потому и смылась внезапно и навсегда. Да и я, пожалуй, только свыкся с ней, с нашими встречами набегами и не очень-то хотел что-либо серьёзно менять. А любить – вряд ли. Вероятно, она не знакома с поэтапной методикой завоевания мужских сердец, а я был слишком зациклен на карьере и не хотел обременять себя излишними чувствами. – Чуток задумался. – Нет, пожалуй, до любви дело не дошло. А теперь, после неожиданной и оскорбительной беременности, и последние искры угасли. Мы стали абсолютно чужими, а прошлое вспоминается только с досадой и неприязнью.
Алина снова поцеловала, одобряя.
- Правильно, она тебя не стоит, - намекнула, что сама-то стоит, ещё как. – Мне жалко её, она полезла не в ту степь и потеряла ориентиры, и теперь не может никак начать всё сначала, тем более с пузом. Из неё сносная жена не получится, слишком кобенистая девка. Хорошо, что вы разбежались, хорошо, что ты со мной, я не такая, я паинька, - и опять в подтверждение смачный поцелуй. – Врёт сучка, что расстроилась и не читала в окончательном варианте статью, исправленную и дополненную Кешей. Ей было и без того стыдно и горько, а виноват ты.
Виновный только усмехнулся.
 - У вас, у женщин, всегда мужик виноват, какую бы вы подлость ни сделали, чем подлее она, тем более правой себя считаете.
Алина прикрыла ему рот ладонью.
 - Ладно, ладно, не гоношись: что делать, раз мы такими уродились. – Убрала ладонь, поёрзала, устраиваясь поудобнее, далёкая от любой подлости. – Знаешь, я думаю, что надо бы ей помочь.
 - Без меня! – отрезал нон-меценат.
 - Бабки не возьмёт, - предположила добродетельная душа, - а вот всякие малявкины причиндалы, включая малышкину тачку, можно всучить в качестве отступных, как думаешь?
 - Никак! – разозлился Виктор Сергеевич.
  - Ну, тогда – всё! – поднялась дарительница, сбросив одеяло. – Замнём! Встаём! Едем! – пришлось и злюке нехотя подняться.
 - Куда? – лежебока испугался, что потянут на какие-нибудь фурорные выставки и модернистские вернисажи, где придётся преть и делать вид, что поглощён, потрясён и обестолочен мерзостным квази-искусством превращать явное в бред. – Давай лучше вздремнём как следует, а потом пошамаем всласть в какой-нибудь кафешке без музыки.
  - Не успеешь ложку ко рту поднести, как вызовет Малышкин, он-то, в отличие от тебя, больше волнуется за исход выборов и не даст покоя даже в покойный день, - с силой потянула за руки. – Нет уж, вставай и драпанём из города, а мобильники забудем.
 - Куда? – продолжал плаксиво канючить будущий мэр-лентяй. – Хочется-то не очень. – Но Алина уже активно рылась в шкафу, выбрасывая необходимую амуницию, и первыми были выброшены ажурные бикини, свободно умещавшиеся на ладони. – У меня сегодня законный день отдыха. – Стоны были бесполезны.
 - Тебе какие плавки? – влезла в его вещи.
 - Никакие, - привередничал недоделанный мэр.
 - Так поедешь? – оглядела голенького.
 - А что? Слабо?
 - Перепутаешь ещё набалдашник скоростей со своим, - бесстыже упёрлась взглядом в его промежность,  - и загремим на крутяке.
Пришлось, ворча, одеться.
 - Ну, чего пристала? Давай любые, без разницы, лишь бы не быть голым утопленником, будут ещё лапать – щёкотно.
Победительница неуверенно хохотнула.
 - Тебе-то, дохлому, какая разница?
Он сам выбрал голубые с синей каймой и белой утилизированной чайкой на бедре, узенькие и лёгкие, каких теперь никто не носит, предпочитая до колен, и каких тоже не надевал сроду, со времён сопливой молодости.
 - Ты думаешь, раз мёртвый, то и не живой? – ошарашил псевдофилософским вопросом, торчком стоящим многие сотни и даже тысячи лет.
Она даже перестала рыться в барахле.
 - Как это?
Теперь уже он хохотнул задиристо.
 - А так: как накакала, так и смякала.
 - Чок-чудик! – обозвала на всякий-який.
 - Небось читала, хотя вряд ли, но наверняка слышала по телеку, что у мертвяков берут вполне живые органы для пересадки, в курсе?
 - Ну! – округлила от ужаса и брезгливости помертвевшие глаза.
 - Лапти гну! – продолжал он грубить, сгоняя хандру. – Гомик сдох, а органы живы, значит и он жив, только голова мертва, компьютер сдох. Голова у сапиенса самый уязвимый орган. Да и то, если поднапрячься, то могут и пришить новую в два счёта, только возиться медикам неохота. Пришьёшь какую-нибудь дурацкую, шизиковскую, по судам затаскают.
- Ты хочешь сказать, что органы из живого выдирают? – не поверила носительница красного диплома экономиста-финансиста.
- Иначе они не приживутся, неужели не ясно? – Лицо трансплантатора было правдивым и очень серьёзным. – Так что лучше подыхать прилично одетым, возьми на заметку.
Но Алина только отмахнулась.
- Да ну тебя! Тебе-то уж точно не те мозги вправили и язык балабольный присобачили. Давай лучше шевелись в темпе. Такому умному в мэрии делать нечего.
- Это точно, - согласился претендент и пошлёпал на кухню смочить чем-нибудь перетруженное за последние дни горло.
Заботливая хозяйка присоединилась к нему, когда были готовы кофе и бутеры с колбасой и сыром.
- А рванём мы с тобой на