МАШЕНЬКА (полная версия)

на Машу и….
Маша, почувствовав, как «Игорь» навалился на неё и вошёл в горящее желанием её «нутро», на какое-то короткое мгновение открыла глаза, чтобы сказать ему, как ей хорошо с ним, и увидела перед собой одутловато-красное лицо Петра Степановича.
Закричав: «Ты что!!! Петя, не смей…, я не хочу!!!», она попыталась сбросить с себя его, чужое для неё тело, но руки, чужие руки цепко держали её! Маша ещё раз попыталась сбросить его с себя, и даже крикнула, в ставшее ненавистным, обезображенное животной похотью, лицо: «Гад! Отпусти меня! Не смей!!!» Но цепкие руки не разжались!
Он, продолжая ритмично приподниматься и опускаться, добивался своей цели.
Маша, совсем очнувшись от наркотического дурмана, отчаявшись освободиться, поискала глазами и зашарила руками вокруг. Под руки ей попалась бутылка с коньяком, и она, ещё не совсем соображая, что делает, схватила бутылку и, проливая жидкость на него, на себя, стукнула по голове насильника!
И тот, разжав объятия, сник.
Маша, отвалив обмякшее тело в сторону, поднялась с дивана.
Пока она поправляла одежду, крупные слёзы катились по щекам, а в голове сумбурно проносилось - гад! Подлец! Прикидывался добреньким, а сам…, а сам специально решил напоить меня…, сволочь!
Вдруг она вспомнила своё предыдущее состояние после выпитого бокала вина, и грубо ругнулась: «Подлец, подготовился, сволочь! Подсыпал наркотика в вино…» И, не переставая ругаться, пробормотала: «А я-то, какая дура! Купилась на сладкие речи и мягкое обхождение». Затем, ещё раз произнеся - «дура…, безмозглая!», она, чтобы до конца унизить себя, добавила: «Так тебе и надо! Не будешь верить мужикам, даже… столичным!»
Проверив, вся  ли одежда на ней в порядке, она подошла к неподвижно лежавшему на полу Петру Степановичу, проверила пульс, послушала дыхание.
Он, Слава Богу, был жив, но ещё без сознания.
По-видимому, я не очень сильно огрела его, решила она. А увидев на нём полуспущенные штаны, пригрозила: «Полезь только! Я тебе не шлюшка… подзаборная! Подлец!»
Убедившись, что не убила Петра Степановича и, высказала всё, что о нём думает, Маша потихоньку прикрыла за собой дверь и, повесив подобранную на полу табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ!» вернулась в свой номер и, не раздеваясь, бросилась на кровать.
Подавляя душившие её спазмы, и готовые вот-вот потечь ручьём слёзы, она корила себя за легковерность  и глупость. Она поняла - жизнь преподнесла ей ещё один урок, жестокий урок! Урок сосуществования с другими индивидуумами человеческой расы.
Заставила переосмыслить некоторые ценности и понятия, как то: секс, страсть, любовь, и отношения между людьми…
Жизнь воочию показала на её же примере, какая грязь может скрываться за внешней респектабельностью, красивыми словами и модной одеждой.
Постепенно Маша успокоилась и, так, не разбирая постели, уснула.
А во сне ей явился Игорь! Он обнимал её, как всегда ласкал, и между поцелуями нашёптывал, как он её любит, и жить без неё не может. Он называл её своей птичкой, касаточкой…, а  она, принимая его ласки и, греясь в лучах его любви, млела от удовольствия. И постепенно, с каждым мгновением всё более и более возбуждаясь, всё плотнее прижималась к нему….
 Дыхание её участилось, стало глубоким-глубоким, жар, от кончиков пальцев ног до кончиков волос на голове, накрыл её тело. И она, не выдержав всё побеждающей страсти, продолжая наслаждаться ласками, раздвинула ноги и впустила его в себя…
Продолжая принимать божественный нектар ласк, она застонала и, издав крик высшего наслаждения, словно на покачивающих лодку волнах, поплыла всё выше и выше в небо, к самому солнцу.
Утром, она проснулась счастливой от встречи с Игорем, а потрогав трусики, поняла, что произошедшее во сне было почти реальным.
А затем она вспомнила своё последнее пребывание у  Петра Степановича, и такое неприятно-безобразное, скотское, его поведение. И удар бутылкой по голове тут же вспомнила она…, и испуг вновь заледенил ей кровь.
Вчера, поспешно покидая его номер, она надеялась, что Пётр Степанович, боясь огласки, не будет поднимать шума. Надеялась…, но, что такое надежда, если она не подтверждена впоследствии делом?
Маша, поразмыслив несколько минут, всё же решилась:
Набирая номер телефона администратора, она в душе надеялась, что её знакомыйникому не рассказал о случившемся  с ним. А когда она услышала в ответ - клиент освободил номер, и ночью покинул гостиницу, с облегчением вздохнула.
А чтобы окончательно убедиться в отсутствии угрозы для себя, Маша позвонила и в аэропорт - там тоже подтвердили, что пассажир с таким именем и фамилией вылетел в Москву.
Маша, совершенно успокоившись, решила прямо с утра заняться своими, как ей казалось, неотложными делами.
 
*     *     *
Подарок крестнику я купила вчера, а вот побегать по местным магазинам и бутикам ещё не успела. Нужно наверстать упущенное, решила Маша, и стала быстро собираться.
Я не буду настоящей женщиной, натягивая кухлянку, весело продолжила она свои рассуждения, если не побываю в нескольких магазинах, и какую-нибудь мелочь не куплю! Хотя…, она чуть призадумалась - много ли мне одной надо….
Так всё-таки, пойти делать shopping,  или… не пойти? Вот извечный вопрос для настоящей женщины, чуть усмехнулась она и, быстро нахлобучив шапку на голову, заперла за собой дверь.
Спустившись в вестибюль, она неожиданно, (почему я вчера не видела её? - подумала она) увидела висевшую прямо за спиной девушки-администратора, красочную рекламу. На ней были изображены собачья упряжка и рядом стоящий, улыбающийся каюр. А ниже было приписано: ПРАЗДНИК ОЛЕНЕВОДА. СПЕШИТЕ ПОСЕТИТЬ ЯРМАРКУ. СЕГОДНЯ СОРЕВНОВАНИЕ СОБАЧЬИХ УПРЯЖЕК!
Маша никогда не видела настоящие соревнования (кинофильмы не считаются), и заинтересованно прочла рекламу ещё раз.
- Скажите, - обратилась она к улыбающейся, словно для рекламы, или ожидающей дорогой подарок, девушке, - а, где будут проходить соревнования? Как мне туда попасть?
- Вам повезло, - продолжая картинно улыбаться, ответила администратор, - У входа стоит микроавтобус, если ещё не уехал, он едет в ту сторону.
- Спасибо! - поблагодарила Маша, и быстро направилась к выходу.
Ей, действительно, повезло! - автобус ещё стоял у входа в гостиницу, но водитель уже сидел за рулём, а двигатель работал.
Маша постучала в водительскую дверь.
- Простите, я могу с Вами доехать… нуу…, где будут проходить соревнования на собаках?
- На собаках? - водитель задумался, - нет, не знаю.
- Но, как же, - зачастила Маша, - в вестибюле висит реклама…
- Ах, эта! Так, Вы хотите посетить соревнования собачьих упряжек?- не дал ей договорить водитель. Так бы сразу и сказали. А то спрашиваете насчёт каких-то соревнований на собаках…
- Да, да. Собачьих упряжек, - закивала она.
- Тогда садитесь, у меня одно место свободно.
 
*     *     *
Микроавтобус, урча и пофыркивая мотором, покатил по городу. Сквозь боковые стёкла, покрытые морозным узором, ничего нельзя было рассмотреть. Только лобовое стекло водителя было относительно свободным. И Маша, с жадным любопытством смотрела на плывущий перед стеклом, город.
Вскоре выехали за город и, словно попав в другой мир, окунулись в разноцветную толпу.
Ярмарка «гудела» от людских голосов и восклицаний. Среди этого шума и гама особенно выделялись звонкие детские голоса. В два ряда, ровными линейками, расположились украшенные гирляндами торговые палатки.
Маша, протискиваясь сквозь толпу, останавливалась у каждой палатки и высматривала подарки для Мишутки, Ирки и Виктора. У неё глаза разбегались от обилия изделий из кости, головных уборов из различного меха, украшенных бисером и вышивками шуб и кухлянок.
Наконец она дошла до последней палатки. У неё оставалось ещё немного денег, чтобы купить что-нибудь для себя, так сказать, порадовать себя подарком. И уже хотела обратиться к продавцу, но в это время народ хлынул куда-то в поле, и она, заинтересовавшись, последовала за толпой.
А в чистом снежном поле, возвышалась, обтянутая кумачом, трибуна, и на ней стояло несколько человек. Определить - кто из них кто, было сложно: на всех красовались украшенные хвостами каких-то животных, шапки, и одеты они были в кухлянки и унты.
Они так были неразличимо-однообразно похожи в своих одеждах, что Маша лишь по тонким стройным фигурам смогла отличить женщин от мужчин, и то была неуверенна - не ошибается ли она. 
Перед трибуной, словно ворота, были вморожены два столба с транспарантом. На нём красовалась надпись крупными буквами «СТАРТ - ФИНИШ»  и перед ними несколько групп собак, запряженных в нарты.
Некоторые собаки лаяли, другие пытались подраться, но одна упряжка вела себя спокойно, лишь искоса посматривая на каюра. Машу разобрало любопытство.
Она протиснулась вперёд, поближе к упряжкам, и стала рассматривать собак. Какие они красивые, решила она, и перевела взгляд на погонщиков…, или как их там называют, задалась она вопросом?
По очереди рассматривая красиво одетых юношей, она среди них заметила мужчину среднего возраста. А он-то как к ним затесался, удивилась она, и спросила у стоявшего рядом, пожилого зеваки: «Этот-то, как сюда попал?»
- Это, однако, который? - повернул голову к ней зевака.
- Да вон тот, у которого собаки лежат спокойно, - показала Маша на заинтересовавшую её упряжку.
- Однако, это известный оленевод, Хотой.
- Хотой? Это что, должность такая?
- Нет, имя - орёл значит! - с гордостью сказал старик, и постарался выпрямить согнутую годами, спину.
- Красивое имя. И, что, имя соответствует?
- Однако ещё как соответствует…. Он передовик, а собаки у него - звери…
- Что-то по ним не похоже, - усомнилась Маша. Лежат спокойно, не дерутся и не лают…
- Вы не разбираетесь в упряжках! - обиделся зевака. Однако, такой упряжки во всей Саха-Якутии не найдёшь, а может и в других Республиках!- добавил он, и отвернулся от Маши.
- Смотри-ка ты, какой поклонник обидчивый! - подумала она, и стала более внимательно рассматривать владельца упряжки.
Чуть выше среднего роста, прикинула она, лет сорока (плюс-минус), спокойный…. Чувствуется в нём какая-то уверенность, продолжила Маша свой анализ…
 А он, словно почувствовав устремлённый на него взгляд , повернул к ней лицо и, словно  приветствуя, взмахнул  рукой…
Маша, решив, что его приветствие относится к ней, хотела было возмутиться бестактностью «собачника», как она назвала его  про себя. Но увидев, что его собаки неожиданно вскочили и натянули постромки, она обругала себя, назвав дурой стоеросовой.
А там, у ворот, уже кто-то взмахнул небольшим синим флажком с бело-красно-зелёными полосками понизу, и собачьи упряжки, натянув постромки, взлаивая, понеслись в сверкающий белизной, простор тундры.
Перед Машиными глазами промелькнула, обратившая на себя внимание, «необычная» упряжка, и она, в какое-то мгновение рассмотрела лицо погонщика.
Оно показалось ей до боли знакомым, знакомым до мельчайшей морщинки на лице и прищура глаз!
Не может быть, схватилась она за горло и, не веря своим глазам, не веря себе, закричала:
- Игоорь! Игоорь, подожди, это же я, Маша!!! - и бросилась за упряжкой, чтобы догнать, остановить, обнять любимого, заглянуть в глаза…
Споткнувшись, она упала, поднялась,