шишки иногда заезжали…Я их раньше только по телевизору видел. На поддержку надеялся. Для поддержки своей идеи. Знаю…сам знаю, да и выпивши тогда был. Плеснув рюмку он судорожно выпил, затягиваясь вонючим дымом. Он меня поддержать обещал. Разрешение на выставку пробил. Из других больничек на просмотр приглашал. А вон оно что, значит. Ширму из меня, подлец, сделал. И ведь не прихватишь его, с такими связями…С чем? Сами виноватыми окажемся. Что предлагаешь?
-Я надеялся, что ты мне что- то предложишь.
-А что я? Разве что морду в тихоря набить. Вот же паскудство. Только из одного « г» выскочили…
Я тебя не привлекаю, Фимыч.
-Да, не о том я. Я готов реально вписаться, но не с ветряными же мельницами бодаться. Мой совет, старичок, пошли их всех…
-И Мацевича?
-Если тебе так неймётся, скажу одно. Ты не волну гони, а встретится с ним попытайся. Может всё по другому выглядит, не по твоей версии. Поговори. Может и дела то, никакого нет. Лучше в полдень. Когда пациенты в садике отдыхают. Твой художник , наверняка там будет. Я тебе могу куртку дать с эмблемой больнички. Ну, как?
- Спасибо. Подумаю. Пора в дорожку. Спасибо тебе.
--Не обижайся, старик, - Фимка заискивающе смотрел мне в глаза.
- Ну, что ты. Спасибо тебе. Благослови хоть, на сие безнадёжное дело.
--Благословляю, - Фимка дурашливо опустил персты на мою забублённую головушку.
Подождав, пока охранник удалился, я быстро прошмыгнул на территорию через небольшой лаз в заборе, кое-как стянутый проволокой, разошедшейся без особых усилий. Свернув на дорожку, противоположную входу в корпус, углубился во внутрь, скрываемый разросшимися деревьями и кустами. В этот обеденный сонно- ленный час народу было немного, и на одной из скамеек я увидел Его. Он мало изменился за эти годы, лишь более аскетично выглядело лицо и обильно серебрились, давно не стриженные, пряди волос. Он сидел, прикрыв глаза, обращённые к небу. Но, что я скажу ему? Да и захочет ли он говорить со мной? Я осторожно присел рядом и судорожно размышлял о том, с чего начать не лёгкий по всему разговор. Художник открыл глаза.
-Я знаю ваше лицо,- произнёс он.
-Вы помните меня? Я…
-Не помню, но знаю. Давно…Мы не встречались в Вифлиеме? Я понял, что Художник не узнаёт меня. А он продолжал;- Вифлиемская звезда…Да что они знают о звёздах? Они вообще ничего не знают. Он положил
костистую ладонь мне на колено, а ведь там, за звёздами, тайна. Путь в вечность. Но его, - он сокрушённо вздохнул,- не видят. А ведь чего проще? Нужно всего лишь поднять голову и посмотреть. А они не видят. Наверное, просто не хотят.
-Господи,- думал я. –Ну, зачем я пришёл сюда? Зачем шёл, одержимый идеей вывести его из зазеркалья? А художник продолжал;- слепцы. А Пилат,- вдруг изрёк он,- дурак. Напыщенный ублюдок, съедаемый гордыней. Но я сокрушу его. Он прикидывается врачом, но я распознал его .Да, да.
По дорожке прошла женщина, искоса окинув нас взглядом. Мацеевич быстро, явно возбуждаясь, заговорил.- ОН заказал мне портрет. И я напишу его. Напишу. Я вложу в него душу. О, да. Это будет портрет дьявола за тонкой оболочкой респектабельности. Я возьму его энергию, опустошу и целиком перемещу на полотно. Да, я дам жизнь портрету, но вычерпаю её у дьявола. Лишу его силы. Мацеевич неприятно захихикал.- Я , Иегуда, отомщу за всё, что свалили на меня века презрения и позора. На фоне заката. Последние мгновения его перед погружением во тьму. Во мрак. Мацеевич встал, продолжая бормотать.- Сила ухода. Концентрация последнего ухода солнца. Больше не обращая на меня внимания, он торопливо направился в глубь аллеи по неубранным пожелтевшим листьям, будто плывя по ним, едва касаясь их подошвами своих разбитых сандалий. Я с минуту ещё смотрел в пустоту, и мне казалось, что слабо очерченные контуры Художника зависли, не спешат раствориться, уйти. Затем, будто стряхивая с себя наваждение, неосознанно выудил из пачки сигарету. Огонь спички обжог пальцы. Я уже направлялся к выходу, когда из- за разросшегося дерева выбежал охранник в сопровождении двух полицейских. – Вот он,- запыхавшись орал охранник,- это частный объект. Я его не пустил, так он сам. Он…. Полицейские, не обращая на него внимания, подошли ко мне.
- Документы,- угрюмо выдавил смуглый худощавый офицер. Другой, большой и рыхлый, держал ладонь на рукоятке пистолета. Я протянул ему удостоверение личности и корреспондентскую карточку. Волнения не было. Максимум, что меня мог ожидать- штраф за незаконное проникновение на частную территорию. Худощавый, вложил мои документы в карман. – Пошли. И, хотя я не сопротивлялся, « рыхлый» подхватил меня под руку и повёл к выходу. Туда, где подмигивал красно- синими огоньками белый полицейский « форд». « Рыхлый» с силой затолкнул меня в чрево машины. Больно ударившись челюстью о подголовник переднего сидения, хотел уже возмутиться, но смуглый протягивал мне документы.- Пока можешь идти. Но если ещё раз здесь встретим… « Рыхлый» освободил выход. Уже захлопывая дверцу машины услышал;- Понаехали. Мафионеры. Я резко обернулся, но полицейские с невозмутимым видом выпускали сигаретный дым в открытые окна.
Что же это?,- думал я. Почему? Наверное, если очень хотеть, можно добиться справедливости. И рычаги отыщутся. Но нужно ли ему это? А мне? К чему? Художник ушёл в иную реальность. Так стоит ли его тревожить? Стоит ли ввергать в хаос реалий? Дать повод , копаться в его душе? Пусть будет всё, как есть и, как будет. Хотя, увы, как до встречи с Художником, уже не будет никогда. Вечерело. Прохлада забиралась под лёгкую куртку и, казалось, шарила своими холодными пальцами, где то у сердца. Кричали чайки, играла музыка в кафе и прибрежных ресторанчиках, шумели разлапистые пальмы, и огоньки рекламы манили в иллюзорный уют. Я обошёл костёл, прошёл под сводчатыми арками древнего Яффо. По крутой лестнице спустился в пропахший йодом и рыбой порт.
Тёмными глыбами возвышались баркасы и рыбачьи лодки. Петляя в этом лабиринте, всё же вышел к пирсу. Чуть в стороне разгружали улов , а недалёкий ресторанчик источал запах специй и даров моря по тягучую мелодию восточной музыки. Отцепив швартовый канат и, хоть это и криминал, взял брошенные вёсла и тихо вывел лодку из бухты на простор почерневшего моря. Туда, где угадывалась точка горизонта « глаз вселенной», как сказал ХУДОЖНИК. Отрываясь всё дальше от берега, от той пуповины, которая связывает, свербит и ноет ,не давая напиться забвения из вод Леты. Так и буду грести, пока хватит сил. А потом…Имею ли я, пылинка, право, прерывать ход времени? Ведь возможно, ещё не мой черёд? Не мой « Судный День». Но что будет потом, думать не хотелось. По крайней мере, сейчас.
«Психо - блюз- 4. Кумранская сюита.»
Если бы я взялся сочинять роман или повесть, то вряд ли смог бы придумать то, что порой неизвестно почему и для чего выплёскивает на нас жизнь. Вернее, случай. Но ведь известно, что в любой случайности гнездится закономерность. Действительность порой фантастичней любой зауми. Мы неоднократно сталкиваемся с этим, но значение придаём только тогда, когда как мухи на липучку попадаем в вязкую, крепко прихватившую нас ирреальность. Видимо, так и должно было случится. И эта история попала в мои уши, когда моя вечная тень, мой неизменный друг Фимка, снимал с меня стресс моих злоключений холодной водкой и джакузи, после бездумно- бессмысленного угона мною лодки в Яффском порту и общения с Художником .И этот, бывший целитель душ, видимо желая меня отвлечь, поведал мне странную историю из своей « психушной» практики. И ведь отвлёк, мерзавец. Вернее, вовлёк. В новую тайну, но что вероятнее, авантюру. По крайней мере, у меня появилось занятие, которое стало оттеснять в тень недавние малоприятные события. Я уже упоминал, что пансионат, где теперь трудится мой приятель, расположен недалеко от склонов « кумранских гор». Однажды, прогуливаясь по пыльной дороге, вдоль мёртвой глади самого мёртвого в мире моря и, рассматривая лузы пещер, в красно- ржавых отрогах, я услышал от своего « Вергилия» нечто новое, заставившее меня более внимательно всматриваться в окружающий нас пейзаж. Всё ранее прочитанное всплывало в памяти, придавая этим местам нечто, рождённое подсознанием; образы, картины, которых возможно никогда не было, но которые вырисовывало моё воображение на фоне источающих зной и древнюю тайну мест.
Я тебе рассказывал, - начал Фимка. – Был в моей клинике один пациент. Я его в наш проект не вставил, так как к тому моменту он выписался. А недавно я его на пляже, тут рядом, встретил .Разговорились. Он мне свой номер мобильного оставил. Я ему ещё, когда он выписывался, его рукопись вернул. Но отксерил. Никаких задних мыслей, чисто для себя.
-Так о чём всё же речь? Что за пациент?
- Пациент, как пациент. Сам знаешь , какие самородки у нас попадались. Вот что ты о Кумране знаешь или о ессеях, допустим?
-Ну, секта такая была, с основами то ли прохристианства, то ли прокоммунизма.
- Верно, но не совсем. Тут, в этих местах не только секты селились. В древности, как и сейчас , в этих местах был популярный курорт. Да соль, мирт, асфальт, экспортировались чуть ли не во весь тогдашний цивилизованный мир. Апельсиновые и банановые плантации. Особый сорт фиников, а в Эн Геди росла лучшая в мире хурма. Даже Клеопатра пыталась выкупить этот участок земли и затаила страшную обиду за отказ. А эту хурму берегли, как национальное достояние. Сейчас осталась только легенда, а сорт- исчез. Чувствуешь биение истории? Сначала тут были и укрепрайоны, развалины которых и теперь видны. А позже, возникли виллы знати, которые уже тогда поняли лечебные свойства этих застывших вод. Мастерские обслуги. Когда- то тут было совсем не пустынно .Хотя, в глубине и пустоши хватало, куда уходили для общения с Богом.
А те островки пальмовых рощ, что мы видим, говорят, ещё с тех времён сохранились. Впрочем, может и врут. Но дело в ином. Я тебе то время немного описал, чтобы ты лучше представил, это замечательное место. Среди прочих где- то тут была секта- коммуна. Но не ессеев, как думают. Называли они себя- кумраниты. По местности, видимо, и были первыми, если можно так выразится, предшественниками христиан. И есть даже гипотиза, что Иоанн Креститель, а позднее и Иешу- Иисус вышли именно из таких сект.Скорее всего из кумранской.
- Но это ведь лишь предположение,- ввернул я.
- А что сейчас можно доказать точно? Но, всё возможно. К примеру язык этрусков расшифровать не могут, хотя и знают, когда жили и примерно как. Тут сам решай, чему верить. Вернее, чему ты хочешь верить. Но я тебе другое скажу- кумраниты и сейчас существуют.
- Чушь, -отрезал я, как они могут существовать, когда их идеи подверглись такой эволюции временем и церковью? Чушь.
-А если нет,- хитро прищурился мой неугомонный друг, закуривая свою вонючую сигару. Дело в том, что этот пациент- кумранит.
-Это он так считает,- съязвил я. – Ты его диагноз случайно не припомнишь?
-Диагноз,- затянулся дымом Ефим,- это, конечно. Это приговор. Но…всё может быть. Сколько тем, которые отрицали, оказались истиной.
-Но ты же знаешь, что психические больные часто очень убедительны.
- Но я читал текст, вернее перевод адаптированный им. И он просил меня забыть, что я читал этот текст.
-И
