подчинены все другие законы, тогда я тоже верю в бога. Но как можно верить в бога библейского? В двадцать первом веке, при таком уровне развития науки. Это выше моего понимания!
– Последнюю фразу всецело одобряю. Да, это выше нашего понимания. И не надо пытаться понять. Надо верить!
– Вера и постижение истины несовместимы. Если человек глубоко проникнется представлением о том, как устроен мир, осознает бесконечность пространства и времени, он верить не сможет. Солнце в сто тысяч раз больше Земли. А есть звезды в триста тысяч раз крупнее солнца. В нашей галактике миллиарды звезд, а во Вселенной миллиарды галактик. Представьте это себе! И все бесконечное пространство пронизано смертоносным космическим излучением. Где же здесь место для высшего существа, по образу которого создан человек, для рая, для душ умерших?
– Если бога нет, кто же тогда все создал? Кто создал человека, вложил в него душу? Будете утверждать, что он произошел от обезьяны?
– Конечно! Ученые это давно и неопровержимо доказали. Не верить в теорию Дарвина – это мракобе… это абсурдно. – Полминуты Волков ходил молча, смотря в пол. – Верующие пытаются непостижимые загадки природы объяснить существованием бога, то есть еще более непостижимой загадкой… Вера в бога возникла от страха первобытного человека перед непонятным и грозным окружающим миром, страхом перед смертью; от этого и вера в бессмертие души. Человек в своей слабости хочет, чтобы над ним была какая-то сила, которая защитит и поможет. – Он вдруг остановился, взглянул на отца Петра. – Впрочем, я ни в коем случае не пытаюсь навязать вам свое мнение. Я считаю, что убеждать верующих в том, что бога нет, – это верх бестактности.
– Тогда что же вы только что делали? – усмехнулся дьякон. – В бога не верите, а в вашей секте-то вы, наверно как бог.
Волков нервно рассмеялся.
– Да какая же у нас секта! Секта – это страшно. Страшно уже само это деление на учителя, эдакого пророка, единственного носителя истины, полубога, и учеников, которые каждому его слову слепо, бездумно верят, беспрекословно ему подчиняются, преклоняются перед ним. Всякая секта состоит из людей, которые любят властвовать, и людей, которые любят подчиняться. А мы просто обмениваемся мыслями.
Валера, который все время что-то записывал, отложил ручку и непонимающим, недоуменным взглядом уставился на Волкова.
– Но говорите только вы, ученики ваши только слушают, – заметил отец Петр.
– Пусть и они лекции читают, если хотят. Я лишь рад буду.
– Значит, я не должен вам верить, Учитель? – как будто даже с обидой спросил Валера.
– Слепо не верь, Валера. Слепая вера – от робости души и лености ума. Надо следовать библейской заповеди: «Не сотвори себе кумира». Не признавайте никого выше себя, будь то гуру, вождь, бог. Для человека унизительно признавать какое-либо существо выше себя. Каждый человек – это целый мир. Ничего не принимайте на веру. Берите от других то, что не противоречит вашему здравому смыслу, вашему видению мира, вашей сути. Истину ищите самостоятельно. Ни перед кем не преклоняйтесь. Слепое преклонение порождает Пол Потов. Ни за что на свете не теряйте своей духовной свободы. Если чувствуете, что вас хотят духовно поработить – тут же порывайте с такими людьми.
– Гордыня вас обуяла, – сурово произнес дьякон, вставая из-за стола. – Дьявольская гордыня. – Он ушел с недовольным видом, бросив на прощанье: – Люди говорят, плохие дела у вас тут творятся. Не зря видно говорят…
Валера ушел вместе с ним.
– Слишком уж вы горячий для философа, Учитель, – заметила с улыбкой Даша.
– Может быть… Да, большинство мыслителей призывало к достижению состояния безмятежного, бесстрастного созерцания. Древние греки называли такое состояние атараксией, индусы называют нирваной. Но это состояние бесплодно. Все великое создается со страстью.
Волков удалился к себе. И тут же выглянул из каморки со словами:
– Моя горячность не дает мне оторваться от реальности. – И скрылся снова.
– А Жора – это кто? – поинтересовалась Даша.
– Старший брат Толяна, лопоухого вот этого, – пояснила Юля.
– Главный отморозок, – добавила Аня.
– Животное. Шрек, только злой, – продолжала Юля. – Если что-то не по нему – кулачищи свои сразу в ход пускает. Он только с Сергеем считается. Его и взрослые мужики побаиваются. К девушкам вечно пристает.
7
Аня вышла за дровами.
– Юля, вы с Анютой поссорились? – спросила вдруг Ира. – Вы не разговариваете, даже как будто избегаете друг друга.
– Нет, не ссорились, – живо и беспокойно ответила Юля.
– Что с ней творится, не пойму? Почти не ест. Молчит. В себе замкнулась.
– Наверно, по Учителю сохнет, типа того, – недобро усмехнулась Оксана.
– Нет, не похоже, – подумав, сказала Ира.
Даша внутренне согласилась с ней. Женское чутье ей подсказывало, что в Волкова влюблены Ира и Юля, даже, возможно, Оксана, но только не Аня. Та его лишь уважала.
– Что-то Анюту мучает, – продолжала Ира. – От каждого шума вздрагивает. И как будто кого-то ждет. Я уж пыталась с ней поговорить. Бесполезно. И вообще, она меня как будто сторонится.
– Вот тебя-то, Ира, она теперь особенно избегает, – задумчиво произнесла Юля.
Даша пошла погулять. Ей нужно было побыть одной. В избе она постоянно испытывала напряжение. Особенно тяготили ее подозрительные взгляды Оксаны. Она пришла к упавшим соснам. Ее тянуло к этому месту. Села на ствол, достала блокнот и стала, отмахиваясь от мошкары, записывать самое интересное из увиденного и услышанного. Послушала, что записала на диктофон. Кое-что – по несколько раз. Затем долго еще сидела, с удовольствием вдыхая сосновый запах. Думала о Волкове.
Внезапно она увидела белку. Та несла в зубах гриб. Следом за ней показалась вторая, тоже с грибом. Они скрылись за кустами черники. Наверно, потащили в свое гнездо. Странным показалось Даше то, что грибы были аккуратно срезаны ножом. Довольно скоро белки появились опять и с оживленно-деловым видом запрыгали туда, откуда принесли грибы. Даша, стараясь не спугнуть зверков, но и не потерять их из виду, проследовала за ними. Вскоре девушка увидела под сосной корзину, на треть наполненную грибами. Даша ускорила шаг. Только теперь белки заметили ее. Они стремительно взобрались высоко вверх по стволу и оттуда сердито, как ей показалось, наблюдали за ней. Грибы были несвежие. Она походила вокруг, но ничего необычного больше не заметила.
Она принесла корзину в избу.
– Это дяди Лени корзина, – сказала, волнуясь, Юля.
Все, кроме Оксаны, пошли на то место. Кричали. Искали. Ничего больше не нашли. Даше так хотелось рассказать, что она видела позавчера, однако что-то ее удерживало. Направились домой.
Им навстречу вышла Оксана.
– Анька, за тобой пришли.
– Кто? – пролепетала Аня и замерла в напряженном ожидании.
– Твои. Мамаша с отчимом.
Досада появилась на лице Ани.
В избе на скамье сидела крупная растрепанная женщина с испитым лицом. Рядом стоял невысокий плотный лысый мужчина. Лицо его было изборождено морщинами, хотя лет ему было, скорее всего, не больше пятидесяти. Оба были заметно пьяны.
– За тобой, дочка, пришла. Ой, да что с тобой? – всплеснула руками женщина и встала во весь свой немалый рост. Мужчина ее поддерживал. Голос у нее был хриплый, пропитый.
– Что такая измученная? А рука? – Она с грозным видом повернулась к Волкову. – Это ты что с ней тут сделал? Во что ее превратил?
– На зомби похожа, – добавил отчим. Он в упор смотрел на Волкова глубоко запавшими темными глазами.
Аня поспешно стала между матерью и Волковым.
– Все хорошо, мама. Ко мне здесь очень хорошо относятся. А руку я… поцарапала.
– Заберу ее отсюда, от греха подальше, – продолжала женщина, глядя на Волкова через голову дочери и не особенно прислушиваясь к ее словам. – Раз твои воспитанницы вешаются.
– Вешаются? – Недоумение изобразилось на лице Волкова.
– Повесилась же позавчера Наташка из Желтого Яра! Сегодня узнала.
Наступило долгое молчание. Волков сел за стол и обхватил голову руками. Мать Ани тоже села. Она как будто была довольна эффектом, который произвели ее слова. И Аня села, подальше от гостей.
Тишину нарушила мать Ани.
– Так что, Анька, собирайся. Пошли!
– Мама, я останусь. Мне здесь лучше.
– Это ты ее научил так говорить? – повернулась женщина к Волкову.
Тот с трудом оторвался от своих мыслей.
– У нас свобода. Если хочет – пусть уходит.
– Я не хочу, – подавленно сказала Аня. – Не могу я в Климовке жить. Жорка проходу не дает. Угрожает. Я его боюсь.
– Вот подонок! – вырвалось у матери.
– И другие пристают.
– У тебя отец есть. – Отчим молодцевато расправил плечи. – Я тебя от всех защищу. Ты за мной, дочка, как за каменной стеной будешь.
– Уж кто бы говорил, – прошептала девушка, так тихо, что только сидевшая рядом Даша могла расслышать.
– Я тебе как отец говорю: возвращайся. Я еще и по твоему борщу соскучился.
– Да не отец вы мне! – в сердцах воскликнула девушка.
– Ладно, пусть отчим, – согласился он. – Все равно родной человек. По дому, по хозяйству помогать надо или нет? Мать болеет.
– Я болею, – подтвердила женщина.
– Да знаю я твою болезнь, мама. Не пей – и не будешь болеть.
– Мать учить будешь, паскуда? – возвысила голос та.
– А кто не пьет? Все пьют, – примирительно заметил отчим. – Вон Митька-сосед… – Он усмехнулся. – Вроде много не пил никогда, а сейчас загудел, третий день уже.
Аня открыла рот и испуганно уставилась на отчима.
– Третий день? – пролепетала она.
– И говорит как зомби… Третий день!
Минуту все молчали.
– А дядя Леня в Климовке? – спросила Юля.
– Дядя Леня? – переспросил отчим. – Это Ленька что ли? Семеныч? Не видел.
– Не видели, – подтвердила мать Ани. – Ну ты идешь, нет?
– Я здесь останусь.
– Его работа! – Она указала толстым пальцем на Волкова. – Раньше она послушная была.
– Я говорю: зомбировали. – Непонятно было, шутит отчим или говорит серьезно.
Он помог подняться жене. У порога остановился.
– Как-нибудь приду послушать, чему ты учишь, Профессор. Наши обижаются, говорят, ты на уроках своих интеллигентов восхваляешь, образованных. А мы, значит, темный народ, чернь?.. Дворян жалеешь. Да мало их Сталин посадил, предателей! Знаешь, сколько их у Власова служило?
– Да пойдем уже, умник! – жена потянула его за рукав. Они ушли. К себе ушел Волков.
– Когда вчера Учитель сказал, что какая-то девушка покончила с собой, я о Наташе подумала, – негромко произнесла Ира.
– И я тоже, – сказала Юля.
В этот вечер все были подавлены, почти не разговаривали. Аня была в состоянии беспокойном и тревожном, места себе не находила.
Когда легли спать, Ира шепнула Даше:
– Я теперь за Анюту боюсь. Наташу последнее время тоже что-то мучило.
Ночью Даша несколько раз просыпалась и каждый раз замечала, что Аня не спит.
8
Когда сели завтракать, Даша неуверенно произнесла:
– Я хочу немного денег внести, тысячу рублей. Все-таки я здесь живу, питаюсь…
– Ничего не надо, Даша, – сказал Волков.
– И все же я чувствую, что надо. – Она положила перед ним купюру.
– Хорошо. – Он взял деньги.
– Не пришел дядя Леня, – вздохнула Юля. – Если он
