него зависящее. И сейчас он стремился, точно два кадра, наложить друг на друга лица. Лицо первое - искаженное судорогой злобы в нечеловеческую маску. "Поджог Сараев". Лицо второе - настороженное, просящее и ....верящее в него. Лицо девушки...
Двадцать лет назад... Когда горное гнездо безымянной банды было зачищено, командир дал добро на отдых в нейтральном ауле. Угоняев навсегда запомнил, как они, окровавленные, потные и провонявшие порохом, вступали в цветущий сад, где маленькие домики терялись среди множества деревьев, а все звуки были плотно замешаны на гудении пчел. Один боец полушутя все спрашивал товарищей - не погиб ли он сегодня: слишком непривычно было оказаться среди войны в маленьком раю. Угоняй видел другие аулы, где превратившиеся в крыс жители травили колодцы, снабжали боевиков оружием, ставили на дорогах федералов растяжки, подсаживали его солдат на наркоту. Все его существо кричало - не верить. Но здесь командовал не он. А старший по званию отчего-то рискнул довериться этому аулу.
Лейтенант Угоняев тогда просто позволил себе сеть под яблоню и слушать. Не хотелось ни есть, ни пить, ни даже курить. Куда важнее было сейчас, до судорог, до слез, - слушать пчел, глядеть на уже осыпающиеся лепестки яблонь и вдыхать их аромат. Сколько он тогда так сидел - сам не помнит, время исчезло. Очнулся он только тогда, когда почуял движение. Рядом стояла молодая девушка, почти совсем девочка. Ничуть не боясь ни чужого лица, ни калаша на коленях, она протянула Угоняеву кувшин с холодным молоком и о чем-то попросила на своем языке. Лейтеха вопросительно обернулся на сидящего рядом сержанта. Тот без слов понял просьбу и перевел:
- "Пожалуйста, прогоните всех бандитов. Иначе они когда-нибудь придут сюда. Не будет ни яблонь, ни мамы, ни меня."
И только тогда Угоняй понял, что лицо Чечни, это не оскаленное бородатое лицо фанатика. Тогда сама чеченская земля смотрела на него через глаза этой девушки и просила защитить ее. Защитить от сыновей, которые, точно одержимые иблисом, превратились в зверье. В нелюдей.
Долго еще спрашивали тогда особисты - отчего Угоняй не берет пленных? Никогда? А ему не нужны были пленные, как не нужны были той горной земле выродки. Никогда.
- Товарищ полковник!
Дежурный вбежал без стука. Угоняй быстро очнулся.
- Что?
- Пойман разведчик!
- Сюда веди!
Разведчиком оказался местный. Нет, не русский - либо армянин, либо азер. Даже не понять по заплывшему жирными складками лицу. Угоняй помнил его. Неделю назад тот, торгуя на рынке, угодливо просил "гаспадына палковныка" купить с его точки мандаринов и со всей словоохотливостью материл пригретый президентом ИГИЛ. Видимо, мнение свое он пересмотрел. Или - продал. Угоняев обернулся к конвоирам:
- С чем взяли?
Один молча протянул командиру папку.
- Твою же ты мать!
На простой туристической карте Новгорода были от руки нарисованы все укрепления и даже подписано время смены караула.
- Еще не все, тащ полковник, - подал голос охранник - у него на мобиле каждый блок пост заснят оказался.
- Эй, свинья, прикажи своим шакалам отпустить меня! И пусть мобильник вернут! И деньги! - подал голос арестованный.
В деньги Угоняй не верил, да и визги пропустил мимо ушей.
- Как его взяли?
- Пробовал через овраг проползти, пузо на "егозе" застряло. По возне его и услышали.
- Эй, билят русский! Ты меня слышишь, да? - разъярился арестант - Ты чито, по русски не понимаешь? Выпустить меня прикажи! И деньги пусть вернут! Они мои деньги забрали!
- Рот закрой - вежливо попросил Угоняй, и это добило торгаша.
- Ти! Да ти знаешь, с кем связался?! - визжал с нарастающим акцентом арестант - не отпустишь меня - все ми тебя резать придем! Ти не знаешь, свинья, сколько за меня поднимется! Да ми твой жоп рвать всей братвой будем! Да ты...
Один из конвойных прикладом напомнил о вежливости, и визг захлебнулся.
- Увести в карцер.
Пытавшемуся что-то лопотать на своем языке шпиону выдали ускоряющего пинка и выволокли за дверь.
- За-ши-бись...
Угоняй поднял трубку телефона:
- Ростовцев? Быстро по всем постам краткий инструктаж о задержании. И пусть будут внимательнее, если жить хотят побольше.
Трубка легла на рычаги.
- Тащ полковник..! - заглянул в дверь часовой
- Чего?
- Тут к вам посетители. Делегация...
- Какая еще?
- С рынка, похоже...
- Ну, запускай.
В дверь вошли два убеленных сединами аксакала и вежливо сняли папахи.
- Садитесь - кивнул им на свободные стулья Угоняй.
- Пусть скажет нам господин полковник, здорова ли его жена, счастливы ли его дети? - почти без акцента начал обряд вежливости один из гостей.
- Пусть небо дарует вам тоже самое счастье, что имеет моя семья - соблюл вежливый тон полковник, и тут же свернул велеречие - Чего вам?
Старики переглянулись.
- Нам сказали, что ваши солдаты арестовали сегодня Рустама из нашей общины. Мы просим отпустить его.
- Вещдоки ему тоже вернуть? - поинтересовался Угоняй.
- Пусть пойдет вам на пользу, что удалось добыть - вежливо склонил голову другой старик. - мы просим только за Рустама.
"Вором кличем, шельма. Но тон вежливый блюдет" - догадался полковник. Вслух же сказал:
- Вашего Рустама задержали при попытке пересечь охраняемый периметр. При нем обнаружили сведения, которые он нес врагу. Отпустить его я не могу, пока вся эта каша не прекратится.
Старики снова переглянулись, надели папахи на головы и поднялись.
- Всевышний награждает разумных. Неразумным же он дает урок - заявил один на прощание, глядя прямо в глаза полковнику.
- Скатертью дорога.
Дверь захлопнулась.
- Угрожать, сволочи, вздумали...
Угоняй достал новую сигарету и закурил. В голову уже нарабатывалась схема профилактической проверки всех азиатов, оставшихся в осажденной части Новгорода. Дело намечалось муторное, с "песнями" и "танцами". Но от этого - не менее необходимое. Сигарета успела догореть до фильтра, когда Угоняй уже прикинул, что и как. Осталось только отдать приказ.
Окурок с тихим звоном упал в консервную банку, уже полную его собратьев.
И тут в районе Кремля захлопали выстрели.
- Что за..? Одиночные сменились очередями. Причем лупили "любители": вместо уставных 3-4 патрона, "калаши" стрелков выплевывали за раз пол-обоймы.
- Тревога!!! - Угоняй выскочил за дверь, на ходу расстегивая кобуру.
У здания уже гомонили встревоженные бойцы.
- Смирно!
Рявк команды разом отбросил тревогу, смятение и желание строить догадки. Солдаты вытянулись, тревожно скашивая глаза в сторону Кремля.
- Готовность! По приказу выдвигаемся...
Приказывать не пришлось: стрельба затихла так же внезапно, как и началась.
К КПП подбежал задыхающийся Богумил.
- Сынок..! Там..!
Через секунду рядом оказался еще и патрульный сержант:
- Разрешите доложить!
- Докладывай. Можешь от себя.
- Так точно! Нерусская диаспора резню начала. Сразу, как отмашку кто дал. Без разбора всех под нож пускали. Ополченцы с ними перестрелку затеяли, да все и полегли. Мы на выстрелы подоспели, подкрепление вызвали, да и зачистили площадь.
За простым рассказом скрывалось такое, от чего у бывалого полковника были готовы встать дыбом немногочисленные седые волосы.
- Что значит - зачистили?
Патрульный вытянулся по струнке и доложил уже по уставу:
- Всех лиц с оружием разоружили и взяли под арест. Огневые точки подавлены. Оказывавших сопротивление уничтожили.
- Сколько положили?
- Пока не знаю, товарищ полковник. Нерусских - почитай сотню. И еще полторы - под арестом на площади.
- Подробный отчет мне, быстро!
- Есть!
- А ты, дед - обернулся Угоняев к задыхающемуся Богумилу - со мной пройдешь. Расскажешь мне, отчего твои ополченцы сами в драку полезли, вместо того, чтобы моих звать. а заодно и задание получишь.
Зрелище бойни впечатляло. Тела лежали везде - на проходах, под обрушившимися палатками, среди дорогих шмоток и дешевых фруктов. На краю площади, под прицелами автоматов на земле скорчились сто пятьдесят три человека. Бойцов бил мандраж, и Угоняй даже не сомневался, что некоторые из арестованных уже получили "попытку к бегству".
- ...Так все и было, сынок! - горько закончил свой рассказ Богумил. - разве ж русский человек будет стоять просто так, когда его семью режут? Тут же не ополчение было, просто люди безоружные по рынку ходили. Их и начали резать....
"Тридцать восемь гражданских убито, четырнадцать ранено" - вспомнил отчет Угоняй.
Они прошли мимо убитой женщины. Угоняй вздрогнул от застывшей на ее лице боли напополам с непониманием. Убили ее не пулей. Тварей даже не остановила беременность жертвы. Ей просто загнали между ног трубу от палаточного каркаса.
- Все, как ты рассказывал, сынок..! - всхлипнул Богумил, торопливо накрывая умершей лицо. - все я слышал, да все казалось, что лишь от пришлых такое увижу. Мы ж с этими сколько лет рядом жили! И покупали у них, и видели, как они строят, да улицы метут, а так... И ведь все сразу началось, как по сигналу...
Полковник вспомнил слова делегатов диаспоры и зубы сжались ненавистью: "опоздал ты, полкаша, со своей профилактикой. Вот она - уже случилась".
- Наш патруль отбить попытался с рынка людей... Лезли в проходы, вырывали из рук, да прямо под перекрестный огонь и попадали. Уже потом, как всех гражданских тут дорезали, так наши их издали обстреливать начали... А те в ответ ...
"Пятнадцать ополченцев убито, трое ранено" - сухие строки отчета снова всплыли перед сухими глазами Угоняева.
- А там уж ваши подоспели, грамотно разделали мерзавцев.
"Четверо солдат убиты, семеро - ранены".
- Тут им капец и пришел...
"Семьдесят семь убито, двадцать один ранен, сто пятьдесят три - разоружены и арестованы." Угоняй подошел к пленным.
- Командиров живыми взяли?
- Вот этот приказы отдавал! - кивнул боец на рослого кавказца.
Тот исподлобья оглядывал площадь, но руки держал за головой, не решаясь провоцировать русских.
- Поднять этого.
Бойцы так рьяно исполнили приказ, что пленник вскрикнул и разразился горскими ругательствами. Угоняев с любопытством хищника наблюдал за ним.
- Что, горный козлик, воевать захотелось?
Горец презрительно повернул голову к полковнику и процедил сквозь зубы:
- Всевышний видел нашу заслугу. Он воздаст нам за нее.
"Тертый калач! Не кричит, не требует, не угрожает! Не чета Рустаму! Кажись - в поле командовал раньше!" - догадался Угоняев.
- Что дальше планируешь делать, вояка?
- Если всевышний снова призовет меня к бою - буду славить его имя пулями, гяур. Если же он захочет дать мне награду - он призовет меня в скором времени для личной беседы.
"Допрашивать бесполезно: идейный" - Угоняев махнул рукой, приказывая увести.
- Саид! Саид!
Пленник обернулся и на лице его растеклась радость. Угоняй поглядел в ту же сторону. К ним бежала девочка. Сколько ей было лет? Четырнадцать? Тринадцать? Кто его разберет. Она целенаправленно бежала к арестанту, выкрикивая его имя и совершенно не обращала внимания на автоматы конвоя. Правой рукой она придерживала у живота котенка.
Угоняй увидел, что солдаты растерялись, настолько здесь не к месту была эта девочка, пусть даже она и бежала к своему родичу. А у самого полковника вдруг до боли сжалось сердце. Перед глазами завертелись одновременно растерянность на лицах солдат, радость на морде бандита, рука девочки, придерживающая
