и выпусти из клетки ласку!

Гниет народец вырванными корнями, и чем больше гниет, тем настырнее к себе уважения требует. Они же ничего не умеют, кроме как красть баранов и людей, а потом мстить всем тем, у кого украл. Просто им никто вовремя не подсказал, что можно еще как-то иначе заработать денег. Так что, Ринат, жди - чабан тебе очень скоро отомстит.

 - Но они оба тем только и живут, что лупят друг друга.







 - Молчи, давалка бессердечная! Когда это он меня лупил? Чего-то не припомню. Хоть раз было?

 - Всегда когда-то бывает первый раз, - настойчиво гнула хозяйка свою линию, указывавшую на дверь.

 Между тем, ее новый сожитель дважды дернул ногой и  силился очнуться.

 Нам пора было ехать в "Могильник".

 Фрейман третий бокал чая так и не допил.


 К гранитным перилам у входа в ресторан подбежал рыжий пес и обнюхал мое лицо. Я очнулся от щекотки, и мы посмотрели друг другу в глаза. Спина занемела от холодного камня.Пес застонал и отпрыгнул в сторону. Нет, это я застонал, а пес отскочил на всякий случай подальше.

 "Ни тебе судить: удалась у тебя жизнь или нет. Сперва жена осмотрит свой гардероб и потом вынесет правильное решение",- обозначил себя знакомым голосом сверху бывший богатый попутчик. Он сидел у меня в изголовье и разговаривал с псом.

 - Мне плохо. И это хорошо, - признался я, - значит, я еще не умер.

 - Это  решительно ничего не значит. Знакомый работник крематория как-то рассказывал, что треть трупов, которых ему приходилось сжигать, орали и корчились в печи.И среди них, можешь представить, попадались порядочные люди. Им было еще хуже, но они, в отличие от тебя, не стонали от грузинского коньяка, - пристыдил меня богатый попутчик.

 - Далеко отсюда до крематория? Может, как-нибудь договоримся? - без особой надежды попросил я.

 
- Ты на фиг никому не нужен. Твоя гнилостная душонка стоит меньше одной понюшки табака. О чем с такой мелочью можно договориться? Живи уж и помни доброго дядю.

 "Душа все-таки есть", - пьяно улыбался я.

 Богатый попутчик привез меня снова в общагу. Уложил на широкую кровать в громадной круглой комнате с пятью большими, как витрины, окнами, заботливо укрыл одеялом и

исчез. Сквозь сон о путнике в песках я слышал топот по коридору и хлопанье дверей. Кто-то заглянул в комнату, потом привел еще кого-то, сдернул с меня одеяло и

спросил: - Ты кто?

 - Я труп. Лежу тихо в морге и жду, когда меня препарируют и наведут косметику на лице. Врачи уже диагноз поставили: умер от каннибализма. Съел свинину, а себе

подобных в Казани есть строго запрещается. Вынос моего тела - завтра, в час дня, - что-то еще объяснять или признаваться мне было лень и муторно.

 - Нет, это - не он. Тот был еще живым и свинину уплетал за обе щеки, - подтвердил кто-то второй, и они убежали искать живых и халяльных.

 Путником в песках оказался я сам. Сон был длинным и держался на одном эпизоде - я всё шел и шел неизвестно куда. Но ощущал физиологически внутренние изменения.Душа,

в которой прятался Бог, находилась под прямым контролем мозгов управляемых Сатаной. В путь я вышел египтянином, по дороге успел превратиться в еврея, но потом принял

Ислам, глубоко внутри оставаясь христианином с элементами черемисского язычества.
 На боку, привязанной к пеньковому поясу, болталась клетка с лаской. Я должен был выпустить зверька в первом же оазисе. Но пески под палящим солнцем рисовали мне одни
миражи. Я уверился в том, что не дойду и держал руку на замке дверцы, считая что падая замертво успею открыть клетку и выпущу ласку на волю. В моих исканиях четырех
пирамид и возвращении в отчий дом - это станет единственным благородным поступком...
Утром разбудил меня Фрейман.
- А где Ринат? - спросил я его.
-Ты опять увернулся, а нас всю ночь били. В разных комнатах. Меня меньше. Он успел отдать мне свое пальто. Сказал, что в гробу оно его не согреет и сильно не
украсит. Просил подождать: если утром не появится, то надо позвонить жене и передать ей пальто с глубокими соболезнованиями.
Пальто мы выкинули в мусорный бак возле общаги. Денег у нас хватило купить в гастрономе две бутылки кефира, буханку хлеба и два плавленных сырка "Дружба". Мы поехали
к моему другу детства Арслану. Там пообедали, послушали вторую часть сумасшедших бриллиантов пинк флойда из альбома "Жаль, что тебя здесь нет", которую Фрейман
почему-то называл "Железные цветы", помянули Рината, поспорили о том, что два зуба, выбитые у Женьки ночью и залитый кровью его кожаный пиджак - это результат
извечного конфликта иудеев и мусульман в части правильного обрезания крайней плоти, потом, как лицо многострадальное,много претерпевшее не только по половому, но и по
национальному признаку, Женька попросил у Арслана двадцать пять рублей на авиабилет с обязательным возвратом из Харькова и оставил в залог диск "Пинк Флойда".
В аэропорту Женька Фрейман вдруг очнулся и сказал мне:
- Да, еще: и выпусти из клетки ласку! Хотя, я думаю, она не захочет уходить в лес. Прикормили всей общагой.
Мы проводили Фреймана, сели в троллейбусе на передние кресла, и только тогда Арслан не выдержал и спросил:
- Это твой новый друг?
- Нет, это не его друг? - ответил за меня богатенький попутчик. Он навис надо мной, вцепившись в поручни, и покачивался как орангутанг на каждой кочке: - Они вообще
больше никогда не перекинутся даже словом. Ну, может быть, через тройку с лишним десятилетий Фрейман кинет весточку из штата Флорида, да и то с похвальбой, что
выпускает на волю очередную ласку.