МАШЕНЬКА (полная версия)

опять упала….
С ней приключилась истерика - она рыдала, звала Игоря, и всё повторяла - «Это же я, Маша! Игорь, это же я, Маша!»
Несколько мужчин и женщин бросились ей на помощь - подняли и, поддерживая под руки, повели к машине скорой помощи.
Ей накапали в склянку какого-то успокоительного лекарства, затем, напоили горячим чаем с аскорбинкой…
Но, Что, или Кто, может успокоить женщину? Женщину, однажды потерявшую своего любимого. И однажды, по чистой случайности, или по прихоти судьбы, вновь, через несколько долгих, мучительных лет, нашедшей его?
Ничто и никто!
Только сам любимый и долгожданный!
Маша, продолжая верить, и не верить, своим глазам, чувству, сердцу, вернулась в ожидавшую финального возвращения упряжек говорливую толпу болельщиков, и вновь, по прихоти судьбы, что-ли, почему-то оказалась рядом со стариком, который прежде, отвечал на её вопросы.
Иногда, из группы молодых парней, стоявших неподалёку,  до её ушей доносились скабрезные шутки и слова, вроде - кэрэ кыыс бавахсан. А кто-то грубо отвечал - «Ну, да, щас. Прибежала за мужиком, а он её не хочет!», и хохот, похожий на рёв дикого осла, сопроводил эти слова.
Маша, не обращая внимания на окружавший её шум и говор, с нетерпением ожидала возвращения Игоря, а что это Игорь, она не сомневалась. Она была совершенно уверена, что, наконец-то, встретилась с Игорем!
Но почему этот старик назвал его Хотой? - вдруг озадаченно подумала она. Ведь это же Игорь, а не Хотой. Странно.
И почему он не нашёл её…? Уж за два-то года можно было и иголку в стоге сена найти, а не то, что её, убеждала она себя.  Странно, очень странно. В конце-концов мог бы у её родителей узнать её местонахождение…, он же знает её домашний адрес.
Маша, «накручивая» себя, всё больше и больше начала сомневаться. Она начала спрашивать себя - может, правда, мне показалось знакомым его лицо? Может это и не Игорь вовсе…?
Но сердце её отвечало - ты не ошиблась, это Игорь! Просто, он не увидел тебя в толпе, не узнал…
Тогда почему он не искал меня? -  спросила она у сердца. А сердце вновь ответило - это он, это он…, с ним случилась какая-то беда, дождись, поговори…
И опять она засомневалась - а, что если он не захочет со мной разговаривать, а тем более видеть? А, если у него другая женщина…?
И опять вопросы, вопросы, сомнения, переходящие в уверенность, смятение души, и боль в груди, там, где сердце.
Она бы ещё долго переходила от отчаяния к надежде, если бы не показались первые соревнующиеся.
Вздымая снежную пыль, окутанные паром из разинутых  пастей, приближались две упряжки.
Каюры, стоя позади нарт на полозьях, и придерживаясь рукой за дугу, что-то покрикивали на собак…
Маша, с расширенными от волнения глазами, с тревогой всматриваясь в приближающихся гонщиков, искала взглядом Игоря, и нашла. Его собаки мчались вслед за первой упряжкой.
Толпа болельщиков ревела, что-то орала и свистела, вокруг неё раздавались крики одобрения или подбадривания!  Было шумно, словно на большом стадионе при футбольном матче.
Азарт толпы захватил Машу, и она, вместе со всеми, закричала - «Игорь, нажми! Давай! Давай, покажи им, что ты лучше!»
Первые нарты пересекли черту финиша, а Игорева упряжка пришла второй, отстав на какую-то секунду или две.
Маша, вместе с остальными болельщиками, кинулась к победителям…. Но она бежала к Игорю, к своему Игорю, а не к кому-то ещё.
Кто-то толкнул её, кто-то упал перед ней, и она упала, поскользнувшись..., но, поднявшись, она вновь помчалась к нему.
Она видела только Игоря, только Игорь ей был нужен, только его она видела перед собой. Он был для неё путеводной звездой в этой толпе беснующихся, орущих людей…
Маша бежала к нему, а он спокойно, как в бытность свою с ней, принимал поздравления от оказавшимися первыми, а первым был тот старик-зевака. Он похлопывал Игоря по спине, плечам, и что-то говорил по-якутски. Она разобрала только одно слово - Хотой.
Подбежав к окружившей его группе, она, никого не замечая, расталкивая всех на своём пути, вся облитая слезами, пробралась к нему и, обхватив его лицо, заглядывая в глаза, целовала, и  словно зомби непрестанно повторяла - «Игорёк, родной мой! Дорогой, это же я, твоя Маша!», и всё крепче и крепче обнимала его.
 
                                                                *     *     *
В глазах Хотоя  вначале появился испуг, и он хотел оттолкнуть девушку, затем, словно  решил посмотреть, что же будет дальше, перестал сопротивляться. Он смотрел на неё, слышал её рыдания, и видел бегущие по щекам слёзы, и думал - если она так ведёт себя с ним, то должна же быть какая-то причина. Не может человек так страдать, а он сердцем и душой чувствовал -  она страдает.
И её слова, и поступок, и рыдания - весь её вид, всё говорило о неожиданной радости встречи, и о большой любви. Но я незнаком с ней, я совершенно не помню, чтобы я когда-нибудь встречался с ней…, почему же она…
А Маша, иногда прерываясь на поцелуи,  сквозь рыдания, глотая слёзы, шептала: «Ну, посмотри на меня, родной мой! Неужели ты не узнаёшь меня - это же я, твоя Маша…!»
Странная девушка, думал Хотой и, не отстраняя её от себя, ища объяснения, или помощи, посмотрел на отца.
Мичил стоял рядом с приёмным сыном, и растерянно разведя руки, удивлённо смотрел то на неё, то на него, вероятно, он тоже видел девушку в первый раз, и не знал, что сказать, как реагировать на её странное поведение.
Маша, прижавшись, всхлипывая и вытирая слёзы ладошкой,  смотрела на Игоря, и глаза её лучились огромным счастьем и безграничной любовью…
Да кто же ты, незнакомка? - думал Хотой, и всё старался вспомнить, вытащить из глубины сознания память о ней. А оно, сознание, сопротивлялось, упиралось всеми лапами и никак, никак не хотело вылезти на свет, и открыть тайну, связанную с этой девушкой.
Мичил, видя, в каком затруднительном положении оказался Хотой, решил прервать эту встречу и, подталкивая их, направил к трибуне, где уже стоял победитель.
Отец гордился приёмным сыном, радовался за второе, занятое им место на соревновании, и желал, конечно, постоять с ним рядом во время торжественного награждения. Сейчас он не хотел ни о чём думать, кроме сына, если бы…, если бы не эта незнакомка, не эта кыыс, она хочет отобрать, а он это почувствовал своим старым сердцем, у них со старухой Хотоя.
По всему видно, с тревогой думал он, идя позади сына и, боявшейся хоть на миг оторваться от Хотоя, незнакомой русской девушки, они знакомы,… однако, очень даже хорошо были знакомы…, и она любит его, шибко любит.
 Его, Мичила, не проведёшь, не зря же он разменял шестой десяток…, он кое-что повидал на свете….
Хан-Тенгри подскажи, научи как мне поступить…? - тревога совсем одолела его. Он даже хорошенько и не слушал, о чём говорили начальники с трибуны.
Вытирая, вдруг заслезившиеся глаза, Мичил решил побыстрее увезти сына из города.
Надо, однако, домой собираться, тихонько зашептал он Хотою. Олешки без присмотра…, разве мать одна управится?
- Да, отец, также шёпотом ответил сын, - вот получу награду и поедем в гостиницу, а оттуда домой, - и, скосив глаза, посмотрел на девушку.
Её неподдельное волнение, слёзы, исходившие, казалось, из самого сердца душераздирающие слова, и счастливо-любящий взгляд, заставили его более внимательно посмотреть на неё.
Не может, никогда не видевший меня, незнакомый со мной человек, так говорить и смотреть, подумал Хотой. Но почему она называет меня Игорем? Может быть, я на кого-то очень похож?
Но разум ему сказал - нет! Так правдиво вести себя, и с такой душевной болью говорить такие слова, называть его Игорем…, может только очень близкий человек, а она, он это чувствует, не лжёт. Значит…
Он, поймав момент, когда к нему не обращались с трибуны, сумел ещё раз пристально посмотреть ей в глаза…,  и утонул в них. Утонул в исходившем из них, окутывающих его теплом и… нежностью, словно солнце в середине лета, жарком взгляде. И… вздрогнул, словно от удара молнии: Господи, прошептал он - она, она….
Однако…, она красивая девчонка, решил он -  светловолосая, стройная, как тополь.  Стоп! Откуда я знаю, что она стройная, как тополь? - задумался Хотой. И-и…, что такое тополь?
Мысли вновь заполонили его голову, зацепили сердце, затревожили душу. Он, в смятении,  вновь и вновь скашивал глаза на просунувшую свою руку под его локоть, и с любовью, не отрывая взгляда, смотревшую на него девушку…
Она, она, как она назвала себя…? Маша? Маша - я где-то…, мне кажется…
Картинки, всё быстрее и быстрее, сменяя одна другую, иногда объединяясь в небольшие группы, замелькали перед его глазами. Они сменялись, менялись местами, чёрно-белые и цветные картинки из… его жизни, названия, лица - закружились хороводом перед ним…
 Чтобы не впасть в безумие, он закрыл глаза, опёрся, почти повис на девушке…, И… озарённый открывшейся памятью, прошептал: «Маа…шаа, родная…, я…, я… вспомнил себя…. Я вспомнил!!! - прервав говорившего поздравительную речь на полуслове, закричал Хотой.
Я вспомнил!
 
---<<<>>>---