«Теория Ухода» (Оcculta hominum) Глава 3

зал. На сцене стояла лестница, на которую пытался вскарабкаться человек в рабочей одежде. Макс стоял…
«Что у вас здесь…? – обратился я к Максу. «Да вот, - он развел руками. Ко мне неторопливо подошел плотный среднего роста мужчина, и молча уставился на  нас, переводя жесткий почти издевательский взгляд с меня на Макса и наоборот, пока мы обменивались репликами. И что я мог сделать? «Ну, наконец, - насмешливо спросил он. - И  кто мы здесь будем? Никак служба безопасности?»
«Вот, - растеряно повторил Макс. – Все снимают. Нашему охраннику чуть руку не сломали». «И зачем же, - ничего лучшего не нашел я  спросить. Он на меня смотрел как на убогого, может я и заслуживал в тот момент этого взгляда. Я достал телефон и набрал номер Коллеги, вполне сознавая, что если это не его люди, то его происходящее может заинтересовать. «Я, - ответил он. «Да, я. – подтвердил он зависимость присутствия этих невоспитанных людей в театре от его распоряжения. «Не в моей компетенции вмешиваться в этот процесс, - сказал я, - но, по крайней мере предложите им быть повежливее, и без ущерба для здоровья работникам, иначе…» «Что иначе, - перебил он меня сухо. Ответит мне ему было нечем, тем более слово «иначе» у меня вырвалось как-то случайно, поэтому ничего не оставалось делать, как завершить чем-то фразу. «Иначе сами знаете что».
И командир и Макс не спускали с меня глаз, хотя ожидание на их физиономиях выражало совершенно разные  вещи. «А это вы, простите я сразу не узнал, - голос Коллеги вдруг изменился так, что мне стало за него неловко. – А ну кА дайте трубочку…» Он назвал имя, и мне ничего не оставалось делать, как соотнести это имя со стоявшим передо мной Командиром. «Вас, - сказал я, протягивая ему трубку. Он взял у меня ее из рук почти с брезгливостью, но вдруг изменился. «Так, - сказал он в трубку. – Вы же… ладно, понял». Он вернул мне трубку, хотя по выражению его лица я думал он  швырнет ее о ближайшую стенку. Затем, не глядя на нас с Максом, сказал людям, суетившимся на сцене, чтобы  все бросили как есть и следовали за ним. И добавил, чтобы прихватили тех, кто «работал» в кабинете.  У выхода  он столкнулся с двумя грузчиками, которые  волокли к выходу какой-то ящик. Он остановился, размышляя, какую бы гадость сделать на последок, но, не найдясь, махнул рукой: «Бросьте это …».
Грузчики  застыли с ящиком в руках. «Что прямо здесь, - удивленно переспросил один из них. «Прямо здесь, - подтвердил Командир, с выражением  такой досады, что я  подумал, они выполнят его указание дословно и швырнут этот ящик со всей дури на пол. Но они  вполне бережно поставили его на пол и по очереди, один за другим, покинули вестибюль. Командир, пропустив их, бросил на нас взгляд, соответствующий его настроению, но ничего не сказал, хотя как мне показалось, у него дрогнули губы от чего-то готового с них сорваться.
Проводив незваных гостей, мы еще некоторое время постояли у входа, словно не веря, что они не вернуться снова, что их уход лишь отвлекающий трюк. После этой затянувшейся паузы, Макс пригласил меня в кабинет испить кофе. Он так и сказал: «Кофе хочешь?» Я поплелся за ним. В кабинете был относительный порядок, а то,  в чем можно было усмотреть вторжение, было скорее  его собственным подходом к порядку.  «Все тексты Доктора изъяли, - пожаловался он. – Ну, что я мог сделать?! Я копий никогда с них не делал». Я посмотрел на него с мягким презрением, что ж ты мол, но в то же время не хотел его доводить до вдохновения. Воспользовавшись его растерянностью, как реакцией на мой взгляд, я поспешил попрощаться… «Спасибо за кофе… Пока… будут проблемы звони». После чего я отвернулся, успев между прочим уловить как его взгляд из растерянного перешел в в восхищенный…  как  будто я сказа… Бонд… Джеймс Бонд… Может я преувеличиваю, но прилив сил от мысли, что способен производить столь достойное впечатление,  я ощутил…
Дома меня не было, поэтому звонить я не стал, достал ключи и открыл дверь…Я вышел на кухню, и вдруг, впервые за все время после выхода из психушки, увидел  приемник, стоящий на стиральной машине.  Машинкой я пользуюсь. Периодически чувствую потребность в чистых вещах. То есть в совсем чистых,  каковыми они, согласно мифу, становятся после стирки. А приемника не замечал. Он был приобретен нами в  подарок сыну за успешное окончание  одного из классов школы. Почему они его не забрали, когда покидали  территорию? После того как сын потерял интерес к  этому изделию, он стоял  здесь, и жена иногда включала его,  занимаясь кухонными заботами.
Рука сама потянулась к кнопке.  И сразу же  я почти судорожно отдернул ее –  из приемника кто-то дурным голосом предлагал мне то ли купить что-то, то ли воспользоваться  чем-то.  Голос мне показался угрожающе знакомым. Я осторожно  выключил приемник, затем снова включил. Казалось еще немного, и я вспомню, кто это был. Но тут зазвучала музыка, и  мне так и не удалось ничего вспомнить.  Кто из моих знакомых умел говорить таким дурным голосом?  Скорее всего, это был старый знакомый, потому что последние лет пять, а то и больше я избегал знакомств с людьми, у которых были такие дурные голоса.  Потом я подумал, а зачем, вообще-то я вспоминаю,  зачем он мне был нужен?  После этого правильно построенного вопроса я переключился на другую тему.
…Однажды Доктор в ответ на мой скептицизм по поводу его изысканий начал мне рисовать графики и убеждать, что …, короче в чем-то…Мне запомнились лишь обрывки фраз  и отдельные термины, которые он употреблял.  Модуляция, отсекающая частота… ну и прочее. Пытаться воспроизводить его речи не имеет смысла. Единственное, что я понял, это то что, результаты его работы несут в себе угрозу Уходу. В чем она заключается?  Некто выступающий, скажем со своей программой, использует технические средства для трансформации смыслов содержания. На частоту его звучания накладывается неким техническим средством другая частота – частота, скажем, более грубо или более мягко звучащая. В этом контексте у него и появлялся термин «отсекающая частота». На частоту звучания его речи при этом накладывается частота от содержания передаваемого техническим средством, при этом происходит отсечение чего-то от чего – то и содержание меняет свой эмоциональный смысл.   Но он в своем энтузиазме прямо зашелся.  «Представляешь, - говорил он.… Тут он увяз в паранаучности  и я слушал его только из вежливости.
«Возьмем звук…,  скажем, «а»,  нам только… - он на мгновенье замолчал, подыскивая слово. -  Чуется, что мы слышим «а», фонему. Сам физический звук не обладает такой полной определенностью, задающей однозначно, что мы слышим, именно «а». Реальный звуковой ряд содержит тысячу восприятий этого звука, и сам он однозначно не определяет того, что мы слышим именно фонему, а мы, тем не менее, слышим ее чувственно и отчетливо. Если сказать по-нормальному, то, в действительности, она нам мнится, воображается, чуется. Чтобы какой-то физический звук был услышан в качестве фонемы, он должен стать феноменом сознания. Значит, в самом источнике того, что мы слышим, уже давно действует человеческое сознание, и без его добавки мы не можем понять, каким образом, почему из целой вариации звуков выбрана и внятно слышима фонема «а» или какая-нибудь другая фонема.  То же относится к цветам и  всем предметным формам, которые мы способны воспринимать человеческим глазом». «Глубоко, - поддакнул я, вовсе не собираясь ни вникать, ни спорить. Док был проницательным человеком, он все понимал, то есть про меня понимал, но продолжал свою повесть. То ли себя проверял в очередной раз, то ли все-таки надеялся, что до меня дойдет,  чем-то  меня прихватит, и я стану ему сознательным помощником или даже партнером.  
Я что-то ответил ему, не могу точно воспроизвести. Наверняка  повторил чьи-то чужие слова, но он меня понял, и, по-моему, ему даже понравилось. Значит все в порядке. За день произносишь столько чужих слов, что перестаешь прислушиваться к тому, что говоришь. Слова как паразиты толпятся во рту, фигурально говоря, и как только ты открываешь рот, выскакивают безобразной толпой, давя друг друга, оставляя горы  трупов из не успевших проскочить – рот закрылся.  Освободившиеся же  со  всей  своей энергией принимаются крушить окружающий тебя мир, опустошив своим освобождением с начала породившего их.  Плоды их дальнейшей разрушительной  деятельности  не заметны для отравленного слуха и зрения человеческих. «Нашел всех их пьяными  и никого из них жаждущим».
Мы оба были движимы Невыразимым… Впрочем  в нем я не уверен… так как он так и не выразился.
          Невыразимое в словах требует других форм выразительности. Усилие – это не преодоление, не борьба.
«Начало тривиально. Оно начинается с  усилия выразить то,  с чем ты не рожден. И так как наглядность не является средством выражения Невыразимого следующим этапом становится своего рода метафоризация  ощущаемого. Но этот процесс происходит по-прежнему с помощью слов,  хотя при этом ощущения уже разбалансированы с наглядными представлениями. Дерево уже не есть природная сущность. Представление дерева уже вплетается в  образуемое  символически. Прислушиваясь к  оформившейся в слова метафоре, чувствуешь произошедшие изменения выраженного нею  в сравнении с первоначальной предметностью. Предметности становится меньше.  Испытанное подвигает к дальнейшим усилиям. При этом Усилие – это не преодоление, не борьба. Слова все еще участвуют в формировании новой метафоры, но их уже меньше. Так начинается Уход.  Передавать этот процесс словами, и втискивать в рамки каких-то методик, не продуктивно по отношению к Уходу. Возникает «чудовище обмана». В чем то процесс   напоминает взаимобалансирование Ин и Янь, но если  Ин и Янь действительно стремятся  к балансу, то   Уход стремится к превалированию своего содержания над повседневным бытовым бытием человека. Без преодолений и борьбы».
Думал ли я тогда именно так и именно об этом не берусь утверждать… как и многое другое и написанного выше.
И сейчас, когда в связи с произошедшим, воспоминания нет-нет и возвращали меня к нашим нечастым контактам, и я в итоге  ощущал некую внутреннюю стылость от сознания его одиночества.  
…Вам привычнее  слышать, что персонаж ощущал некий холодок внутри, иногда этот холодок описывается более изощренно и талантливо, но на самом деле это лишь один из многих импульсов Ухода,   Он зовет услышавшего.  И тогда, «очнувшись среди своего мира и тягостно спохватясь, мы начинаем вглядываться, откуда пришел зов…»
…Я чувствовал, как «они» меня вытаскивают снова на свет, чтобы снова заразить своими страстями, но  отказаться, то есть совсем и прямо, я не мог.  То, что произошло с Доктором, было прямо или косвенно связано с Уходом….
В общем, мне уже вполне стало ясно, что Сам во всем этом я едва ли разберусь,  и даже попытавшись,  скорее всего ничего не добьюсь. Коллеге, не смотря на его заинтересованность  в том, чтобы приподнять завесу  над гибелью Доктора, я не могу доверять. Он заинтересован больше в другом и подозревает, что я ему в этом могу помочь.  Сам я, если углублюсь в детали,  покинув место Наблюдателя, наверняка запутаюсь. С другой стороны я совершенно не представлял,  если даже мне