Краски последних дней

зажигалка спасла особняк от дальнейшего разгрома.
Уложив Андрея на диванчик, укрыл его. Как оказалось – собой. Непорядок! Искривленное алкоголем пространство продолжило свои игры, и пришлось присесть-упасть-улечься на пыльный коврик. «Никакой тебе сегодня жареной картошки, а завтра сушняк замучает…» – подумал он, счастливо улыбнулся и заснул.
***
Утро выдалось под стать состоянию – хмурое. Порывистый ветер был сродни резким нападкам Сергея в адрес вновь под завязку нанюхавшегося Андрея.
– Ты что, серьезно ничего не помнишь? – распылялся он, кипя от злости.
Андрей помнил мало и парировал нападки отдельными буквами алфавита.
– Твою мать! – ревел обиженный сказитель. – Я всю ночь корячился, излагал такие откровения… А он, козлина, пучит на меня глазки и улыбается, скотина! Нажарить картошки ему хотел!
При упоминании о еде Сергея едва не вывернуло. Вытерев пот со лба и глотнув сухим горлом, решил достучаться до сознания парня с другой стороны и пошел в обход, то есть к колодцу.
Качало его по дороге похлеще деревьев во дворе. Едва не свалившись в колодец, сделал три бесплодных попытки набрать воды, потом прижал мокрое ведро ко лбу и блаженно застыл. Головная боль начала утихать. Дрожание рук прекратилось, и полведра ледяной вкусной воды живо сотворили чудо.
Живот вздулся как барабан. Тяжело отдуваясь, он потащил воду в дом.
Там, используя воду как приз, принялся шантажировать Андрея в надежде вывести из ступора. Это дало результаты. Парень ожил и сумел внятно послать его аж на три буквы. Прогресс!
– Ну как ты не поймешь?! – вновь принялся взывать голосу разума Сергей. – Теперь, именно сейчас можно жить! По-настоящему! Во всю дыхалку, до воплей. Куча свободы и времени. Обязанностей – никаких. Все есть. Просто живи, а не убивай себя. Вода придет, сам тебе суну пакет, а может, и попрошу поделиться. Но не сейчас. Ты понял?
Кивок. Кружка с водой. Судорожные глотки.
Распалившись от собственных речей, Сергей заметался по дому. Захотелось сделать чего-нибудь такого… Такого! На втором этаже попутно обнаружил два туалета. Причем со сливными бачками и трубами. Значит, генератор и воду подает. Впрочем, затеваться с его подключением не стал. Инструкцию еще требовалось найти, да и с такой техникой он был не очень в дружбе. Разве что абориген-клоун поможет. Собирался же, вроде, навестить.
Хоть вчера и пропустил выпуск новостей, не требовалось быть гигантом мысли, чтобы понять, что эта местность уже свободна от военных. И максимум на кого можно теперь напороться, так это на немощных стариков, уторчавших до потеряшки разума субъектов, сделавших – как он, – сознательный выбор, и просто случайных опоздавших. При наличии мощного мотоцикла и приличного оружия все они не страшны.
Мотоцикл! Вот! Перепрыгивая через ступеньки, скатился с лестницы и жизнерадостно гаркнул:
– Все, нечего тут сидеть! Поехали осматривать владения!
Андрей ответил односложно.
«Дались ему эти ругательства, ёпрст!»
Устанавливая заново колесо, сбил все пальцы. Распсиховавшись, забросил гаечный ключ и потом полчаса разыскивал его. Готово!
Андрей восторга от поездки явно не испытывал, и потому наручники пришлись снова кстати. Оставив ворота нараспашку, выехали. Проехались мимо коттеджного поселка. Пюпитр стоял на месте.
Он покричал:
– Клоун! Эй! Выходи!
Никто не вышел.
Круто развернувшись, Сергей поехал назад. Проведал второй пюпитр и, съехав с дороги, помчался по лугу. Вчера, осматривая в бинокль местность, он обратил внимание на одно интересное местечко.
Тем временем ветер стих. Показалось солнце. Андрей, привалившись к его спине, снова обильно пускал слюну. Ему не помешало бы вымыть голову, и не только. «Вечером займусь», – твердо решил Сергей. Прежнее пошатнувшееся решение насчет жареной картошки вновь обрело силу. Приехали.
Отцепив наручники, выволок пацана на вершину и пораженно застыл. Какая красота! Меловой холм окружал лес с редкими вкраплениями лугов и полей. Справа, в лес, вклинивался кусок степи. Блестело озеро. Дорога, особняк и поселок не просматривались. Лысая вершина холма обрастала книзу кустарником. Чистое небо, яркая зеленая шелестящая живая масса. От свежего воздуха и впечатлений закружилась голова. Вот бы написать такое!
Покосившись на безучастного Андрея, вновь разозлился. Где восторги? Где зуд художника? Разве на это можно смотреть безразлично?!! Зачем было спасать этого недоумка? Чтобы тот и дальше добивал себя наркотиками? Нет!
Сергей подошел к телу и лягнул.
– Чего расселся? Неужели пейзаж не впечатлил?
– Отвали!
– Отвалю! Обязательно отвалю! – зло пообещал Сергей. – Вот только расскажу тебе кое-что!
И неожиданно потеплевшим голосом принялся рассказывать, как, будучи в Париже, посещал разные музеи и галереи.
– Лувр – это нечто! Джоконда – вынос мозга! Каждый кирпич, ёпрст, напитан историей и кипевшими когда-то страстями. Залы – офигеть! Венера Милосская, хрень древнеегипетская, картины – до фига!
– Отвянь, мудила!
«Да я же вашим подростковым языком говорю…» – подумал Сергей, недоумевая, каким еще рожном с этим уродом объясняться.
– А вот Центр Помпиду меня не впечатлил. Поразил музей д`Орсе! Там сплошные импрессионисты. И знаешь, кажется мне, что вне Парижа картины не смотрелись бы. Всё в связке. Был в музее Родена и Пикассо. У тебя есть несколько свободных лет? Я готов поделиться впечатлениями.
Андрей шутки не оценил.
– Иди ты в трещину, мудак!
Скомкано распрощавшись с Парижем, Сергей перекинулся на Рим. Вкратце рассказал о Национальном римском музее и Вилле Боргезе. Если честно, Рим запомнился больше Колизеем, отличной кухней, жуткими пьянками и разнузданным сексом с Лаурой, стюардессой. С ней он познакомился в самолете, а более близкое общение продолжил в ее микроскопической, но уютной квартирке.
Андрей оставался на диво лаконичным, а Сергей уяснил, что теперь проходит под кодовой кличкой «Мудак».
О Мадриде и музее Прадо можно было рассказывать долго и честно. Он там пробыл неделю, практически не вылезая. Уделив должные восторги полотнам Гойи, слегка пожурил само освещение зала. Сдержанно похвалил Веласкеса. Едва не ляпнул предвзято о корриде. Растекся благодарным панегириком полотнам Эль Греко.
– Пошел на эль хер!
Больше перед пацаном похвастаться было нечем. Сергей сделал так же, как дубинноголовые туристы, падкие на «все и сразу в одном месте». В той же Франции, как и в Италии и Испании, в других городах имелась масса музеев и галерей. Впрочем, экскурс в теперь уже навсегда недосягаемые музеи дал результаты – Андрей ожил и разозлился.
– На кой ляд ты мне все это рассказываешь?!
«Пробрало!»
– Ты – художник! Я видел твои рисунки. И потрясен. Может, ты гений?! Такой баланс игры света и тени, четкость и правдоподобность! Листок со взорванной водонапорной башней – просто шедеврален. Тебе жить нужно. Творить, радовать…
– Я тебя просил о жизни?! – заорал Андрей. – Я просил меня спасать? Может, я решил в том бл… ком салоне умереть! Чего ты влез! Чего ты лезешь! Мудак ты! Я не хочу жить!!!
– А вот тут ты врешь! – холодно припечатал Сергей. – Если бы хотел умереть, то не нахапал бы в том самом салоне самых лучших холстов и красок. Палитру ведь отхватил фарфоровую! Мастихин с хрустальной ручкой, да и кисти не абы какие… Муштабель тоже не поленился свистнуть. Левкас-то тебе зачем? Лик свой запечатлеть намеревался? Шпательки нехилые! Кило фюзенных карандашей! Ластик-клячка, ха-ха! Разве что с мольбертом оплошал. В рюкзак не влез?
– Не влез, – растерянно подтвердил Андрей.
– Будет тебе мольберт, – пообещал Сергей. – И будет тебе рандеву с творчеством на пленэре!
«Напишешь пейзажи для меня! – подумал он. – Хоть я и бездарь бездарью, но ты еще не знаешь, какие я рамы умею делать. Настоящие, тяжелые, с тусклой позолотой, правильные. Да и сам вернешься в чувство».
– Жди здесь! – крикнул, спустился с холма и уселся на мотоцикл.
«Я такой добрый!»
Он так и не решился признать, что двигало им лишь ревнивое желание посмотреть и подсмотреть, как будет творить мастер. Зависть прибавила горечи во рту.

Глава 5. Кривые реальности

Капли ритмично пятнали замызганный деревянный пол. Сначала лужа походила на тривиальную кляксу, затем на африканский материк, а потом… Потом Пеннивайз начал теряться в догадках. Казалось многое, но смысл и формы ускользали.
«Я не в порядке?»
Обозначились трудности и с цветовой гаммой. То, что основных цветов семь, помнилось твердо. А вот какие? Травяной – это точно. Черный и белый – непременно. Жоптый и кровяной? Скорее да! Фильдиперсовый? Чертова головная боль! Чертовы щекочущие по мозгу лапки!..
Он освоился настолько, что совал мизинец во входное пулевое отверстие и… гладил там, часто споласкивая руку кровью, меняя очертания лужи в очередную непонятную форму. Помогало пока слабо, но успокаивало.
«Точно. Кровный, кровяной быть обязан».
Житель малинника, любитель сахара и танцев застонал в углу. Пеннивайз скосил глаза. Этот – как его? Ну, тот, который… принесенный, что ли?.. – слабо задергался.
– Ты не терпи, милый, кричи! – ласково проворковал он. – Больно тебе, знаю! Кричи. Мне так лучше.
Когда мальчик кричал, Пеннивайз обретал целостность. Мысли вновь соотносились с образами, и язык не казался толстой сухой подошвой. Боль уходила в затылок и становилась почти терпимой. Поэтому он продолжал делать новые надрезы на спине перекинутой через спинку кровати жертвы. Прихотливый путь стекающей по телу крови завораживал. Ручей пробился наружу!
– Кто тебя танцевал, тот тебя и режет!
Саблей надрезы было делать неудобно, а кухонному ножу он не доверял. Ну, не доверял, и все тут!
Скрипнула дверь.
– Доброе утро, Пенни!
«Чертов Ноль! Уже утро?»
– Вот, принес тебе поесть и выпить!
«Я тебя знаю».
Пеннивайз подался навстречу вошедшему, не забыв поправить парик.
– А я малиной измазался. Светло было. Неряшливый вот какой. Хряшка!
– Ничего страшного, – невозмутимо ответил Ноль, расставляя на столе тарелки и водружая посередке бутылку.
Пеннивайз беспомощно уставился на принесенное. Вот еще незадача. Неизвестная, дурнопахнущая, разнообразная…
Достав из кармана брюк рюмки, Ноль уселся за стол.
– Сварганил каши с тушенкой, ха, на костре. Это пока. Капустки квашенной и огурчиков солененьких раздобыл. Водки нашел целых три ящика. К свадьбе, сдается мне, хозяева готовились. Вот с хлебом только беда.
Пеннивайза накрыла жгучая волна жалости к бедствующему хлебу и озадачил огромный, прямо-таки неподъемный вопрос по поводу водки.
«Водка… Плохая вода? Потому и пить нужно помалу? Зачем это?..»
Горькая во рту и горячая внутри. Вкусная. Капуста и огурцы вернулись вместе со вкусом в память. Шака-каша осталась особняком и неузнанной.
Выпив еще, Пеннивайз с неподдельным умилением принялся разглядывать Ноля. Тихая гавань в бушующем море непонятного. Худое неправильное лицо. Стрижка, ха-ха, под ноль! Наколки сложные. На плече след от пули.
«Я помню о пуле. Я знаю, кто стрелял. Найду, на куски порежу!»
Ему стало совсем хорошо. Нужда в допинге отпала.
– Прикончи этого! – велел он, мотнув головой без малейших признаков боли в сторону примолкшей жертвы.
Ноль покладисто кивнул. Вынул из наплечной кобуры пистолет и выстрелил в упор в