Гнев Энлиля

на цветных деревянных скамьях с ножками в виде
копыт, стояли невысокие каменные фигурки людей с краткими
опознавательными надписями - личные статуи горожан с чашами
для возлияния в сложенных и прижатых к груди руках. Изображения
непрестанно молили всесильного Наннара о ниспослании им благодати
и заступничества.
Напротив входа, в нише стены центрального зала, на двух
лежащих на постаменте каменных тельцах, стоял окруженный
нешироким возвышением с тройным полукольцом чадящих
ладаном серебряных курильниц на нем, ясеневый трон самого
хозяина дома - владыки Наннара. Бог, в золотисто-черной одежде,
увенчанный высокой, остроконечной, серебряной тиарой с большими золотыми рогами, задумчиво сидел, возложив руки на подлокотники трона - две золотые львиные головы, и взирал на стоявшие перед ним
невысокий сине-голубой алтарь, окаймленный у пола черной полосой, и ряды жертвенников.
     На верхней половине плиты мать Наннара, пресветлая Нинлиль,
стройная, обнаженная до пояса женщина, с головой змеи, держала
на левой руке младенца-сына и вскармливала его в Стране без
возврата своей левой грудью. Ибо из-за проступка Энлиля, сын его, могучий Наннар, родившийся в Стране без возврата, по закону этой Страны, вынужден умирать каждый год и возвращаться в преисподнюю вместе со своей матерью, где он вновь появлялся из ее чрева, вскармливался и оттуда выходил на небо таким же ребенком, как и в первый раз.
На нижней половине передней плиты алтаря была изображена
змея с ногами и птичьим хвостом, расчлененным на три части.
     Свет проникал в святилище лишь через открытую дверь, и в
дни второй, темной, траурной половины месяца, когда Наннар,
страдая, медленно угасал и отходил в небытие, светильники не
возжигались, и в зале царил полумрак и скорбная тишина. В это
неблагоприятное, бедственное время жертвоприношения в храме не проводились, а дары не принимались.
Агга благоговейно приблизился к алтарю, преклонил колени и
вознес молитву пресветлой божьей матери:
- О ты, которая живет в небе и на земле; ты, которая - смерть
и воскресение; ты, вскормившая золотого тельца и возродившая
его к новой жизни; заступись за меня, грешного; встань перед
сыном твоим, удержи гнев его праведный, отврати кару
неминуемую. Да простит он меня, неразумного, да примет он дар
мой, семя мое, дочь мою младшую. О богиня, нет выше дара у
меня! О всеблагая матерь, яви рабу твоему благорасположение:
не дай мне погибнуть во цвете лет, сохрани дом мой, пошли
здоровье чадам моим!
К Агге неслышно подошли сзади главная жрица храма и два
старших жреца-старца. Дождавшись окончания молитвы, жрецы
ласково подняли брадобрея с колен, и он припал к маленькой,
обтянутой тонкой, сухой кожей руке жрицы, а из глаз его беззвучно
потекли слезы. Один из жрецов вначале окропил отца и дочь
святой водой, помазал маслом, затем, помолясь, возлил перед
богом воду на алтарь и, взяв у Агги ребенка, посадил его на плиту.
Девочка заплакала, ей было мокро и холодно, и она протянула
ручки к отцу, просясь обратно в его надежные родительские
объятья. Вода стекала по желобкам в плите алтаря и капала в две
жертвенные вазы, на верхних краях которых рельефно выделялись
две переплетенные между собой крылатые змеи с черно-бело-
красным узором на спине, а ниже, под ними, - львиноголовые орлы
парили над быками. Удовлетворенные тем, как стекала вода, жрецы
обменялись кивками, и земная жена Наннара изрекла, что дар
брадобрея угоден богу и он принимает его.
Главная жрица, отдав помощнику свой серебряный жезл с
обвившейся вокруг него змеей и навершием в виде головы барана,
неумело взяла крошку на руки, прижалась своей щекой к пушистой
головке девочки, нежно поцеловала в лобик и успокоила отца:
- Утешься, брат. Милосердный Наннар хорошо позаботится о
ней. Бог избавит твою дочь от мирских страстей, что горьки,
подобно морской воде. Девочка здесь, в храме, будет жить
спокойно и счастливо, озаренная благодатной божьей любовью и огражденная могуществом Наннара. Не тужи, брат. Бог явит тебе
за твой дар свое благоволение, укрепи сердце и иди с миром.
Ощутив доброту и тепло женских рук, успокоенная девочка
переливчато засмеялась и доверчиво обвила ручонками шею
одинокой, лишенной традицией радости материнства, немолодой
женщины. Глаза жрицы радостно блеснули. Она поправила свои
растрепавшиеся, седеющие, высоко уложенные волосы, переколов
три серебряных гребня с золотыми цветами и листьями из голубого
лазурита, и, крепко прижав ребенка к груди, закутала его широкой
шалью с бахромой.
Агга, вдохнув аромат ладана, глубоко, до земли, поклонился
Наннару; утер ладонью глаза, немного потоптался на месте, все
еще не осознавая, что лишается дочери навсегда, осторожно
коснулся пальцами ножки ребенка, высунувшейся из-под шали, и
вышел из святилища. И тут он впервые почувствовал, как болит
сердце. По дороге домой смирение, озарявшее лик брадобрея,
угасло.
"Выходит, что и зарезанной овце больно, когда с нее шкуру
сдирают", - грустно думал он, вытирая глаза.
Ранним утром следующего дня, оценив стоимость своего
скромного запаса фиников, брадобрей Агга направился в Город на
поиски заимодавца. У храмовой площади он случайно встретил
Мебурагеши и его сыновей, спешивших на работу в оружейную
мастерскую, и почтительно поинтересовался, не знает ли
оружейник какого-нибудь дамкара или богатого земледельца,
ссужающих под не слишком высокие проценты. Мебурагеши, как
и другие соседи по кварталу, уже знал о приношении брадобрея и
от души соболезновал Агге.
- Бедняк занимает - себе забот наживает, - в раздумье
проговорил оружейник, глядя на провалившиеся щеки и потухшие
от слез глаза. - Воистину достойно вести себя, когда судьба
благоприятствует, гораздо труднее, чем когда она враждебна, -
думал Мебурагеши. - Знаешь, Агга, мой старший сын Энметен
при жеребьевке перед Утом был отмечен богом и первым среди
оружейников получил полугодовое содержание, - не скрывал
гордости счастливый отец. - Теперь, сосед, я, пожалуй, смогу одолжить тебе четыре овцы на четыре года и не возьму с тебя
процентов. Каждый год ты будешь возвращать мне финиками цену
одной овцы. Если согласен, войдем в храм и совершим запись при
свидетелях.
Узрев в предложении оружейника промысел Ута, брадобрей
низко поклонился соседу и поцеловал край его одежды.
- Да ниспошлют тебе боги многие блага за слова твои и за
благодеяния, о сын Энетурша, - еле слышно проговорил он.
- Доброе дело, сосед, - Мебурагеши коснулся рукой груди Агги,
- останется при мне, а это уже благо, и оно не уйдет прочь! Ибо
воистину сказано: пока ты благоденствуешь по милости своего
бога, - давай брату, не забудь сестру и поддержи соседа.
Вернувшись домой, Агга надел конус, клин договора, на
деревянную палку, вбитую в стену, и произвел возлияние масла у
края клина. Если по заключенному договору возникнет какой-либо
злой умысел, то дерево разорвет клин договора.


Глава 7
БОЖЬЯ ВОЛЯ
Неисчерпаемая, преодолевающая любые преграды, энергия Аннипада, благословленного Всеведущим Энки на строительство храма Энлиля, в течение нескольких дней изменила привычное, устоявшееся течение жизни Города, каждой семьи. В дремучих, непроходимых лесах острова день и ночь прокладывались дороги, чтобы возить по ним прочные стволы смолистых кедров для кровли святилища. На горных кручах высекались узкие тропинки, по которым можно было бы спускать из каменоломен вниз, к реке, каменные блоки.
Сотни землекопов приступили к рытью канала, чтобы по воде
доставлять грузы до места стройки. Множество ремесленников
переквалифицировалось и сделалось кирпичниками, ибо потреб-
ность в кирпиче была велика. В храмовых мастерских изго-
товлялись из отборной древесины мотыги, лопаты и формы для
кирпичей, а топоры и пилы - из лучшей маданской меди. Дабы
успеть осуществить закладку дома Энлиля в срок, определенный
гаданием, эн повелел выходить на общественные работы через
день. Сам он, как и жрецы других храмов, из-за утренней трапезы
своего господина несколько запаздывал к началу работы. Раб
божий, эн приходил на стройку, как и все, пешком.  Подоткнув полы
плаща за пояс, он сноровисто, не придерживая руками, носил на голове
строительную корзину с землей, глиной или кирпичом.
Члены совета старейшин работали отдельной командой,
возглавляемой эном, который получал задания не у главных
мастеров-строителей, как остальные старшины, а непосредственно
у энси. Регулярно встречаясь с великим дамкаром, неизменно
веселым, бодрым, искрящимся неиссякаемым соленым юмором,
эн вновь приблизил его к себе и частенько беседовал с ним в
ожидании, когда их корзины наполнятся грузом. В глубине души Уркуг, однажды отлученный от храма Владыки жизни, панически боялся эна и любыми средствами старался заслужить его расположение.
Как-то, когда дамкар, с юности уступавший эну в силе, услужливо бросился поднимать полную глины корзину земного владыки, дабы облегчить его труд, эн, мягко воспротивившись, благодушно пояснил, величественно подняв груз, что человеку грешно перед богами не выполнять своего предназначения на земле, ибо каждый сам должен трудиться для бога в полную меру отпущенных ему сил.
Уркуг, специально приходивший на стройку одним из первых,
присвоил себе право выбирать для владыки строительную корзину,
тщательно очищать ее и лично вручать эну.
После завершения подготовительных работ энси и главные
мастера натянули на колышки мерные веревки и определили
границы основания зиккурата и пределы храмового участка. Прежде чем приступить к рытью траншей для закладки фундамента под стену-
оболочку террасы зиккурата, со всей колоссальной площади храмового
участка сняли верхний слой каменистого грунта, именем Энки
очистили и освятили территорию будущего храма и засыпали ее слоем чистого морского песка.
В выбранный гаданием день, главный жрец храма Энки, освятив
заступ и вогнав его в землю, отслужил торжественный молебен в
честь начала строительства зиккурата и вновь призвал собрание
шумеров поусердствовать во славу Энлиля.
- Братья! Сегодня Знающий судьбы послал мне, Уренки,
благочестивому эну, добрые предзнаменования и подарил взор
жизни. Когда он, Опора наша, повелел воздвигнуть дом во славу
царственного Энлиля, мы, шумеры, верные и послушные слуги
божьи, во имя благополучия Города нашего, сразу же приступили
к работе. А сейчас, братья, мы делаем первый шаг на пути закладки и
возведения храма! Да будет стоять вечно дом Великой горы,
радость сердца, чудо и украшение земли. Итак, братья, начатому
делу - сияющее чело! И да вознесем внемлющим нам богам
мольбы и молитвы, дабы облегчили они путь наш тернистый и
сделали его посильным и беспечальным.
Все пали на колени и трижды, с тихой молитвой, истово вознесли руки к небу. Поднявшись с земли, эн сбросил белый плащ и сандалии и первым взмахнул заступом.
Изготовление и доставка каменных блоков для фундамента стен
представляли собой весьма трудоемкое дело. Глыбы белого
известняка отсекали от скалы и долго и тщательно обрабатывали
инструментами из меди, камня и дерева до тех пор, пока они не
приобретали необходимую форму блоков.