ДЕД

Дед был очень стар. Всё атрибуты старости находились при нём – седина, борода, большие волосатые уши, лысина, густые брови с торчащей козиной, морщины и странно белёсые глаза, которые уже не отражали ничего, кроме неба. От постоянного чада самокрутки кончики свисающих усов и борода вокруг рта были рыжими и, наверное, прогоркли от никотина.

Заскорузлые пальцы твёрдо сжимали в кулаке верх палки, которую держал перед собой, сидя на завалинке дома, где   он доживал с младшей дочкой, дородной женщиной лет сорока, и двумя внучками  9 и 11 лет. Зять ушёл на фронт ещё в августе 41-го,  и вестей от него с той поры не было. Дед не понимал, что началась война, и постоянно спрашивал, куда девался зять Васька. Его память хранила только воспоминания о войне с японцами, на которой он был добровольцем-охотником, служившим в полковой разведке.
Остальное смыл поток времени, оставив на своём зыбком берегу лишь сладость выпивки с зятем, заботу о возившихся возле него внучках да раздражение на их мать, докучавшую ему всяким вздором.

Но сейчас он с удивлением смотрел на них,  неподвижно лежащих на улице у калитки, и на детину  в мешковатой мышиного цвета униформе с нашивкой на груди в виде орла с распластанными крыльями. Тот стоял перед дедом, наставив на него винтовку, и ухмылялся большим влажным ртом.
- Ком цу мир! Яйки, млеко… шнель, шнель… - пролаял детина, и попытался стволом винтовки выбить из руки деда палку, но  ему это не удалось.
Второй немец, сидевший за рулем мотоцикла с коляской, стоявшего рядом с телами, засмеялся и, выставив большой палец вверх, весело сказал.
- Гроссфатер гуд!
Дед ощерился в ответ беззубым ртом, перевёл невидящий взгляд на мёртвых, поднялся и, опираясь на палку, зашаркал к калитке, приглашающе махнув рукой.
***  
Детину он заколол вилами в курятнике, когда тот собирал в лукошко яйца. Затем, подобрав винтовку,  проковылял через двор к калитке и в упор застрелил второго.
Выйдя на улицу и встав перед лежащими женщинами с той стороны, откуда к нему уже бежали каратели из зондер-команды, он сделал ещё три прицельных выстрела, убив двоих, и был скошен автоматной очередью.
В перестрелке одна пуля пробила бензобак мотоцикла, а искра от рикошета подожгла растекающийся бензин, который, ярко вспыхнув, превратил лежащие горкой тела в погребальный костёр.