МАШЕНЬКА (полная версия)

потемнело, и вновь боль поглотила его, а за болью пришло беспамятство.
 
                                                          *     *     *
Наконец-то пришёл день, когда он, поддерживаемый Мичилом и Айыы Куо, смог сделать первый шаг.
Радостный для него день!
Айыы Куо, с того благословенного момента, как он начал понимать их речь и сам понемножку говорить, называла его сыном, а Мичил, добродушно посмеиваясь в реденькую бородёнку и усы, лишь попыхивал неизменной трубкой и, посмеиваясь, говорил:
- Эй, парень, ты побыстрее выздоравливай, однако. Надо тебе побольше ходить, да сил набираться. Не гоже тебе всё время в чуме лежать, надо идти за оленями смотреть, становиться настоящим мужчиной.
Потом пришло время и ему дали имя.
 Не Мичил и Айыы Куо, а шаман. Он, прежде всего покамлал, окурил его дымом, затем, что-то забормотал, задёргался, замахал руками, словно крыльями, и с пеной у рта, прокричал: «Быть тебе, безродный человек, Хотоем!»
- Что это за Хотой? - спросил ОН у Мичила.
- Хотой - это значит ОРЁЛ по-русски.
- По-нят-но, что не понятно, - протянул ОН. Только, вот…, кто такой орёл?
- Какой ты непонятливый, сынок, - вступила в разговор Айыы Куо, - ты же с неба упал. Тебя сам Хан Тэнгри к нам прислал на радость. А орёл, сынок, это большая гордая птица - царь всех птиц…, он в небе летает.
- А, кто такое небо?
- Небо, это…, - Айыы Куо растерянно посмотрела на мужа.
- Потом они тебе всё объяснят, - помог женщине выйти из неловкого положения шаман,  потом…. Ты пока выздоравливай, набирайся сил, - и растерянно посмотрел на Мичила и его жену.
- Хотой, сынок, пойди, посмотри, чтобы собаки не перегрызлись между собой, - попросил Мичил, - а мы пока посекретничаем по-стариковски.
Когда приёмный сын вышел, Айыы Куо, покачивая поседевшей головой, пригорюнившись, заговорила:
- Мичил, благодаря Всевышнему, мы спасли человека от смерти, и он стал нам как родной, он стал нам сыном, но…, однако, Всевышний отобрал у него память. Сейчас он знает столько же, сколько двухлетний ребёнок…, - и одинокая слезинка повисла на её ресницах.
- Да, Айыы Куо, я давно это заметил, - согласно покивал головой муж. Но я привёз его в наш чум бездыханного, всего изломанного и обгоревшего, - он немного помолчал…
…Затем, почмокав губами, словно раскуривал трубку и, повернувшись к шаману, продолжил, - мы выходили его и привязались, как к родному сыну…, так неужели сейчас, когда он начал поправляться, мы выгоним его из стойбища?
- Це, це, це. Однако, не то вы говорите, не то. Так нельзя, - шаман отрицательно покачал головой. Всевышний дал вам сына, так воспитайте его, научите всему, что вы знаете…, и он будет вам помощником, не даст умереть с голоду, когда вы постареете.
Айыы Куо и Мичил переглянулись.
- Наверное, прав ты, шаман, - согласилась с его словами женщина.
- Да, он прав, - поддержал жену Мичил. Так тому и быть: будем учить Хотоя жизни, как сами её понимаем, а когда совсем окрепнет, я научу его разводить оленей.
 
 
*     *     *
Осень сменилась весной, затем, пришло лето, и вновь наступила зима с лютыми северными морозами, вьюгами и снежными буранами.
Хотой совсем окреп - стал сильным и ловким, но всё же знал он о жизни и окружающих его предметах, пока ещё очень мало. И значение многих слов для него были тайной за семью печатями.
Посмотришь на него со стороны - мужчина хоть куда! Если прямо сказать - эталон  мужчины: работящий, достаточно привлекательный. Даже пара шрамов пересекающих его лицо ото лба до подбородка не уменьшали его мужественной красоты. С ним покататься на оленьей или собачьей упряжке одно удовольствие, говорили между собой девушки - он быстро прославился своим мастерством управления упряжками.
Уже многие девушки и молодые вдовушки с других стойбищ пытались к нему «подъехать» со сватовством, но он не понимал их намёков.
Он всё также был холоден и ровен со всеми, немного замкнут, и оттаивал лишь при виде хорошей оленьей упряжки или искусно сделанных нарт: лицо его светлело, и лёгкая полуулыбка ложилась на лицо - он словно становился другим человеком.
Подойдя к оленю или ездовой собаке, он клал руку на голову и ласковым, мягким голосом, разговаривал с ними. И не было случая чтобы собака укусила его, или убежал олень. Они покорялись ему, словно он был для них Верховным Божеством.
А вот с местными молодыми мужчинами и парнями всё было не так: то ли они чувствовали в нём постоянную угрозу, то ли боялись, что он приворожит всех женщин стойбищ.
Во всяком случае не находилось ещё парня, который смог бы его победить в выполнении физических упражнений, таких как накидывание тынзяна на остол (накидывание лассо на вертикально воткнутый шест каюра), или гонки на оленьих или собачьих упряжках.
Короче, настоящая находка для будущей семьи.
Одно только настораживало соседей - его детское восприятие окружающего мира и полное отсутствие понимания сущности окружающих его предметов.
Хотой и сам  понимал свою отсталость своего развития от других людей, но он старался. Он напрягал свой ум, тренировал память, заучивал названия предметов и для чего они нужны, и учился, учился! Учился всему, что уже знали его одногодки.
Айыы Куо, видя, как её сын старается познать жизнь и разобраться в окружающем его мире, проникнуть в него и утвердиться, говорила мужу:
- Мичил, я не нарадуюсь на нашего сына Хотоя, он так быстро развивается, что я опасаюсь, как бы он не повредился умом.
На что муж, не выпуская трубки изо рта, отвечал:
- Однако ничего с ним не случится. Он крепкий парень…, выдержит. Ты только не мешай ему.
- Я не мешаю. Я просто беспокоюсь за разум нашего мальчика. Он такой молчаливый…, скрытный…, сразу и не поймёшь что у него на уме.
 - Отстань, старуха! - рассердился Мичил. Вечно тебе видятся всякие неприятности. Ты бы лучше позвала его, да покормила. Он с утра, как ушёл к оленям, так и не положил в рот ни кусочка жира, не попил чаю.
- Так как же я его позову есть, - возмутилась Айыы Куо, - если он со стадом! Ты бы вот взял и съездил за ним.
- О-хо-хо, старость не радость! Однако, ладно, съезжу, - согласился Мичил, надевая кухлянку и натягивая на ноги торбасы.
- Ты уж поторопись, Мичил, - напутствовала жена, - ребёнок с утра совсем голодный. 
 
                                                          *     *     *
А Хотой в это время тренировал свою собачью упряжку. Он уже знал все голосовые команды и приучал к ним собак, не только вожаков, но и рабочих, тягловых.
Ездовых собак приучают к работе со щенячьего возраста. Им привязывают к шее, допустим, полено, и щенок постоянно волочит его за собой. Таким образом, он (щенок) приучается с молодости, что он должен таскать груз - это его обязанность! А ещё собака должна защищать своего хозяина - умереть, но защитить!
В подготовке собачьих упряжек Хотою не было равных. Его алык был послушным, выносливым и сильным. Собаки беспрекословно выполняли его команды, и не было случая, чтобы какая-то из них ослушалась.
 Иногда он, подготавливая упряжку к долгим переходам, специально уменьшал их рацион питания, и они работали впроголодь. И он никогда не бил их! Он знал  и, наверное, чувствовал, что его собаки не должны бояться хозяина, а выполнять его команды по собственной воле, быть с ним одним организмом.
И он приучал своих собак к такому послушанию.
Особенно Хотой любил праздники - наверное, за их красочность, веселье: он радовался им как малый ребёнок - радовался подаркам, любил смотреть и участвовать в спортивных соревнованиях, простодушно радовался своим победам, и никогда не огорчался, если его побеждал кто-то другой, более сильный и ловкий.
Он жил жизнью того народа, который был его народом!
 
                                                        *     *     *
День оленевода, как правило, проводился с начала марта и до середины апреля, в то время, когда оленеводы кослают (переезжают со всем своим скарбом и стадами с зимних пастбищ на летние).
 Хотоя, как одного из лучших каюров их региона, с группой других спортсменов руководство района попросило принять участие в заключительном соревновании, которое проводилось в Якутске.
Он поехал туда в сопровождении Мичила. Мать и отец побоялись отпустить его одного, и так далеко, тем более, что он дальше пути следования кочевья их стада никогда не удалялся.
О совместной поездке отца с сыном вообще-то настояла Айыы Куо. Она беспокоилась о своём сыночке, как олениха над новорожденным телёнком. А Мичил, кроме беспокойства о сыне, ещё и мечтал побывать в Якутске - городе, в котором никогда не был.
Хотой должен был принять участие в нескольких видах соревнования: конкурс на лучшую собачью упряжку; метание тынзяна на хорей (остол), и гонки на собачьих упряжках.
Всё это были знакомые ему виды соревнований, и он не боялся в них участвовать, хотя и был намного старше, по возрасту, других участников, но менее опытным.
 
 
Часть четвёртая
От перемены мест слагаемых…
Придя в себя после обморока, Маша пристально посмотрела, так ей казалось, на хлопочущих вокруг неё офицеров, но их лица всё ещё были нечёткими: они периодически подёргивались, какая-то дымка то набегала на них, то исчезала. Поэтому сказать с уверенностью, что отчётливо разглядела, она не могла. Всё ещё было как в тумане.
Но голоса она уже слышала почти отчётливо. Тот, который, кажется, ввёл её в кабинет, словно продолжая прежний  монолог, говорил - «…Простите, мы не хотели Вас так расстроить. Пожалуйста, извините нас…. Вам подать воды? Капитан, подайте девушке стакан с водой …».
Маша сделала пару глотков, и нервное напряжение, которое сжимало её словно тисками,  вроде бы немного отпустило. Она несколько раз глубоко вздохнула иии…, тут до неё дошло - она лежит в объятиях полковника, а остальные офицеры окружили их кольцом, словно защищая от кого-то, или от чего-то.
- Ой! Извините, я, кажется…
Она хотела сказать - потеряла сознание, но полковник, всё также по-отечески, прервал её:
- Не нужно ничего объяснять или оправдываться дочка, со всяким может такое случиться. Мы рядом, мы Вам поможем. Мы друзья Игоря… Степановича, - он чуть замялся, перед тем как сказать… Степановича.
- Спасибо за помощь, - освобождаясь из его объятий, прошептала она. Мне уже…, я в порядке.
- Ну, вот, и хорошо. Ну и славно. А то мы уж совсем растерялись, когда Вы в обморок упали…. Может Вам врача позвать? - спохватился он.
- Нет, спасибо…, я сама врач.
- Да, да…, я помню. Игорь говорил…
Говоря с нею, полковник осторожно отстранил её от себя и, заботливо, всё ещё поддерживая, спросил:
- Ну, как Вы себя чувствуете? Голова не кружится…, а может слабость…?
- Нет, нет…, теперь уже всё в порядке, - ответила она.
Тут она вспомнила свой прилёт и отсутствие Игоря, и слова полковника, что Игорь погиб.
- Значит, вот почему Игорь не встретил меня…. А я всё удивлялась, почему он…, и слёзы вновь навернулись на глаза.
- Пожалуйста, успокойтесь…. Что уж теперь…, крепитесь. Вы же мужественная женщина - слезами горю не поможешь…. Мы Вам номер в гостинице организовали, а хотите, поедем к нам в городок…, поживёте у нас, дочка рада будет - её Леной зовут. Она… тоже врач…
Полковник говорил и говорил, по-видимому, пытаясь, правда неуклюже, заглушить