"Распутье"

вот же, сняли детей… Надо было отзаниматься урока три, переодеться и потом поработать здесь часов до четырёх-пяти. Как раз бы и подкопал побольше рядков…
  Костя согласился, опустился рядом на траву и увидел, что его пятиклассницы быстро и решительно идут к полю, что-то взволнованно обсуждая.
  - Аня, что случилось?! – крикнул он той, кто ближе.
  Девочки разделились: две из них пошли к собиравшим картошку классам, остальные повернули к нему.
  - Константин Александрович, наши сумки поворовали!
  - Сумки или еду в сумках?
  - Еду в сумках!
  - Что нам теперь делать?! Завтракала дома!
  - Я тоже!
  - Кто по сумкам полазил, не знаете? – спросил директор.
  - Там с шестого «Б» сидели, говорят, что Нишанинов с Барановым. «Наши» сейчас спросят, были они на поле…
66
  - Можете не спрашивать, - устало сказал Виктор Степанович. – Они не работали. Я их тут шуганул из кустов, но они рванули за дорогу, а работать не пошли. Здесь их теперь не найдёшь… Константин Александрович, скажете классному руководителю, чтобы вызвал ко мне родителей. Поговорю… Хотя толку большого не будет: родители пьют, дома есть нечего, вот воровством и живут… И через совхоз не воздействуешь: давно выгнали… Девчата, отдохните, попейте воды и за работу. Через час вам привезут пирожки из нашей столовой.
  Вернулись, ничего особенного не выяснив, остальные девочки класса. Костя пообещал, что, помимо вызова к директору, он ещё сам надерёт ворам уши. «Пойдёмть, хоть помидоры съедим», - предложила Оля, и все пошли искать место для урезанного завтрака. «Сумки в кустах больше не бросайте! - крикнул им вслед директор.- Складывайте в начале рядка, по которому пойдёте!»
  - Виктор Степанович, эти Баранов и…второй – второгодники? – спросил Костя.
  - Нишанинов, по-моему, уже три раза оставался в разных классах. У нас таких кадров человек пятнадцать…
  - Зачем их в школе держать? Они не хотят ни учиться, ни вот на поле для себя же картошку собирать. Мы силой заставляем учиться, а чему-либо научиться можно только тогда, когда есть желание научиться. Получается большевизм какой-то: будьте умными или накажем и всё равно заставим…
  - Так и выходит. А им бы вилы в руки да на ферму, и больше ничего в жизни не надо…
  - Но у нас же есть свой устав школы. Разве нельзя внести пункт о том, что второгодников не будет? Кто не справился с программой – вон из школы.
  - Нельзя. Нас всех за нарушение всеобуча с работы выгонят. .. Да просто не позволят исключить и всё. Когда исполняется пятнадцать лет, тогда можем трудоустроить куда-нибудь… И то, просто выбросить на улицу не имеем права. Преступность среди несовершеннолетней молодёжи растёт во много раз быстрее, чем среди взрослых. Поэтому нас заставляют держать в школе всех, лишь бы не воровали. Если мы выгоним, куда они пойдут? За учёбу теперь надо платить, работы и взрослым не хватает, даже в совхозах сокращения…
67
  - Так что, Виктор Степанович, получается, учёба по боку, а школе – функции спецприёмника для тех, кто ещё не украл, но может? Что ж мы – структура МВД?
  - Вот так и получается… С одной стороны говорят: лишь бы у нас все хотя бы на уроках присутствовали. Хоть до обеда, и то ладно. Да ещё покормите, кружками какими-нибудь развлечите . А с другой стороны за успеваемость требуют без всяких скидок…
  - … Вот так… - продолжил директор, помолчав. – Да ты не расстраивайся, Константин Александрович. Могу утешить: мы, система образования, никогда не работали в нормальных условиях… И раньше власть вмешивалась в наши дела. Через партийную систему. И теперь…
  - Они всё равно воруют, эти Нишаниновы…
  - Воруют… А какие у нас меры воздействия? Поругать только… Дома шаром покати, а по телевизору, в рекламах, им такой рай показывают… Таким не до Пушкина с Тургеневым…
  - Вы говорили, что их родители не работают…
  - Да, несколько раз по тридцать третьей выгоняли… Неделями пьют… Украл – пропил, украл – пропил….
  - Я классный журнал заполнял, так столько неработающих родителей… Про матерей писал «домохозяйка», а мужикам – не знаю, оставлял пустое место…
  Последние слова Костя сказал уже без расчёта на ответ и поднялся, чтобы идти к классу.
  - А кто сам ушёл из совхоза – отлично живёт. То же мои соседи, Проценко. Мясом, картошкой, она – молочным торгуют… Там в доме всё… Не хуже, чем у заграничных миллионеров…
  Костя позвал своих мальчишек, послал занимать рядок с подкопанной картошкой, потом, пройдя метров пятьдесят, нашёл девочек. Теперь они, по-детски быстро забыв о своём маленьком горе, весело и наперебой принялись рассказывать своему классному о Шарикове из восьмого класса, который убеждал их, что они рабы, трудятся на директора совхоза Богданова, а тот всю картошку продаст и скроется за границу.
68
  - А сам выпросил помидор и убежал в кусты! – кричала Казина.
  Шариков учился «по справке» и имел такие характерные мимику, жесты и манеру говорить, что дети с удовольствием его кривляли. Костя попросил не трогать странного человека, услышал в ответ «нафиг он нам нужен, сам пришёл» и показал рядок, где уже собирали картошку Дима, Саша и Сергей. Девчонки бросились бежать, выкрикивая на ходу: «Я крупную собираю! Мы с Олей мелкую!..» Продолжала идти рядом только Аня Савельева. Она деловито несла на согнутом локте ведро и смотрела вверх.
  - Константин Александрович, а на кого похоже вон то облако?
  Костя посмотрел на горизонт, где встретились осевое поле и бледно-голубое небо, упираясь снизу и сверху в лесопосадку.
  - Ну-у, наверное, на крокодила… Или на какое-то чудовище… Толстые ноги… Вот только хвост…
  - Нет, на богатырского коня, как в сказках рисуют.
  - Коня?.. С такой шеей?..
  - Богатырского коня. Смотрите, передние ноги слились, а задние вытянулись. Нос такой толстенький, и немножко гривы. Видите?
  - Если это грива, то да, вижу. Ноги – похоже, что вместе.
  - Он же скачет. Богатырский конь.
Они прошли шагов двадцать с задранными вверх лицами, и Костя запоздало удивился:
  - А что же он без всадника?..
  … Работа в этот день так и не вошла в нормальное русло, и картофеля убрали мало. Трактор то и дело останавливался; каждый класс доказывал директору, что убрал «уже целых пять рядков» и предлагал наказать остальных дополнительной нормой. Потом доставили завтрак из школьной столовой, а перекусив, все уселись ждать, когда привезут воду. Кто-то разжёг костёр и начал печь картошку, кто-то потихоньку ушёл домой ил просто бродил по окрестным кустам. Зато когда приехал автобус, к нему со всех сторон ринулись целые толпы школьников. «Беларусь» с картофелекопалкой уже уехал, но остались два подкопанных рядка. Одни дети набились в
69
автобус, другие занимали очередь на следующий рейс, приехавшие на велосипедах и японских «мокиках», уже отправились в обратный путь.
  Виктор Степанович сходил к автобусу и предложил быстренько убрать всем вместе оставшуюся картошку. Инициатива осталась без последствий. Не возямела действия и угроза, что автобус никуда не тронется, пока поле не будет убрано. Устав от истошных криков о том, что «наш класс сделал больше всех», а такой-то класс «вообще ничего не сделал», что «мы устали», «ноги отваливаются» и т.п., директор подобрал брошенное кем-то ведро и начал собирать картошку. Учителя последовали его примеру, только Новикова раздражённо заявила: «Чего бы это мои пятиклассники больше взрослых работали?» и осталась в автобусе. В свою очередь Света Казина сослалась на 5 «А», занявший места вокруг своей классной руководительницы. За Костей пошли лишь трое.
  Так они и работали: учителя и с ними человек семь учеников, в основном учительских же детей. А школа сидела в автобусе и около него и нетерпеливо ждала конца энтузиазного порыва, чтобы ехать домой. «Да, это не мы со своим пионерско-комсомольским детством, - с иронией размышлял Костя, таская вёдра к тракторной тележке. – И осуждать их как-то не поворачивается язык. Убираем-то, в принципе, совхозу, а не себе: в нашу столовую пойдёт только пятая часть. Детям не объяснишь,  что совхоз даёт школе машину съездить за стройматериалами в город , зимой – за углём для котельной, автобус – свозить команду на соревнования, трактор – вспахать школьный участок…» Очевидно, те же мысли блуждали в головах Костиных коллег, потому что все тотчас же и охотно согласились с Максимом Петровичем, когда он сказал: «Больше в России дураков нет. Новое поколение за спасибо работать не будет…»
                                                        10
  В церковном дворе, в мягкой тени потемневших с началом осени листьев высоких, уходящих в небо тополей, сидели люди, томительно ожидавшие конца службы и начала обряда крещения. Женщины – в платках или косынках – говорили о детях, на лицах мужчин угадывалось желание поскорее выпить и закусить «по этому поводу». Советские женщины – высшее достижение всех отечественных социальных экспериментов – моментально выяснили все тонкости обряда и уже полчаса как разложили по полкам мелкие нюансы типа: какое полотенце лучше, как его подать и проч.
70
Теперь они поглядывали на часы и деловито бросали на ветер: «По идее, старушки уже должны разбегаться. Не лень им столько торчать…»
  - Я б успела за это время в квартире прибраться и четыре раза на рынок сбегать, - резюмировала какая-нибудь из них, и разговор снова возвращался на излюбленную тему детских болезней.
  Отпрыски играли здесь же. Научившись без Бога ходить, бегать и дразниться, они использовали эти приобретения на всю катушку и нисколько не заботились приготовлениями к таинству. Досаду вызывало только полное отсутствие стандартных горок и деревянных домиков, которые при участии воображения могли становиться чем-нибудь годным для большой игры. И хотя мамаши иногда прикрикивали на детей, в тоне их явственно угадывался второй смысл: «Бегайте-бегайте, это мы так, положено…»
  Мужья и по совместительству отцы собрались у одной из машин с иероглифами на дверце и, посмеявшись на чью-то шутку «всё хорошо, да вот пива здесь не дают», молча, как заворожённые, смотрели на переднее колесо. Смотрели пять минут: лица важнее, чем на похоронах или на профсоюзном собрании. Но вот один, очевидно, водитель-ас, наклонился и посмотрел под крыло. То же проделали ещё двое и сделали вслух какое-то заключение. Остальные вздрогнули и покачали головами утвердительно. Двое других оказались тоже не лыком шиты: в четыре руки несколько раз надавили сверху на корпус, с интересом наблюдая за тем, что будет делать всё то же колесо. Колесо ничего не делало, и все перешли к разглядыванию приборного щитка. Когда мужчины дошли до заднего номерного знака, служба в церкви закончилась.
  В этот воскресный день девятнадцатого сентября Костя планировал сходить  со своим 5 «Б» в поход. Однако в пятницу приехали старые школьные приятели Володя и Толик и попросили стать для маленького Володиного Артура крёстным отцом. Оба никогда не были закадычными друзьям Кости, даже в достуденческий-доармейский период жизни, но отношения между одноклассниками поддерживались, и сейчас Костя оказался ближайшим крещённым из всего круга Володиных родных и знакомых. Жаль было изменять свои планы, но Костя в подобных случаях не отказывал и выручал кого бы то ни