МАТРИАРХАТЩИНА

Я накормлю!! В течении четверти часа, – впав в ревностную панику, взревела Люсьен, – А ее не надо! Она к мужикам неблагонадежная!
 – Пусть будет так, – на безразличных нотах произнесла Лукерья...
 – Ну и как градус? – засовывая в микроволновку тарелку с блеклыми пирожками, – поинтересовалась Люсьен.
 – Чей градус? – недоуменно поднимая брови, спросила Лукерья.
 – Ну эт-той под-полковничьей моч-чевой б-браги, – подсказала Валентина.
 – Ее, ее, – подтвердила Люська, – Крепка?
 – А то-о?! – активизировалась Лукерья, – Сногсшибательная! С одной кружки в нокаут! Никто на ногах не удерживался! Даже краповые береты.
 – И ты-ы-ы?! – встряла Валюха, тут же заполучив от старшей прапорщицы пригоршню оливье в физиономию.
 – Я чего-о-о?!! – экстремально возмутилась Лукерья, – Чтобы я да ссаку разную пила-а?!!..
 Пропиликала микроволновка. Люсьен, распахнув ее дверку, вынула тарелку с пирожками и, неуклюже вихляя попой, усосалась по направлению к спящему супругу...
 Бабы призадумались, хотя повода к тому, вроде, не имелось...
 
 Комически спотыкаясь об идеально плоский палас, возвратилась Люська...
 – Еще по одной, – набулькав на палец в стаканы, кивнула на них Лукерья, – Для закрепления успеха. За нас – за баб! Чтобы не омужичиться и до конца дней своих оставаться настоящими бабами!..
 Выпили. Люська закусила гигантским шампиньоном, Лукерья – какой-то осклизлой массой черно-фиолетового колера, Валентина – обломком намедни расколотого о ее голову огурца...
 – Не, ну я все, конечно, понимаю, – расправила плечи и огордячила голову Люська, – Но-о-о... Он как? Палач-то. Он как?.. Благотворительно брагою угощает? Иль на коммерческой основе бизнес делает?..
 – Делает, – прикончила интригу Лукерья, – Делает его. Бизнес-то. Торгует брагою в свободное от шастанья по помойкам и приема капельниц время. Цену, ясен пенис, загибает неимоверную. Но-о-о... Стоит овчинка выделки...
 А ты, Люсьен, своего глистастого дистрофика покормила ли?
 – Не р-р-разбужается, – проинформировала гостеприимная хозяйка, – Я ему пирожок с ливером в рот засунула. Пускай сонным сосет.
 – Хорошее решение, – одобрила Лукерья, – А у меня кот по осени позапрошлого года захворал. Чуть не сдох... Я его проглистогонила.., и он выжил...
 Проглистогонь своего-то... Затраты-то так себе. Если зооветеринарными препаратами, и вовсе копеечные цены... Есть, к примеру, ослиный возбудитель. Ослов возбуждает, а для людей – мощне-е-ейшее(!!!) глистогонное! От него паразиты-то до тако-о-ой(!!!) степени нервируются, что пулею наружу катапультируются!.. Мой ценный совет: проглистогонь супруга, Кобыла.
 – Кобыла?! – встрепенулась Люська, – Помнишь мой оперативный позывной?
 – А то как? – потеплела физиономией Лукерья, – Я много чего помню... Даж те учения, когда нас под проституточными легендами в Кривой Уд забросили...
 Ведь несме-е-етно-о(!!!) ж бабла-а-а с клиентуры сруби-и-или-и!..
 – Не участвовала я в тех учениях! – нешуточно занервничала Люсьен.
 – Не гони пургу, Кобыла! – возмутилась Лукерья, – Я вдруг была, а тебя вдруг даже и не-е-е бы-ыло-о-о?!
 – Да я в то время, похоже, на генеральских елках снегурочкою выгибалась, – последовало предположение.
 – Да кого ты горо-о-одишь(?!!), Кобы-ыла! – возмутилась прапорщица, – Дело ж по лету было! На Ивана Купалу! Еще на спор через костер нагишом и с открытыми бензиновыми канистрами в руках прыгали!
 – Да не была-а я в то-ой опера-ации-и-и!!! – заревела Люсьен, – Из гранатомета по системе «дон Кихот» по ветряным мельницам работала, арбузы на бахче условного противника из винтореза дырявила.., железнодорожные костыли в забор того же условного противника лбом вбивала, а чтобы проститу-у-утничать!.. Васькин член даю на отсечение, но ты, Выхухоль, похоже, рамсы попутала...
 – Может и так, – буркнула Лукерья-Выхухоль, – А кто не ошибается? Даже я-я-я(!!!) ошибаюсь, хотя и... иногда и-и-и... крайне редко...
 
 Бабы, всяко-разно уложив буйные головушки на руки, помолчали... одну минуту.., другую.., третью.., десятую...
 – А к-как там э-эт-ти?., – неуклюже совместив лицевую и шейную вертикали, промямлила Люсьен.
 – Крестцов и Копчиков? – не подымая головы с огоризонталенных столешницей ручищ, лениво пробубнила Выхухоль.
 – С каких щей взяла(?), что я про них! – поразилась Люсьен.
 – А я еще спервоначалу гадала: спросишь ль, не спросишь ли про мозготрясов? – на сих словесах Выхухоль оторвала от столешницы вершину своей телесности, приосанилась, неспешно прикурила папиросину и пристально вгляделась в свободную от занавески заоконную черноту, – А ить, бабы, поздно уже, – задумчиво произнесла она, – А ить пора и честь знать... Как же неловко-то перед хозяином. Он, значит, с зароботков в родную квартирку к родимой женушке, а тут... Свински пьяные бабы водяру жрут и... грубо разговаривают! Кому бы такое понравилось? Тебе? Тебе? – подретушированный никотином палец поочередно ткнул в направлении Валентины и Люськи, на что бабы старательно отреагировали отрицающими колебаниями своих пьянорожих головушек, – Да бу-у-удь у меня му-уж!., – заблажела Выхухоль, – А я-я-я(!!!) прих-хож-жу-у-у домо-ой!! А о-о-он с алкаша-ами на мое-е-ей(!!!) ку-у-ухне пья-я-янствуе-ет!.. Да я б их всех летальным спецприемом к праотца-а-ам их и ихним прама-а-ама-ам!!! – на сих словесах философствующая прапорщица с шипением яростно погасила папиросину в склянке с горчицей и заструила горючими слезами...
 
 Вновь помолчали.., жалобно повсхлипывали...
 – Я громко орала? – поинтересовалась Выхухоль.
 – Да не-ет, – ответила Люсьен.
 – Совсем не громко орала, – затараторила Валентина, – Тихо-претихо орала. Еле слышно... орала. Если бы через караоке, тогда б да-а-а! А так... Мне совсем почти неслышимо было, потому как я еще вдобавок на оба уха тугая. Осложнение после гриппа сказалось...
 – Выпить есть... чего? – утомленным взором обследовав кухонный ландшафт, упадническим тоном поинтересовалась горластая прапорщица.
 – Нету. Кончилось, – сокрушенно констатировала Люська.
 – Будем еще брать? – озадачила Выхухоль.
 – Будем! – в голос откликнулись собутыльницы.
 – Где? – выкладывая на стол комок сморщенных купюр, повторно озадачила старшая прапорщица, озвучив типичный вариант решения проблемы: – Ночники поблизости есть?
 – А зачем ночники(?), если этажом выше дешевой казахстанской водкой круглосуточно торгуют, – заклещивая в пригоршню денежный комок, озвучила выход из положения Люська, – Я сейчас. Я мигом.
 – Сиде-е-еть!!! – мертвой хваткой защемив запястье однополчанки, рявкнула Выхухоль, – Валюха сбегает. Она й помоложе, и... Уважай себя, Кобыла. Ты ж, как-никак, десантная ефрейторша! Ты ж до крапового берета самую малость не дотянула!.. А она – сявка цивильная. Пущай и шустрит. Я права-а(?!), Валюха...
 – Ась? – приставив ладонь к уху, Валентина усилила дурашливость своей физиономии до стадии абсолютного кретинизма.
 – За водя-ярой пойде-е-ешь!!! – проорала Выхухоль, – Этажом выше!!
 – Да слышу я, – пробубнила Валюха, – Чего базлаешь в надсаду? Неровен час, пупок развяжется... Чего уж? Слетаю. Не гордая. У самой уж в глотке раскаленная пустыня без единого оазиса... Сколько брать?
 – Сколько? – Выхухоль пристально взглянула на Кобылу (то бишь на Люсьен).
 – Не знаю, – пожала плечами та.
 – Бери-и на все-е-е!!! – разухабисто просиренила Выхухоль.
 – А не обоссытесь?! – съязвила гончиха.
 – Не твоего ума забота! – насупилась Выхухоль, – Иль я не права(?), Кобыла.
 – А мне по барабану! – от души шлепнув себя ладонью по животу, откликнулась Люська.
 – О-о-ой как же мне сты-ыдно перед твоим дистро-офико-ом! – ёрнически застенала Выхухоль, – Он хоть сам-то пьет?
 – Не, – последовал ответ, – Почти не употребляет. Он же не какой-то там чиновник. Он же ка-а-аме-енщи-и-ик! Ему ж трясучка рук не с руки. С похмела-то можно и кирпич на внизу ходящих выронить. А это ведь дело подсудное...
 Правда, бывает, с пятницы на субботу ужирается до усрачки. Для снятия, значит, недельно накопленного стресса. Из-за такого графика и в бане парится в ночь с воскресенья на понедельник...
 
 Перенарядив Валюху в люськины бюстгальтер и голубенькое платьишко, в васькины кирпичной расцветки трусы и его же полосатые носки, бабы спровадили ее за добавкой и синхронно призадумались...
 – Ну и как они там? – с некой трепетностью интонации нарушила молчание Люська.
 – Кто? – состроила из бровей шалашик Выхухоль.
 – Ну лейтенанты эти.., – зардела Люська, – Крестцов с Копчиковым...
 – А ниче, – привстав на цыпочки и прикурив от электролампочки, произнесла старшая прапорщица, – Только, Кобылочка, не лейтенанты они, а... Крестец-то на данный момент повыше Копчика – капитан.
 – У-у-ух-х ты-ы-ы(!!!) – изумилась Люсьен, – А Копчиков?
 – Копчик же теперь намного ниже Крестца. Лейтенант, конечно, но уже... младшо-ой. Разжалован с год как назад...
 – И за что-о-о ж-ж?! – люськин глас явно трепетал от сквозившего через него сострадания.
 – Дича-а-айшая(!) история, – пыхнув в люськину мордуленцию папиросным дымом, заинтриговала Выхухоль, – За кражу.
 – Рас-скажи-и-и! – воспряла нешуточным интересом Люська.
 – А отчего и не рассказать?., – спросила сама себя прапорщица, – Слушай...
 В ту злополучную ночь Копчик прокрался к жене комбата Пирожкова для постельных утех. Пока сам Пирожок-то кувыркался со своей любовницей – госпитальной санитаркой Аней Раненой... И что у нее за рана(?), если на нее все мужики как мухи на говно!..
 – Ты не отвлекайся на детали. Ближе к сути, – сгорая от нетерпения, подначила Люська.
 – Ну как угодно, – пробубнила Выхухоль, – Но имей в виду... Иная деталь важнее всего агрегата!
 – Продолжай как заблагорассудится, – скомпромиссничала Люська.
 – Не перебивала бы ты – я бы уже дорассказала, – проворчала повествовательница.
 – Больше не буду, – повинилась слушательница.
 – Хоп?! – занеся растопыренную пятерню, выкрикнула Выхухоль.
 – Хо-о-оп! – взвизгнула Люська, после чего ладони однополчанок стремительно сошлись в звонком шлепке, по-пацански закрепив соглашение.
 
 И тут же заскрипели несмазанные петли входной двери... Сквозь проем протиснулась обремененная охапкой водочных поллитровок Валентина... Однополчанки при виде этакого нешуточного объема буквально опешили...
 – Ты это куда собралась?! – чуть оправившись от потрясения, с сарказмом поинтересовалась Выхухоль, – Не на Северный ли полюс на долгую зимовку намылилась?!
 – Сама ж сказала брать на все, – бережно выставляя на стол выпивку, огрызнулась гончиха, – Там на площадке еще полная коробка дожидается. За один-то рейс ни за что не притащить.
 – Ну ты и... на всю головенку тяжело раненая, – проворчала раздосадованная Выхухоль.
 – Сама ж говорила: не бывает, мол, некрасивых мужиков, а бывает мало водки, – уходя в повторный рейс, аргументировала Валюха, – Сама ж приказала, чтобы я на всю сумму затарилась. Тебе хрен угодишь.
 – Твой-то дистрофик ничего? – с шипением потушив папиросу в склянке с аджикой, прапорщица пытливо уставилась на Люську, – Не заругается(?!)... за то, что у нас столько много водки. А то как-то не по-интеллигентному получается.
 – Не морочь маковку, – успокоила Люсьен, – Ноль про-облем...
 
 Выпили за надежность бюстгальтеров при затяжных парашютных прыжках, после чего Выхухоль