низкорослого, но тот, бросив колчан, помчался еще быстрее.
Лежавший без сознания воин очнулся, отполз незамеченным за
камни и затаился.
Когда бой закончился, гончар подошел к распростертой в пыли
дочери и поднял ее. Дрожа и всхлипывая, Пэаби прижалась к отцу.
Он обнял ее и, утешая, погладил по голове.
- Тебе, доченька, суждена долгая жизнь. Ничего, скоро будем
дома. Слава богам, все когда-нибудь кончается!
Прихрамывающий, в царапинах, появился Гаур. Мальчик и
Аннипад собрали разбросанное оружие и увязали в поклажу.
Через два дня пути они подошли к Городу. Название, имя Города,
данное ему самим Энки, отцом его, хранилось в строжайшей тайне,
дабы защитить душу города от козней демонов и вражеских
колдунов, и упоминалось лишь при священных обрядах.
Глава 2
ГОРОД ШУМЕРОВ
К вечеру посвежело, и тяжёлые, темно-синие облака усеяли
небо. Огромные тени легли на обрамлявшие Город луга, на зеленые
квадратики возделанных полей, примыкавших к изумрудной стене
девственного леса, на весело текущие оросительные каналы и
паутину водоводов. Путники, спускаясь по пологой каменистой
гряде, жадно всматривались в знакомые очертания родного Города
- средоточие их бытия, центр мироздания. Здесь, на этой земле,
замыкались все интересы и помыслы его обитателей-шумеров.
Когда Город только застраивался, оборонительной стеной
предусмотрительно обнесли площадь, намного превышавшую
потребности того времени. За несколько столетий Город,
разрастаясь, выплеснулся из своих пределов, и его окружало уже
несколько небольших пригородов. Двухэтажные дома с плоскими
крышами, без окон со стороны улиц, почти лишенные архи-
тектурного убранства, стояли вплотную друг к другу, образуя
глухими, рыжими наружными стенами узкие, извилистые улицы,
расположенные всецело по прихоти домовладельцев. На
некоторых перекрестках улиц стояли небольшие святилища
важных, влияющих на те или иные стороны жизни, почитаемых,
всесильных, но не слишком значительных богов, которыми был
наполнен мир шумеров.
В центре Города, на высокой платформе, воздевало к небесам
руки святилище - нетленная душа храма владыки и покровителя
Города, отца людей, мудрого Энки. Невдалеке, сквозь яркую
зелень деревьев, просматривалась сияющая голубизной крыша
дома Наннара - храма бога Луны. В южной части Города, вблизи
городской стены, под сенью священной пальмовой рощи, оранжевой
в лучах заходящего солнца, приютился храм госпожи небес Инанны
- богини любви и плодородия, дочери Наннара.
Покрытые потом, изнуренные долгой дорогой и безжалостным
послеполуденным солнцем, усталые путники направились к
видневшейся издалека пастушеской хижине в надежде обрести
тень и воду. Путь к ней преграждало пасущееся в предгорье,
нестройно мычащее и блеющее стадо. Сытые, отяжелевшие от
обильных кормов животные медленно брели по пастбищу,
пощипывая сочную траву и лениво переходя с места на место.
- Крупное стадо, - покачал головой гончар, проходя между
животными, - по-видимому, храмовое.
- А у тебя, Мешда, много скота?
- Откуда, мой господин? Сейчас у меня всего шесть овец и две
козы. Едва хватает на приношение храмам.
Аннипад поманил пальцем вышедших им навстречу пастухов,
вооруженных топорами. Они, не спеша, подошли поближе и, узнав
энси, низко, до земли, поклонились ему.
- Мир вам, шумеры, - приветствовал их юноша. - Чье стадо вы
пасете?
- Да хранят тебя боги, о сын эна. Стадо это принадлежит
владыке Энки, - ответил вышедший вперед пастух преклонного возраста с черным лицом, дубленым солнцем и иссеченным глубокими
морщинами. Пастух, в знак выражения глубочайшего почтения,
встал на колени и коснулся головой пыльных стоп Аннипада.
- О господин, не возжелаешь ли ты и вы, почтенные горожане,
немного передохнуть с дороги и испить парного молока? - радушно
предложил он.
У хижины, сложенной из необработанных камней в
виде башни и покрытой пальмовыми листьями, Мешда с сыном
разгрузили ослов, стреножили их и пустили пастись. Старик,
высокий, сухой и очень подвижный, мигом вынес широкую циновку
и разостлал ее в тени хижины, рядом с повозкой, в кузове которой
в три ряда стояли высокие глиняные кувшины, полные молока после
недавней дойки.
Каждый день для жертвенных трапез бога в храм посылались
молоко, самые тучные коровы, овцы и козы, лучшие овощи и
фрукты. Животных отвозили после полудня, а молоко - на рассвете,
чтобы успеть к утренней трапезе.
- Какого молока вам бы хотелось, мой господин, козьего или коровьего? - Седые брови вопросительно приподнялись над
добрыми, еще не потухшими глазами старого пастуха. Аннипад,
искоса посматривая на Пэаби, обратился к Гауру:
- Какого молока, друг мой, тебе хочется? Наверное, коровьего?
- Если можно, лучше коровьего, я ни разу не пробовал коровьего
молока, - простодушно ответил мальчик.
- Ну что же, налей нам, пастух, коровьего, да побольше!
Старик обошел повозку, еще крепкими, покрытыми белым пухом
совершенно седых волос руками бережно снял полный кувшин,
вытащил из горлышка затыкавший его пучок травы, налил всем
по большой кружке молока и вынес свежие лепешки. Гаур, присев
на корточки, ибо энси Аннипад сел на циновку, скрестив ноги, а
отец – рядом на траву, и прислонившись боком к одному из сплошных
деревянных колес, обтянутых кожаными ободами, с наслаж-
дением принялся попивать желтое, сладкое молоко.
Аннипад подозвал старика, дабы побеседовать с ним. Пастух
с благодарностью осторожно присел на корточки у края циновки,
оправив набедренную повязку.
- Скажи, пастух, давно ли ты в рабстве?
- Давно, господин мой, давно. Навлек на себя гнев богов дом
отцов моих! Но не был рабом отец мой. Он пас общинное стадо.
Мы со старшим братом ему помогали, и он учил нас, как
обращаться с животными. По воле богов случилось так, что,
защищая стадо от разбойников из племени мелха, отец был ранен, захвачен в плен, там умер, и Намтар, обрезающий судьбы, унес его душу в Страну без возврата. Храм не успел выкупить отца живым.
Нас же, детей, было у матери восемь, а самая младшая сестра была
грудным ребенком. К несчастью, у отца не было братьев,- некому было позаботиться о нашей семье. Поэтому всеведущий Энки пожалел нас
и поддержал: праведный эн, твой дед, мой господин, выдал нам на
пропитание двенадцать гуров ячменя, которого хватило нам всего
на два года. И тогда мать продала меня храму Энки, а маленькую
сестру - храму Инанны. Ведь сказано, мой господин, сильный
человек живет трудом рук своих, а слабый - ценою своих детей.
Этого зерна тоже хватило только на год. И вновь мать припала к стопам эна, и он помог сирому брату моему, который к тому
времени стал совершеннолетним, наняться пастухом на полное
содержание. А пастуху, должен тебе сказать, господин мой, платят
пять гуров ячменя в год, да еще выдают на пропитание два гура и
два имера, и три ка растительного масла на умащение, да три
мины шерсти на новую одежду. Хотя из тех овец, за которых пастух
отвечает, на каждую сотню и нужно отдать сто двадцать, а за
пропажу пастух теряет часть платы, однако у умелого пастуха
каждая овца плодится и почти весь приплод выживает.
- А другие твои пастухи тоже в пожизненном рабстве?
- Не все, господин мой, у тех, кто в рабстве за долги, сроки
разные. Вон тот, носящий волосы подобно женщине, - старик указал
на молодого пастуха, ведущего оседланного верхового осла, -
мелха, пленный, взят мальчиком. Мудрый эн женил его на рабыне-шумерке и дал дом. Теперь ему грешно бежать.
- Что и говорить, - сквозь зубы проронил Аннипад, - в руках
воина и простая мотыга - оружие, поэтому-то мы и не берем
пленных.
- Пастухи из рабов-шумеров, насколько я помню, никогда не
убегали, хотя дойка - недостойное занятие для мужчины, -
продолжал старик. - Какой смысл бежать: и родичи ответят за
побег своим имуществом, и некуда. Человеку всегда нужен хоть
какой-нибудь дом. Только пес не знает своего дома! А в чужой
земле и добро не к добру. Да, господин мой, приходится следовать
своему жребию. Где найдешь убежище от судьбы?
- А семья у тебя есть?
- О, слава богам, семья у меня большая. Наш попечитель,
добрый эн, твой дед, мой господин, видя мою преданность и
старание, внял моей просьбе и женил на очень красивой, доброй
девушке-шумерке, ребенком пожертвованной храму по обету, и
дал за ней хорошее приданое. Мы с ней состарились, живя в мире
и согласии. Два моих сына при мне, а две дочери вместе с женой
живут в пригороде. - И он указал на двух рослых пастухов,
разжигающих очаг. Один из рабов, заметив, что энси с интересом
рассматривает его, столь же высокого и мощного, как и Аннипад,
низко поклонился ему.
Допив молоко, энси Аннипад поднялся и через окно-бойницу заглянул в полумрак хижины. Пахнуло резким запахом чеснока.
Вдоль стен стояли в ряд корзины из пальмовых веток и кувшины.
На сложенных мешках лежали серпы из обожженной глины с
кремниевыми вкладышами. С потолка свисали связка копий и
ослиная упряжь.
- Старик, по-видимому, ты здесь старший?
- Да, мой господин. - Пастух поспешно вскочил и застыл в
подобострастном поклоне.
- Оружие у вас исправно?
- У нас все в хорошем состоянии, мой господин.
- Не испытываете ли вы недостатка в ячмене, полбе, овощах
или в чем-либо другом?
- Мы всем довольны, о, заботливый потомок божественного
Зиусудры. Вот только, - старик понизил голос, - иногда люди храма
Наннара выгоняют свой скот на наше пастбище. Они утверждают,
что это мы пасем на их территории.
- Хорошо, мудрый эн в этом разберется.
- И еще, господин мой, недавно овца из стада храма окотилась тремя
барашками.
- О, это благая весть: и Город будет процветать, и достаток
храма, хозяина овцы, приумножится. Я порадую этой новостью
эна, господина нашего.
- Если угодно, быть может, подать тебе верхового осла? Тогда
к началу сумеречной стражи, господин, ты бы успел в Город.
Лучшие ослы храма пасутся в нашем табуне.
Юноша призадумался и мельком глянул на внезапно погрустневшую Пэаби.
- Я, пожалуй, старик, продолжу путь с гончаром.
Пэаби глубоко вздохнула, и лицо ее озарилось радостной улыбкой.
Пастух же в ответ низко поклонился и приказал сыновьям
навьючить ослов Мешды.
Дорога петляла вдоль берега реки, густо поросшего кустар-
ником и редкими деревьями, мимо полей и оросительных каналов.
К каждому возделываемому участку, со всех сторон огороженному
земляными валиками для задержания воды, от каналов шли
неглубокие боковые канавы шириной в два-три локтя, и путники
легко их преодолевали.
Огибая крупную храмовую плантацию финиковых пальм и
фиговых деревьев, обрабатываемую рабами и наемниками,
Мешда заметил небольшой участок, на котором росли огурцы.
- Хорошо бы сейчас съесть свеженького огурчика, а, дочка?
Пойдем, попробуем купить. - Гончар вытащил четыре небольших
горшка из числа непроданных меднику, подал пустой мешок дочери
и, оставив сына присматривать за ослами, в сопровождении Пэаби
и Аннипада направился на участок.
- Будьте благословенны, почтенные горожане! - поздоровался
Мешда с огородниками. - Пусть всеродящая мать Нинхурсанг продлит радости жизни тем, кто предан земле! Боги, как видно по урожаю,
благоволят к вам, земля ваша щедро рожает и бережно взращивает.
Не дадите ли мне за мои горшки немного огурцов?
- Пусть и о
