Прогуливающийся

выходи и бери зверя на мушку. Куда ж зверю деться!
  А подо льдом, радуя глаз, снуют рыбки добрые и хищные, ну да, чтоб никто не забывался и не дремал. Речные водоросли, переплетаясь и свиваясь, тонкими тёмно-зелёно-коричневыми нитями извиваются, послушные току воды.
  От берега до берега, по малой прикидке, две трети полёта стрелы. При любом раскладе опытный охотник поразит цель.
  Тонкие бархатные снежные покрывала двигаются в разных направлениях по льду.
  Искать спасения на берегу, резона нет. Преследователи, Женька чует нутром, идут за ним след в след. Ни снег, ни лёд им не помеха. Пока он их не видит, но чувствует обострившейся интуицией. Чувствует жаркое дыхание затылком; чувствует полный ненависти взгляд в спину; чувствует, с каким наслаждением преследователи вонзят в его тело острые…
  Пся крев!
  Левая нога подгибается, тело провисает вниз, словно лёд под тяжестью тела, ступня подворачивается вовнутрь, острая режущая боль пронизывает, сковывая судорогой тело, до самой макушки.
  Но, видимо тот небесный покровитель и на этот раз чутко бдя за обстановкой, выдёргивает его из обострившейся ситуации.
  Ах, как пронзительно сине небо поздней осени!
  Ах, как удивительно чист и прозрачен горизонт!
  Ах, как восхитительно легко дышится морозной свежестью горних высей!
  Ах… Но что же так назойливо стучит в голове, вызывая тупую нудную боль?
  Чёрные стрелы, мелькая тёмными молниями, проносятся справа и слева.
  Женька радостно ликует! Я – дичь! Я – добыча! Я – жертва!
  Десятки мрачно-озлоблённых молний, свирепо скалясь, смотрят злым взглядом и раскрывают в торжественном крике победителя острые клювы!
  Кто бы когда-нибудь сказал. Какое это непередаваемое и странное ощущение – чувствовать себя дичью, добычей, Женька тому не поверил  ни в жизнь.
  Взмах крыла, и послушное тело уклоняется от торжествующей своры чёрных посланников смерти. С ликующим взглядом провожает их удаляющийся полёт. Внезапно острый, как отточенная бритва, клюв распарывает кожу, срезает перья. Тонкой струйкой сочится кровь. Сочится, окрашивая в красное перья вокруг раны.
  Непроизвольно Женька снижает высоту, раненное крыло плохо слушается. Завидев подранка, новые хищники устремляются навстречу удаче. Смерть предоставила шанс.
  Прямо перед затуманивающимся взором проносят стройные блестящие тела, увенчанные навершиями, острыми гранями ослепительно сияя в лучах осеннего светила.
  Женька снова взмахивает крылами, останавливает падение, ещё пара-другая взмахов и удаляется земля и приближается небо.
  Опасность не ходит одна. Дружная ватага стройных тел окружает жертву. Ловко, борясь с болью, Женька лавирует между ними, смотрящих вожделенно в его сторону. Он от радости на седьмом небе! Вот вам всем! Вам меня не достать!
  О-ох… Что это?
  Тупая обездвиживающая боль сковывает грудь, воздух замерзает в гортани прозрачным морозным клубком, последние капли дыхания выкашливаются вместе с кровью наружу.
  На этот раз небесный покровитель отлучился и ситуация получила иное развитие.        
  Камнем, сложив безжизненные крылья, Женька полетел вниз. Навстречу молодому льду, покрывшему вчера гибкое, подвижное тело реки стеклянной ризой.
  Резкий удар. Огненный всплеск холодной боли. Тело кровавой кляксой растеклось по ледяной поверхности. Неожиданно неведомая сила собирает его огромным напряжением воли в единое целое.
  И снова бег. Бег не трусцой, бег не по пересечённой местности, бег посередине застывшей реки. А подо льдом, радуя глаз, снуют рыбки-жертвы и рыбы-хищники, ну да, дабы никто не забывался и не дремал. Речные водоросли, переплетаясь и свиваясь, тонкими тёмно-зелёно-коричневыми нитями извиваются, послушные току воды.
  С берегов, покрытых снежной пелериной летят те же стройные красивые тела с украшениями в виде острых наверший. Летят, разрезают воздух с ошеломляющим свистом. Он сводит с ума, выворачивает душу наизнанку. Страх, доселе неизвестное чувство, поселяется глубоко внутри. Холодный ледяной ком ниже грудной клетки. Металлический, знакомый привкус боли. А красивые и изящные стройные и длинные тела летят… Горячо целуют холодными губами тонкий лёд и отскакивают, обиженно и звонко взвывая.
  Мелкое колкое крошево летит в глаза.
  Женька тряхнёт головой, сбросит с лица льдинки и бежит дальше. И нет конца и края реке, и нет конца и края заснеженной равнине!
  Жутко! Страшно! Ужасно!
  И ничего не поделать. Кто-то за него решил, что ему делать. Так что Женьке только и остаётся, исполнять отведённую ему роль. Роль зверя. Роль дичи. Роль добычи. Роль жертвы.
  Погоня не отстаёт ни на шаг.
  Вибрирует тонкая стеклянная броня реки. Речная живность, чувствуя приближающуюся угрозу, мечется в панике. Рыбки сталкиваются друг с другом. Влетают в тонкую паутину тёмно-зелёно-коричневых водорослей, застревают в ней, стараются выпутаться. Вода под хрустальным стеклом вскипает ледяной пеной. Поднимаются со дна пузырьки воздуха и удивлёнными, по-детски наивными глазами приникают ко льду и смотрят с настороженностью за происходящим.
  Пся крев! Курва матка!
  Левая нога подгибается, словно лёд проседает под тяжестью тела, ступня подворачивается вовнутрь, острая режущая боль пронизывает ногу от ступни до бедра и выше, тонкой саднящей проволокой ловко сковывая тело до самой макушки. Взор на мгновение гаснет. Наплывает удушающая мгла, тьма оккупирует сознание. Тонкие щупальца чего-то чужеродного опутывают мозг.
  Вместе с ослеплением возвращается зрение. Сетчатку режет скальпелем ослепительный солнечный свет.
  Неожиданно река упирается в проволочное заграждение.
  Колючая проволока густо переплетена с основным полотном забора. Прямые и изогнутые металлические полосы выглядят жутким сном наяву художника-сюрреалиста. С заточенных граней колючек матово поблескивая, капают капли густеющей крови. Висят лохмотья одежды, лоскуты бледно-жёлтой кожи, окровавленные клочья выдранных с корнем волос.
  Женька не успевает затормозить и со всего маху врезается в забор, успевая выставить как защиту лица о повреждения руки перед собой.
  Сквозь мелкие порезы на локтях выступает кровь и сразу втягивается обратно. Раны пощипывают, будто посыпанные солью.
  Женька смотрел на руки до тех пор, пока раны полностью не затянулись и пропали намёки на повреждения.
  Боль отодвинула ощущение опасности. С заживлением ран вернулось чувство опасности. Она похожа на солнечное затмение, когда окружающий мир постепенно погружается в томительную, прогрессирующую неизвестностью темноту.
  Шерсть на загривке торчком, между лопаток тонкие ледяные иглы страха вонзились в кожу и впились в тело.
  Взмах крыла, и послушное тело уклоняется от торжествующей своры чёрных посланников смерти.
  С далёких берегов, - будто в кошмарном судорожном сне, когда реальность переворачивается с ног на голову и небо меняется местами с землёй, - покрытых снежной пелериной летят безупречно стройные, обескураживающие красотой длинные тела с острыми навершиями; летят, разрезая воздух ошеломляющим свистом.
  Забор тянется насколько видно глаз. Ноги несут сами по себе. У Женьки сложилось глупое впечатление, что его конечности живут отдельной жизнью от него самого.
  Снег тает. Под ногами чавкает рыжая грязь. Летят по сторонам коричневатые брызги.
  Неловкое, не рассчитанное движение торсом и Женька едва не валится на спину. Но кто-то его вдруг подхватил подмышки, поддержал, поставил на ноги и слегка толкнул меж лопаток – беги! Толкнул. Придал ускорения. Потому что преследователи обозначились в поле зрения колышущейся жёлто-серо-красной расплывчатой массой. Но уже доносятся крики. Слышится тяжёлое дыхание.
  На секунду Женька замер от представшей перед глазами картины: его тело, то ли зверя, то ли крупной птицы, утыканное стрелами лежит в землисто-болотной жиже. Вокруг беснуются псы, с клыков слетает вспененная слюна, тела напряжены. Их сдерживает длина поводков.
  Женька проморгался, прогнал наваждение, как жуткий сон и припустил со всех ног.
  Бежал вперёд, только вперёд, не отвлекаясь на рассматривание возникающих перед ним препятствий. Тело несла жажда жизни, тайная и необузданная сила, противящаяся настигающей смерти.
  Если бы не вид бездонного неба, Женька угодил бы в пропасть. Хорошо, что на месте обрыва земля оказалась сухая, и затормозить удалось легко. Махнул, куда уж без этого, пару раз руками, покрутил телом и восстановил равновесие.
  Река, забор, снег, грязь остались позади. Перед ним расстилалась огромная равнина, покрытая зелёной растительностью. Поблёскивали нити рек и ручьёв. Поднимались вверх еле заметные струйки дыма из печных труб домов, казавшихся с точки обозрения до смешного игрушечными и кукольными.
  Преследователи остановились позади. Женька обернулся и увидел устрашающие загорелые бурые лица с тонкими щёлочками глаз. В руках у некоторых луки с возложенными стрелами, у других короткие копья.
  На секунду Женька проник в мозг одного преследователя и прочитал его мысли; впрочем, она была одна и коротка: - Тебе конец!
  Женька положил на сгиб локтя ладонь, поднял вверх сжатый кулак.
  Затем развернулся к обрыву и прыгнул, раскинув руки. Тугая волна ветра подхватила его и подняла, не дала упасть.
  То, прижимая руки к телу, то раскрывая их, он поднимался вверх, затем планировал вниз.
  Увлечённый новым чувством полёта, не заметил, что он не один. Когда же постороннее присутствие обозначилось явно, увидел Алю. Она летела с ним одним направлением. Такая же счастливая, как и он.
  Улыбаясь, она произнесла, не напрягая голоса, ветер совсем не мешал ей говорить:
  - Теперь мы будем выходить прогуливаться вместе!
                                                                                 Якутск. 13 февраля 2016г.