Колокол

жадные, тупые свиньи, - он закрыл лицо руками и замер на некоторое время. - Аня, можешь быть свободна.
Девушка попрощалась с шефом и выпорхнула из зала.
Толстяк сидел и смотрел в пустоту зала. Он держал голову руками как тяжелый арбуз. Перед глазами у него вновь возник текст стихотворения запрещенного поэта. Он достал из кармана смятую листовку и еще раз внимательно пробежал ее глазами. Помимо довольно едкой карикатуры и левых лозунгов, по центру мелким шрифтом был напечатан стих:

Унылость лика, смотрящего с экрана,
Убогость фраз, и пустота идей,
Все тоже… и все те же…
Все верное зарыто, осквернено, забыто для людей.

Народ как стадо, во главе бараны,
Идет, бредет… туда, где кинут корм.
Духовность подменяется фанатством,
И ставленая Вера тянет вниз  силком…
А в веру, в веру верится с трудом!

За высотой забора не увидать свободы,
Хотя она всегда незримо здесь.
Но что дает свобода, если, если мы…

Рабы… всегда мы ими были,
И навсегда останемся в веках.

С отвращением к самому себе, он швырнул ее в сторону. Из сжатых с силой глаз потекли слезы. Толстяк вышел из-за стола и встал на колени. Он сложил руки возле лица и начал молиться.
Лю с удивлением смотрел на него, культ солнца был запрещен уже более десяти веков, как церковь Перерожденцев вступила на земли сердца мира.
Толстяк закончил молитву и сложил руки крестом на груди, склонив низко голову. Лю переглянулся с Рашидом. Рашид отрицательно покачал головой, но Лю жестом бровей возразил ему.
В воздухе появилось слабое свечение, и из света дневного солнца вышел монах в черных, как угольный пласт одеяниях. Монах создал взмахом руки старинный резной стул и сел напротив склонившегося человека. Лю смотрел на Тимура Михайловича глазами черными, без белков, пронзительными, и в тоже время глаза были доброжелательными, такими, как смотрит, бывало, старый человек на молодое поколение.
Рашид решил не проявлять себя остался вне взора человека, следя за поведением вурдалаков. Вурдалаки посматривали на часы, кое-кто стоял возле двери и прислушивался. Рашид молча взмахами кистей рук обрисовал ситуацию Лю. Лю кивнул, как кивают короли своим подданным, не удалось еще ему избавиться от былой привычки, повелевать и властвовать.
Лю остановил время, воздух замер, звук вопящей, проезжающей вдалеке горгульей колесницы завис на последней ноте, и она постепенно начала уходить тонкими шагами гаснущей волны, оставляя после себя давящую тишину. Далеко в небе зависла в полете серая городская птица, солнечный луч золотой стрелой пронзал пространство зала.
- Посмотри на меня, - голос Лю шел будто бы снизу, из самой земли, поглощая в себя все другие звуки и заполняя собой все пространство. Для человека больше ничего не существовало, только Голос, только величественное эхо слов Бога.
Человек, боясь пошевелиться, боясь сделать неверное движение, медленно начал поднимать глаза от пола. Многотонная гиря тянула его вниз, не смотреть! Только бы не смотреть! Это все сон! Столько лет ожидания, столько лет попыток, но когда ты достиг цели, самое главное не бояться, не бояться.
Тимур поднял застланные слезами глаза и увидел монаха. Тот сидел на огромном троне, который висел в воздухе. Тимур резко склонил голову и поклонился Лю до пола.
- Встань, - прогремело у Тимура в голове. Он встал, ватные ноги не хотели слушаться, и он схватился за ближайший стул, чтобы не упасть. Он смотрел на Лю, а в голове у него вертелся рой мыслей, страхов. – Ты хотел поговорить со мной. Говори.
В горле пересохло, Тимур машинально потянулся к бутылке воды, стоящей на столе, но сначала взглядом спросил разрешения у Бога. Лю разрешил, дав мысленно понять, что Тимур может сесть. Тимур сел. Стул был сейчас больше чем опора, ноги предали его, а сознание пыталось все провалиться в долгий, тревожный сон. Тимур налил воды и начал осторожно пить. Вода изменила вкус, она стала сладкой чуть-чуть, сладость не перебивала тот цветочный аромат, который можно уловить в свежее собранном меде. Он пил мед, но не приторный, воздушный, он пил ветер, пил дыхание цветов на лугу, пил холодный сумрак осенних ночей, пил свежесть зимних морозов.
- Я… я молил Вас выслушать меня, - заикаясь, начал Тимур, - я молил Вас о… о прощении за грехи мои, - Лю жестом показал, что ему все известно. Тимур собрался и выпалил, - Я молю, молю у Вас помощи.
- Что же ты хочешь, чем я могу тебе помочь? – спросил его Голос молчащего монаха. Из черных глаз начали пробиваться языки пламени, отчего миндалевидные впадины глаз начали походить на адский отсвет бурлящих смоляных котлов.
- Я молю Вас дать мне прощение. Я молю Вас об… об искуплении, - толстяк начал рыться в сумке и протянул небольшую записную книжку в сторону монаха. Книжка зависла в воздухе, порыв ветра начала листать страницы, ускоряясь и начиная вращать ее против часовой стрелки. Постепенно пространство зала начали заполнять люди, проекции были плоские, но достаточно четкие, чтобы их можно было бы опознать. Все проекции смотрели на Тимура, как бы он ни старался, но он чувствовал их взгляд, взгляд укора, ненависти, злобы, непонимания, удивления. Он нашел в себе силы и силой выкрикнул – Я готов предать суду божьему каждого из них. Для себя я лишь прошу дать мне возможность искупить свои грехи.
- Предав заслужить прощения? Хочешь ли ты в очередной раз подняться на головах других?! – Голос пронзил его голову острой болью, отчего он схватил ее обеими руками.
- Это не люди! Не надо их жалеть! Они не достойны прощения! Не в моих силах остановить их, и противиться им. Они теперь решают, кто будет жить, а кто умрет. Они решают, что будет с нами, они возомнили себя Богами! Они убивали и Богов, Вас, истинных богов. Только в Вас верую и уповаю на Вашу милость.
- Но ведь ты один из них?
- Да! Я такой же выродок! Убейте и меня первым! Я предал свой народ! Я его продал за… за вот это все! – Тимур соскочил с ретивостью не свойственной тучным людям, срывая с себя золотые украшения, часы, бросая на пол содержимое портфеля.
- Но почему я должен убить их? Люди грешны, алчны, злы. Люди убивают себе подобных ради забавы, ради своей гордыни, злата, власти и оных благ. Почему я должен убить только их?
-  Тогда убей всех. Создай мир заново, светлый, чистый, лишенный лжи и мерзости людей.
- Тогда этот будет мир без людей.
- Если Вы ничего не сделаете, мир скоро погибнет. Я знаю это. Скоро, очень скоро целые города и страны будут стерты с лица земли – те! – Тимур повысил голос, - кто не подчинились. Нашу страну уже давно продали. Продали через тридцать лет после революции. Я продал!
- Если ты видишь свои ошибки, почему ты не хочешь ничего изменить?
-Думаете, я не хочу? Я хочу, я пытаюсь всеми силами. Но люди привыкли, их ничего не волнует, не волнуют те идиоты, которых я набрал специально, чтобы показать весь гротеск ситуации, но всем наплевать. Этих коров интересует только корм и их стоило – и все!
- Но они счастливы, почему мы должны лишать их счастья?
- Счастье жить как скотина? Я молю Вас! Молю о помощи, молю о возмездии! Начните с меня, я готов! – Тимур вновь опустился на колени, он был готов принять смерть первым, страха не было.
Лю молчал. Черные, как смола глаза, светились ярким черным светом, заполняя комнату мглой. Вот уже потерялись очертания солнечных стрел, перестал проглядываться потолок.
- Жди третьей луны, - Голос молниеносно влетел в Тимура, и он потерял сознание.

Рашид и Лю сидели в ресторане. Народу было не много, скучающие официанты тихо перешептывались, глядя на странных посетителей. За окном солнечный день сменялся хмурой серостью, небо вот-вот готовилось обрушить на город тонны воды. Яркая вспышка молнии осветила зал ресторана, светильники заискивающе заморгали, приветствуя свою богиню. Глухой удар грома заставил окна старого здания завибрировать басами громовой вальс. Люди на улице спешили закончить свой бег, чтобы не попасть под дождь.
Наконец принесли заказ. Рашид принялся за еду, без удовольствия, он уже давно потерял аппетит, и ел только по необходимости. Лю устало смотрел в свою тарелку и что-то чертил вилкой красным соусом на тарелке. В итоге получились белые иероглифы на красном, как кровь фоне, но в тот же момент соус стер зыбкие начертания. Лю налил себе чая и стал медленно пить.
- Как мы объясним наш контакт с перерожденцем? – спросил его Рашид. Лю  молчал, он был поглощен созерцанием дешевого белого фарфора из страны Драконов с нанесенным ликом Пророка.
- Нам не нужно ничего объяснять. Если Комиссия поднимет этот вопрос, то он сам к нам обратился, пока права на обращения у нас никто не отбирал, - ответил ему Лю, поставив чашку в блюдце. Он взглядом смерил заинтересованные их разговором лица официантов, севших за соседний столик и делающих вид непринужденной беседы. Официанты на секунду замолчали и, уставившись в пол, встали и вышли из зала.
- Может и так, но проблем это нам прибавит.
- Проблемы у нас с тобой посерьезней сейчас. Удалось что-нибудь выяснить по поводу взрыва в туннеле?
- Официальная версия говорит о землетрясении, но никто не смог уловить этого случайного события. Акватория пролива хорошо охраняется, Диме не удалось пробиться, не применяя силы. А силу мы применять уже не имеем права. Я вообще не очень понимаю, в чем наша задача сейчас состоит.
- Ты задаешь хорошие вопросы. Я и сам их задаю себе. Перед  этим сеансом мы долго обсуждали это с Николаем, но не пришли так или иначе к одному знаменателю. Ты в курсе, что наш последний отчет запретили опубликовывать в прессе?
- Это по поводу первой интервенции и революции? Я думал, что его уже давно издали. Странно, откуда пришел запрет?
- Официально от Совета, но как намекнул Третий Советник, на них сверху сильно давят, требуют прекратить Эксперимент.
- Лю, поправь меня, если я ошибаюсь. Они хотят приостановить Эксперимент?
- Нет, речь идет именно о полном закрытии. Правительства Большой двадцатки приняло решение о запрете публикаций работ об Эксперименте. Предыдущие работы также изымаются. Это мне сообщили люди Первого секретаря партии. Моя Родина не голосовала за это решение.
Рашид задумался. В голове его вертелся один вопрос, он гнал его от себя, ему не хотелось верить, но он зрел, зрел огромными скачками, вытесняя все остальное. Лю угадал его мысли по лицу, в этот раз Рашида оно выдало полностью.
- Ты думаешь, что это похоже на времена Великого Марша, я угадал? – спросил его Лю с хитрой усмешкой.
- Да, даже очень. Помнишь, как они сжигали книги? – Рашид с отвращением ткнул пальцем в ресторанный фарфор. Самодовольная рожа Пророка лоснилась от глянца лака.
- Помню, я все помню. Надо отдать должное Агафону, он в своем отчете очень точно описал всю структуру мирового порядка. Ее пару раз опубликовывали в прессе, после чего ее признали документом, разжигающим вражду, и ограничили доступом в сугубо научных кругах.
- Я помню сей документ, - ехидно улыбался Рашид, - в нем можно было увидеть не только орден Перерожденцев, но и наш Совет, да что там говорить, столько схожих черт, что в пору и самим задуматься, кто ж нами то правит.
- Отчасти ты прав. Надеюсь, что в малой лишь ее части. Николай сейчас отбивает пороги, требуя отмены решения закрытия проекта, но чувствую я, что все это тщетно.
-