языческих богов зачастую не церемонились со своими родителями и вовсе не желали дожидаться, пока бессмертный отец освободит для них престол этак через вечность. Они свергали нелюбимого родителя либо придумывали какую-нибудь хитрую пакость. Видимо, старший сын Рода очень хотел занять место державного отца, да справиться с ним ему было не по силам. Вот он и устроил ловушку в виде волшебного гроба. Откуда появился этот гроб, былина не говорит, но он явно показан в качестве орудия судьбы, стоявшей даже над богами. Значит, сынок-провокатор создать такое чудо самостоятельно никак не мог, скорее, просто наткнулся на него случайно во время скитания по горам, а тогда и замыслил измену. Тот гроб, по-видимому, был порождением тёмных времён, когда и сам Род ещё не появился на свет. Ведь в былине упоминается отец Святогора – почему-то слепой и никаких намёков на обстоятельства, лишившие его зрения:
“Святогор богатырь позвал Илью Муромца к себе в гости на Святые горы и на поездке Илье наказывал: “Когда приедем в мое посельице и приведу тебя к батюшке, ты моги нагреть кусок железа, а руки не подавай”. Как приехали на Святые горы к Святогорову посельицу и зашли в палаты белокаменные, говорит старик, отец Святогоров: – Ай же ты, мое чадо милое! Далече ль был? – “А был я, батюшка, на святой Руси”. Отец-от Святогоров был темный, то говорит сыну: “А приведи ко мне русского богатыря поздоровкаться”. Илья тым временем нагрел железо, пошел по рукам ударить и давает старику в руки кусок железа. Когда захватил старик железо, сдавил его и говорит: “Крепка твоя рука Илья! Хороший ты богатырек!”
(“Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, изд. 2, т. I, №2, с. 9, М., 1909)
Несколько иначе выглядит эта история в предании, записанном Д.И. Минаевым. Илья, перед поездкой в Киев, ходил на поклон к слепому богатырю “старчищу-многолетищу Билогремлищу”, который носил на голове колокол в 300 пудов, и когда скликал свою дружину, то булавой ударял в колокол. “А Ильюша перед ним словно тросточка, а старик перед Ильей, как бы коренастый дуб”. Сюжет изменён из-за того, что в предание оказался перенесён “Старчище-Пилигримище” из былины про Василия Буслаева (“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, №10, с. 52, М., 1977; “Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, т. II, №169, с. 473-474, М., 1901), который в кампании с Ильёй Муромцем выглядит как инородный элемент. Безусловно, первый вариант предания ближе к оригиналу. Но во втором варианте имеется одно уточнение: Илья нагревает на огне не просто кусок железа (откуда бы он его взял?), а свою 25-пудовую палицу. Раскалённую палицу и жмёт слепой великан, но всё же остаётся разочарован, что явно свидетельствует о его огненной природе: “Ну, сказал богатырь, – горяча, Ильюшка, твоя кровь, а все супротив нашей не будет” (Л.Н. Майков “Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. Ч. IV” // ЖМНП, 1868, ч. CXXXVIII, 1868, май, с. 624; Д.А. Ровинский “Русские народные картинки”, кн. IV, с. 17-18, С. Петербург, 1881; О.Ф. Миллер “Илья Муромец и богатырство киевское”, с. 240-241, С.-Петербург, 1869).
В русском духовном стихе “Иосиф Прекрасный, странник” хитрый Иосиф при встрече со своим слепым отцом Иаковом для объятий подставляет вместо себя столб, и обманутый отец с такой силой сдавил этот столб, что на нём даже выступил сок (П.А. Бессонов “Калики перехожие. Сборник стихов и исследование”, том I, №37, с. 171, М., 1861). А самый ранний вариант предания содержится в XI книге “Махабхараты”. Невероятно могучий, но слепой царь Дхритараштра притворно попытался обнять Бхиму, погубившего его сыновей. Однако, Кришна подменил живого Бхиму железным изваянием, которое и сокрушил слепой исполин:
“Скорбящий о сыновьях, направился он, в сопровождении братьев, туда, где был обуянный скорбью о сыновьях (Дхритараштра), о великий царь! <…> Отец, мучимый скорбью, страдающий из-за гибели сыновей, с неохотой обнял Пандаву — виновника их смерти. Заключив в объятия Царя Справедливости, он вежливо говорил с ним, но, затаив в душе злобу, ждал Бхиму, словно огонь, готовый испепелить (свою жертву) <…> Но, распознав его злой умысел в отношении Бхимы, Хари оттолкнул руками (настоящего) Бхиму и подставил (Дхритараштре) Бхиму из металла. Заранее разгадав его намерение, многомудрый Хари, наиразумнейший Джанардана подстроил все так, что тот могучий царь, сдавив в объятиях металлическую статую Бхимы, сокрушил ее, думая, будто это (настоящий) Врикодара”
(“Книга о женах”, гл. 11 // “Махабхарата. Книги 10-11. Сауптикапарва. Стрипарва”, с. 67-68, М., 1998)
Можно найти ещё много сходных сюжетов, но все они восходят к тем временам, когда предки ариев обитали в Европе. А Илье потом пришлось ещё раз навестить старика-великана, чтобы сообщить тому о смерти его сына:
“Розсердился тут старик да было темныи,
Темныи старик да было древнiи:
— Знать убил же Святогора ты богатыря,
— Прiезжаешь нунь ко мне-ка-ва со ведома,
— Ты привозишь мне-ка весточку нерадостну. —
Как хватит тут же палицу да богатырскую
Да помахне во богатыря,
А й богатырь тут увернется,
Да старик тут образумится.
Дал ему да вечное прощеньицо”
(“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, №1, с. 9, С.-Петербург,1873)
Возможно, что гнев старика имел под собой какие-то основания в первоначальном, языческом варианте сказания, а Илья заменил в нём настоящего убийцу. Так что Род в цепочке богов не первый, и до него происходили важные события, но уже ничего не узнать про их участников, туманно названными в “Слове св. Григория” упырями и берегинями.
Погубив Рода, его убийца, которого условно можно назвать Змей, присвоил себе власть над миром. И дальше продолжается соответствие между египетским мифом и русской былиной. Мстителем за Осириса стал его сын Хор (или Гор) – солнечный бог, изображавшийся египтянами в виде сокола или человека с головой сокола. Он победил Сета и вернул своего отца к жизни, но Осирис уступил свой престол Хору, оставшись правителем в царстве мёртвых. А в русской былине появляется персонаж по имени Сокольник и тоже мстит, только мстит он Илье Муромцу.
Тут надо разобраться, отчего в былине всё так запуталось. Илья Муромец – безусловно положительный персонаж, он по определению не способен на бесчестные поступки. В результате появились переделки былины, где Илья находил Святогора уже лежащим в гробу и затем освобождал его (А.М. Астахова “Народные сказки о богатырях русского эпоса”, с. 16, М.-Л., 1962). Да и описание встречи двух богатырей с безуспешными наскоками Ильи на Святогора вступает в противоречие с наставлениями странников из былины про исцеление Ильи Муромца:
“А только не выходи драться
С Святогором-богатырем –
Его и земля на себе через силу носит”
(“Святогор с Ильею Муромцем” // “Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, ч. I, с. 35, М., 1861)
Вроде бы для Ильи всё должно быть ясно. И вдруг оказывается, что ему о Святогоре ничего не известно, а когда Илья краем уха что-то такое о нём услышал, то тут же вздумал удовлетворить своё любопытство:
“Хотел узнать казак наш Илья Муромец
Славного Святогора нунь богатыря”
(“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, №1, с. 7, С.-Петербург, 1873)
Илья был самодостаточен. Он получил неодолимую силу, чудесного коня и мог в одиночку побивать целое войско. Военные победы принесли ему громкую славу и всенародное признание – чего же более? Но в былине Илья предстаёт неопытным новобранцем, поступившим в обучение к бывалому воину:
“Выучил Святогор Илью
Всем похваткам, поездкам богатырскiим”
(“Святогор с Ильею Муромцем” // “Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, ч. I, с. 40, М., 1861)
Персонажи разных былин не могли быть одним человеком, сказители их произвольно объединили под общим именем. Просто сказителям казалось, что побратимом Святогора достоин быть только Илья Муромец. А кроме того, сами образы Ильи Муромца и Святогора родственны между собой. Один и тот же персонаж мог где-то считаться богом, а где-то всего лишь героем с соответствующими возможностями. В Македонии записана песня “Королевич Марко теряет свою силу”. Обычно Марко предстаёт южнославянским аналогом Ильи Муромца, но эта песня поразительно точно совпадает с былиной “Святогор и тяга земная”. Здесь Марко исполин, которого не носит земля, его сила настолько велика, что он сам не знает, что с ней делать и похваляется поднять всю землю. Потом следует эпизод с сумой, которую Марко не в силах сдвинуть с места, лишь сам погрузился в землю по колено – в точности по тексту былины, разве что место Микулы занял христианский бог. А концовка другая, не как в былине – Марко в наказание потерял свою силу и стал обычным человеком. С той поры он побеждал в сражениях не силой, а хитростью (“Королевич Марко теряет свою силу” // “Песни южных славян”, БВЛ, с. 202-208, М., 1976).
Если в начале песни Марко схож со Святогором, то в конце – с Вольгой, который побеждал “хитростью-мудростью” (“Святогор с Ильею Муромцем” // “Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, ч. I, с. 35, М., 1861). А всё потому, что три персонажа (Святогор, Илья Муромец и Вольга) связаны общностью происхождения. В результате Сокольник назван в былине сыном Ильи Муромца. Но это окончательный вариант, а когда-то имелись и другие. В русском эпосе их следов не осталось, зато они сохранились в эпосе эстонском, испытавшем сильное русское влияние.
Эстонский богатырь Кивви-аль настолько тяготился чрезмерной силой, что часть её сложил под камень. Затем покинул жену с сыном и, переселившись в Финляндию, завёл там другую семью. Во время войны финнов с эстонцами Кивви-аль сражался на стороне финнов и встретился в бою со своим сыном, не узнав его. Сын одержал победу, но пощадил неузнанного отца. Раздражённый поражением Кивви-аль вернул себе полную силу и в повторном поединке одержал победу. В последний момент, когда поверженный соперник уже умирал, Кивви-аль увидел на нём знак, который он, уезжая, оставил своему сыну – волчий зуб на цепочке. Тогда он понял, с кем сражался, да было поздно (В.Ф. Миллер “Экскурсы в область русского народного эпоса”, с. 145-146, М., 1892).
В истории о поединке Сокольника с Ильёй Муромцем переплелись разные по происхождению сюжеты. На рассказ о поисках врага с целью отомстить за бедствия своей семьи наложился цикл сказаний про оборону рубежей (от племенных до государственных). Ещё при родовом строе молодёжи вменялось в обязанность стеречь границы занятой племенем территории и в результате появился соответствующий фольклор, повествующий о нелёгкой и богатой на события жизни порубежников. Он был продолжен и в государственный период, потому что границы никуда не исчезли, разве что переместились. В схватках сородичи, разумеется, побеждали чужаков. Ну и как пройти мимо такого пикантного сюжета, как поединок отца с неузнанным сыном? Мотив-то из древнейших. Греческий царь Катрей убит сыном Алтеменом, Одиссея убивает его сын Телегон (“Мифы народов мира”, т. I, с. 627, М., 1991; т. II, с.497, М., 1992). Но куда ближе к русской былине история из
