уровне.
И если нечто подобное и сможет в каком-либо вполне осязаемо конкретном контексте некогда и вправду, затем еще предстать как кем-то и впрямь до чего заслуженная суровая кара, то вот причиной тому могут быть разве что одни только те совсем бесстыдно наглядные нарушения этики социального поведения.
Ну а чему-либо иному тут точно и близко попросту никак и не место.
И все это, потому что та самая высокая и чистенькая мораль зачастую еще на деле имеет именно тот донельзя же страшный, а порою и полубезумный, да и самый как есть явно бесчеловечный изъян…
Поскольку те самые весьма вот обыденные ее постулаты могут, к какой-либо той или иной на редкость конкретной и крайне скособоченной суровой жизнью личности вообще никак и никоим боком ни в чем явно не соприкасаться.
Раз кто-либо тот был до чего чересчур уж довольно-то мало знаком со всем тем, что вообще только, так или иначе, называется самыми-то наилучшими сторонами этой нашей более чем общей житейской жизни.
Причем нечто подобное было, и вправду некогда вполне же достоверно описано в книге братьев Стругацких «Обитаемый остров».
«Наверное, это был мутант, смерть не может так изуродовать человека. Вот жизнь уродует. Она и меня изуродует, и никуда от этого не денешься, и не надо сопротивляться, надо привыкать».
И ведь от эдаких зловещих слов разом и веет гарью жизненной правды, а от сладенькой патоки творчества некоторых писателей вовсю уж и тянет душком слащаво приторной фальши того еще самого подчас чисто как есть глянцево игрушечного мира всяческих донельзя так восторженно благих фантазий.
А надо бы между тем и про то более чем невозмутимо, и весьма же твердо до чего многотрубно и громогласно напрямик же заметить: всякая этика социального поведения почти всегда и во всем безупречно верна, ну а мораль, обращенная сугубо наружно, подчас на редкость убога, цинична и гадко-уродлива.
25
Причем именно та бесподобно славная абстрактная мораль, что считай житейски, почти неизбежно ущербна и может вполне верно для кое-кого, затем явно и послужить, собственно, тем наиболее наглядным эталоном той и впрямь чистой, словно слеза младенца сколь безупречной безгрешности чувств и помыслов.
А в особенности это так, когда мораль всячески мобилизуют на борьбу со злом люди, видящие реалии окружающей жизни под одним только тем еще чрезвычайно же острым углом зрения.
Ну, а между тем абсолютно никакой той или иной плоско и беспросветно вычурной геометрии в безгранично широком человеческом существовании попросту нет, да и быть, собственно, и близко ведь вовсе-то совсем уж не может.
То есть, если и существуют некие узкие и очень угловатые рамки, то они разве что нечто искусственное, созданное для чего-то личного удобства.
Причем жизнь иногда толкает и кидает людей в самые разные стороны, опаляя им духовные крылья и оставляя их в самом буквальном смысле с фактически же вывороченными внутренностями.
Ну а как раз тогда человек и становится донельзя густой и темной тенью самого себя прежнего и в нем вдосталь тогда, так и накапливаются хаос и безразличие ко всему на этом свете хорошему…
А еще он становится асоциальной личностью попросту никак неспособной завязывать прочные контакты с теми еще себе вот подобными.
И чтобы разомкнуть данный замкнутый круг нужно найти ключ к его душе, но нельзя рваться сходу и напролом, а именно что весьма старательно постараться разжать человеку ладони на глазах и сделать это надо ласково и очень мягко…
Причем, собственно, да мы разом так переносим тяжкие страдания, однако люди внутренне целостные и полноценные вполне легко будут способны это перенести безо всякого для себя серьезного ущерба.
Да вот, однако, есть, уж и те явно другие представители рода человеческого и им и близко нельзя сколь недвусмысленно предъявлять точно те же требования весьма основательно при всем том, только ведь и, основываясь чисто на том многозначительно, как есть чисто всеобщем положении вещей.
И это при том, что и впрямь существуют именно те самые вещи, за которые должен вроде как платить по счету буквально всякий тот или иной полноценно вменяемый индивидуум.
То есть, существуют фактически как-никак, а те самые полноценно общие правила уголовного кодекса, да, в конце концов, и этики социального поведения и они не имеют вовсе уж никаких хоть сколько-то существенных
ограничений.
Ну, а если и впрямь неправо разом еще начать делать всевозможные скидки всяческим не очень-то единолично виноватым людям, то общество быстро тогда скатиться во тьму хаоса и порока.
И это так поскольку значительная часть тех, кто хотел бы грубо нарушить закон себя отчаянным усилием воли, как-никак, а действительно сдерживают, явно опасаясь довольно строгого наказания.
Да только если они будут верно, знать, что если они весьма впечатляюще нажалуются на свою разнесчастную судьбу их тогда, как следует, точно вот не накажут, они до чего только еще вдоволь наплачутся на свою злосчастную долю.
Но это как и понятно те самые дела уголовные…
А вот с моралью все несколько ведь явно иначе, а особенно когда и близко нигде не проглядывает некая сколь откровенно злая и сознательная воля человека делающего всякие мерзкие вещи исключительно же нарочно.
То есть, надо бы смотреть на вещи иначе, когда речь никак не идет о ком-либо таком, кто так и творит всяческие дикие гадости, дабы по возможности максимально вот досадить всякому тому или иному ближнему своему.
Да вот, однако, какой-либо той или иной не в меру расфуфыренно респектабельной дикости может быть, как есть до чего фатально совсем и безразлично, как и почему чего-либо и где-либо вообще ныне так явно же произошло.
А как раз потому и может она со вполне спокойной совестью зверски захоронить злосчастное недобро вместе с тем, кто только лишь оказался одним лишь разве что тем еще слепым орудием в его дьявольски нечестивых руках.
И это, дело то и впрямь ведь оно сходу полностью ясное, нет сомнения в том, что порок и вправду должен быть справедливо наказан, а слезы невинных жертв не должны быть забыты и прощены.
Однако злобу диких разочарований никак при этом и близко нельзя более чем сколь на редкость равноценно сравнивать с горечью дикой утраты или сердечной боли, когда убийца или насильник преспокойно разгуливает на свободе.
И белых ворон никак не надо бы воспринимать, как черных воронов они могут быть, таковыми какие они есть по самым разным и различным причинам.
И этот мир точно ведь станет намного почище, если кто-либо на деле, а не на тех совсем уж пустых и напыщенно праздных словах и вправду окажется явно готов несколько замараться, разом смывая с кого-то всю ту чисто внешне крайне уродливую и страшную грязь.
Да вот, однако, кое-кому может оказаться действительно так еще жизненно необходимым донельзя безжалостно втаптывать дико нерадивого человека в ту самую отчаянно зыбкую почву всецело чуждой духу просвещения среды, которая еще изначально, собственно, и была той самой еще естественной средой его обитания.
Ну а вящее свое начало этакий безупречно веский и «здравый подход» истинно на редкость до чего безвременно берет как раз из тех самых безумно глубоких недр сколь фанатичных и темных веков не столь и давно в безвестную вечность минувшего - ушедшего Средневековья.
Тогда тоже всякого того, лишь на миг рискнувшего отойти куда-либо никак так недалеко в сторону от той долгими веками многими поколениями протоптанной колеи, жгли на костре, принося его в виде жертвы Ваалу, во всем истово следуя ритуалам возрожденного язычества, единственное, что осанисто примерившего на себя христианство, как некую внешнюю одежду.
Заодно и напялив под него «нижнее белье» своей-то собственной великой святости, что вполне однозначно лишь намного явственнее усугубляло и без того донельзя наихудший из любых только возможных обликов сущих извергов и палачей.
26
Причем снова и снова хотелось бы на редкость вкрадчиво и повторно как следует раз за разом жирно подчеркнуть, что уж те единственные люди - истинные мудрецы, кто всегда спасал западную цивилизацию от абсолютно полнейшей ею потери всякого доподлинного духовного облика, были именно те действительно зрячие носители высокой культуры.
В то время как остальные люди были разве что навроде змеи, мимолетно сбросившей старую, вконец износившуюся кожу дикости, а вместо нее облачившихся в ту так и сверкающую на солнце, яркую чешую современной и до чего и впрямь степенной же цивилизованности.
Однако внутри их душ никаких серьезных и светлых перемен и близко никак вовсе-то не произошло, поскольку то чисто внешнее (приспособленческое) изменение формы, как правило, буквально ни в чем, собственно, не на йоту явно не соприкасается с той самой сугубо внутренней стороной всяческого вообще хоть сколько-то развитого сознания.
А уж, в особенности, то и будет, собственно, так коли к тому никак не были кем-либо целенаправленно и мудро вполне отчетливо устремлены главные силы духа чьих-либо истинно гуманных учителей, а тем паче (кстати, что автору кажется, куда только поболее важным) самых же конкретных родителей или воспитателей.
Ну а ярче всего (наиболее отчетливо) это так и проглядывало именно в тот самый момент, когда изнеженный цивилизацией западный европеец попадал в совершенно необузданные, никак пока нисколько не переоформленные зарей цивилизации безмерно дикие условия.
То есть, наиболее полно он проявлял свои еще изначальные природные задатки как раз вот тогда, когда вокруг более уж явно и не было хоть сколько-то твердого закона, как и весьма полноценно сдерживающей всю его всеядную хищность строгой общественной морали.
Ну а посему и обращался он в того самого немыслимо лютого зверя, доселе и невиданного под теми невозможно же древними созвездиями зодиака.
27
Да и в самой Европе, - надо бы, еще первостатейно и незабвенно сходу признать, дела и впрямь обстояли бы немногим ведь явственно лучше, кабы всякое бесподобно яркое развитие нынешней цивилизации на редкость донельзя резво пошло бы тем еще самым абсолютно же односторонним и атавистическим путем.
А именно, как раз тогда и стали бы культурные ценности весьма вот явственно только и выражаться, собственно, разве что в виде самого максимального смелого потребления буквально-то чисто всего на белом свете, включая также и великие духовные блага.
Ну а в подтверждение данному тезису вполне возможно было бы привести слова откровенно слабого советского писателя-фантаста Георгия Гуревича, ну а плюс к тому был он довольно-то изрядно подпорчен вездесуще царившей во времена его жизни, так уж и сколь беспрестанно юродствующей марксисткой идеологией.
Да вот ведь, надо бы отдать ему должное: здесь он, как говорится, бьет не в бровь, а в глаз…
«Пленники астероида»
«Я построю себе дворец, - вслух мечтал Ренис. Одна комната будет янтарная, другая из слоновой кости, в третьей мои золотые листы на стенах вместо обоев. Устрою картинную галерею для себя, для одного себя. Были когда-то на свете премудрый Леонардо, жизнелюбивый Рубенс, сентиментальный Грёз, томный Гоген, писали, вкладывали душу в полотна, страдали… А я куплю их
