ДЕКАДЫ
ДЕНЬ ПЯТЫЙ Мистерия семнадцатая.
Сборы поутру были вялыми. Товарищ-пан Фригодный заволновался – скоро придет Куратор, а еще не все собрались:
– Нема порядку, товарищи, порядку нема. Это ж на нас держава какие средства тратит, а мы тянемся, тянемся … Непорядок!.
В ответ Вольдемар непринужденно и размашисто почесал за ухом, что говорило о его полной адаптации в данном отдельно взятом ограниченном контингенте подопытных.
– Вольдемар, миленький мой, ну что же это вы? Здесь же дамы! – мягко упрекнула его за рудиментарное поведение Валерия Александровна. Вольдемар окинул ее непредвзятым взглядом и громко зевнул. Опытная Валерия Александровна не стала делать из увиденного предмет для дискуссии и возводить его в принцип, но рассудительно отвратила от нахала свое зеленое после вчерашних Экспериментальных Исследований и сморщенное от всей предыдущей жизни личико.
Феня, мадам Рюкк-Зак то есть, благодушно улыбнулась Вольдемару. Ее организм испытывал приятность от того, что вчера ей все-таки удалось отбояриться от повторного председательствования. Окинув взором общество, она остановила его на Петре Кондратовичу:
– Петро, ну как там растет наш хлеб на ваших полях?
Петро Кондратович только крякнул, не найдясь, чего ответить на такой интересный вопрос.
– Рассаживайтесь, дорогие мои, – использованное Валерией Александровной повелительное наклонение напомнило присутствующим, что именно она и есть Голова Пятого Дня Декады. Сообщество задвигало стульями.
– Так это ж, еще Кураторши нема, – заметил пришедший в себя после Фениного вопроса пан Буряк.
– Давайте начинать, а когда она придет – прервемся, – из уверенного тона сказанного следовало, что, невзирая на перенесенные вчера экспериментальные страдания, Валерия Александровна очень хорошо продумала, как ей вести собрание.
– Так это ж, еще и Хватанюка-пана нема, – снова напомнил о себе Петро Кондратович. Сообщество, начавшее было рассаживаться, принялось пересчитывать друг друга. «Непорядок, ой, непорядок…», – шевелил страдальческими губами Сократ Панасович.
– Порядок – непорядок! А может мужчине вдруг поплохело … с головой или еще куда? – неожиданно забеспокоилась Феня. – Он же вчера нам такое задвигал! Может в него снова роги начали опять расти и он вже там бодается с кем-то, в натуре? Ви шё, не знаете этого бандеровца зашварамболенного? – он вечно, как не в УПА, так в профсоюз какой вступит, вам говорят!
Вольдемар закашлялся – это была его стандартная реакция на Фенины неологизмы и, крякнув, произнес:
– Ладно, схожу-ка я за ним!
И не дожидаясь одобрения, направился к выходу.
– Может еще кто-нибудь пойдет? – положительно среагировала бабулька-Валерия. – Может, помощь какая понадобится… Товарищ Фригодный, идите, идите же!
– Нет, извиняюсь, а чего это вдруг я? Вы же знаете – не выношу я вида этих… ну как их там…– уперся экс-депутат.
– Да вы что?! Типун вам на язык! – испуганно возмутилась мрачным пророчеством Александра Валерьяновна, до сих пор не восстановившая свои душевные качества после своей вчерашней мистерии с академиком Говнюком.
– Ты вже, Вольдемар, там с ним помягше, помягше! Шоб без переломов! – напутствовала его вдогонку Феня – мадам Рюкк-Зак то есть.
Вольдемар отсутствовал некоторое, остановившееся для ожидающих его возвращения время.
– Господа! – сказал он, появившись в дверном проеме, А Хватанюка-то нет!
– Как это нет?
– А вот так. Нету нигде!
Воцарилось тревожное молчание.
В это время устройство на камине, до сих пор не привлекавшее внимания Реципиентов и воспринимаемое ими как элемент декора, вдруг громко пёрнуло и заговорило каким-то незнакомым, шипящим, доселе ими неслыханным голосом:
– Уважаемые дамы и панове! По поручению Руководства Экспериментом и от лица Тайной Канцелярии № шесть с половиной дробь шесть с половиной приносим извинения в связи с тем небольшим опозданием, с коим мы информируем вас о привлечении одного из ваших коллег – пана Хватанюка Маркияна Рахваиловича к неплановым исследованиям в нерегламентированное Дисциплинарным Мониторингом время, а именно – в первой половине Дня. Надеемся на полное понимание, с которым вы отнесетесь к данному изменению распорядка. Оно вызвано научно-производственной необходимостью. После проведения с паном Хватанюком запланированного объема мероприятий сей Реципиент будет возвращен в Лоно вашего коллектива. Ведите себя хорошо. Хорошо ведите себя. Благодарю за внимание.
Устройство еще раз пёрнуло на прощанье и отключилось. Упомянутый звук как-то по-особому, умиротворяюще подействовал на сообщество.
– Ну, Слава Богу, хоть что-то прояснилось! – с облегчением вздохнул Семен Никифорович, товарищ Маузер. – Хотя я так и не понял, что это за подразделение такое – Тайная Канцелярия № шесть с половиной дробь шесть с половиной?
– А вспомните Положение о Дисциплинарном Мониторинге, Семен Никифорович, – среагировала Аленушка. – Помните, как Кураторозавриха расписывала Личные Тайные Канцелярии? Так вот, по-видимому, это одна из них.
– Судя по структуре ее номера – шесть с половиной дробь шесть с половиной, – заметил Вольдемар, – таких Канцелярий у них не менее ста сорока четырех штук. Теоретически.
– А почему именно стоко («столько»), Вольдемарчик? – спросила Феня.
– А потому, Феничка, – ответствовал Вольдемар, – что 12 в квадрате есть именно сто сорок четыре.
– А-а-а, понятно! – протянула Феня, хотя она ничего и не поняла, кроме того, что это как-то связано с арифметикой. – Это ты, навернóэ, от проффэссора Доктораги знаешь.
– Ну, Вольдемар, – присоединился к разговору и Петро Кондратович, – если в Зоне Эксперимента, как ты говоришь, одних только Тайных Канцелярий сто сорок четыре штуки, то какие ж тогда масштабы имеет вся эта ихняя система? Это ж, ёлки-двадцать, государство в государстве! Так може, то, шо нам плела Кураторша два Дня назад про Дисциплинарный Мониторинг, – може, все оно так и есть на самом деле, га?
– Думаю, что сейчас это не суть важно, господа. Думаю, что нам в свое время сообщат все необходимое по данному вопросу, – проявила свою административную активность Валерия Александровна. – Думаю, что нам пора уже приступить к началу нашего сегодняшнего утреннего заседания. Пан-товарищ Фригодный! Вот я за вами, простите, давно наблюдаю и вижу: крупные вы имеете познания в той области, в которой, можно сказать, зародился Феномен. Или, по крайней мере, так сказать, его истоки. Несмотря на то, что конкретных поручений не очень-то любите исполнять. Так вот, хотя вы сейчас, точно так же как и все мы, являетесь субъектом Феномена, но ведь раньше-то вполне могли быть и его объектом. Не так ли? И очень возможно, что кто-либо из нас грешных и от вас пострадал или даже подцепил от вас Феномен. Как вы на это смотрите? А? Может вы нам чего-нибудь подбросите из богатого опыта своего и мироощущения разноóбразного? А? Откуда, мол, и что течет? Проистекает, так сказать?
– Течет… проистекает… вытекает…, – отозвался Сократ Панасович. – От, думаю, что все-таки вы это напрасно, достопочтенная Валерия Александровна! Нет, я не про опыт – с опытом, думаю, как раз все в порядке. А про истоки. Хоть я вас и очень уважаю, но это еще научно не доказано, откуда к нам эта зараза притекла. При всем глубоком уважении. Может оказаться, что это – еще то. Ого-го! Ясно? – Сократ Панасович многозначительно кивнул куда-то вдаль. – Я бы на вашем месте … того … не того, то есть. Про истоки, я имею в виду. А то нам грозит … аберрация – я бы так сформулировал.
– А какое это такое – наше место?! И шё вы против нашего места имеете?! – немотивированно взорвалась мадам Рюк-Зак, Феня то есть, – Может ты сам на наше место хочешь? Вы токо («только») посмотрите на него – он нам еще угрожает … чем-то там! Тут и так кишки выворачивает, а он слова какие … аббирация – постеснялся бы при дамах!
– Господа! Панове! Ну, что вы, в самом деле. Нельзя же так! Мы же не революцию сюда прибыли делать. Давайте спокойненько, рациональненько. И по возможности – правду! – вмешался обычно нейтральный Семен Никифорович.
– Вот именно! – подтвердил эту мысль Сократ Панасович, слегка контуженный Фениным темпераментом и потому благодарный за Маузерово заступничество. – Именно, правду и только правду. А какая правда может быть при такой атмосфере? Выдумывать правду – тяжелый труд. Потому нужна атмосфера, понимаете?, а не … сионизм какой-то! – неожиданно даже для самого себя бухнул он.
– Это я – то – это, вот то, шё ты сказал?! – Феня явно не растерялась, но и слов у нее не было, чтобы выразить чувства. – Да я!… Да ты!… Да объект ты субъективный! Занимательник ты проктологический! Киш мир ин тухес – унд зай гезунд!*
* Поцелуй меня в задницу – и будь здоров! (идиш)
– Никогда! Поверьте, Феня, никогда!!! – стремительно отыграл назад перепуганный Сократ Панасович.
– Ну, то-то, – резко успокаиваясь, подвела черту Феня, госпожа Рюк-Зак, – тогда давай, Пифагорыч, гони дальше, не боись! А то я вже заморилася тут с тобой. Морочишь токо всем нам Фаберже…
Мистерия
семнадцатая. Живописующая о том,
Как Текут Реки…
– Так вот… С истоками … Расскажу я вам, друзья. Да! Скрывать не стану. Разное было…, – пан Фригодный судорожно вздохнул.
Сердобольная Александра Валерьяновна подошла к нему со стаканом минералки: «Ну, ну, миленький! Заспокойтеся…заспокойтеся… А то аж взопрел – муси-пуси, славный какой!», – подвергла она Сократа воздействию своего милого, вкрадчивого голоса, поглаживая по черепу.
– Так вот, было это в мою бытность членом парламентской комиссии по самоуправству… Тьфу ты, черт! – Сократ Панасович перекрестился и глотнул воды. – По самоуправлению, будь оно неладно!
«Господи! Одно другого лучше!», – тихо, почти про себя прокомментировала, не снимая очков, Светлана Сергеевна.
Сократ посмотрел на нее долгим и печальным взором, но так как никто не поддержал ее реплики, продолжил:
– Случился у нас, как бы, типа, кризис, в одной Губернии. Порешила ихняя общественность сменить прокурора. Фамилия у него Шильченко была. Не то, чтобы плохой он был работник, но как человек – патологически был похожий на тогдашнего Гаранта. А в то время, помните, какое отношение было к Гаранту? Примерно такое же как к нынешнему сегодня.
После этих слов Сократ Панасович быстро оглянулся по сторонам и опять перекрестился.
– Прокурор-Шильченко этот в своей Губернии взял курс на разоблачение. Покою местным олигархам и коррупционерам не давал ни днем ни ночью. “Бандиты должны сидеть в тюрьмах!” – было его любимое выражение. И всем поначалу это очень нравилось. Народ аж работать перестал. Все наблюдал, как он разоблачает. Ходили все вокруг прокуратуры и ждали, ждали… А прибыли все нет. Люди уже тогда знали, что такое прибыль, но, что с нею творится – ещё не понимали. Пытались его грохнуть пару раз. Но он осторожный был – не давался. А может ихний прокурорский бог его хранил, не знаю… Тогда трудящиеся и порешили: встанем, мол, с колен и на хрен снимем прокурора-Шильченка.
