Прогуливающийся

тенями.
  Они разговорились. Пропустили два автобуса нужного Але маршрута. Женька рассказал о себе. Вкратце, не вдаваясь в подробности. Але поведала историю своей жизни. Когда родители узнали, что девочка родилась практически без зрения, отказались от неё и её устроили в интернат для слабовидящих детей. Она и сейчас там работает, преподавателем.
  Женька проводил Алю домой. Долго стояли возле подъезда, болтая о всяких пустяках. Аля смеялась его шуткам. А он чувствовал, что с ним происходит что-то приятное.
  Вернувшись к себе, пребывал в странном смятении чувств. Следующим вечером, после работы возле интерната и ждал Алю.
  Свадьбу сыграли в сентябре. Женька съехал от родителей, которые не высказывали явного неудовольствия выбора сына, но и дали молчанием понять кое-что, о чём вслух стараются не говорить; родня и бывшая супруга крутили пальцем у виска, мол, какого ещё можно ожидать нормального поступка от чокнутого.
  А Женька и Аля жили хорошо.    
  Однажды он признался ей в своей тайне. Рассказ оказался долгим. Своё повествование закончил Женька далеко за полночь.
  Спокойно, без крайне эмоциональных высказываний, она сообщила, что догадывалась о его неких способностях, у людей, лишённых некоторых органов, пробуждается интуиция. Поделилась своей тайной. Как-то ещё в юности, гуляя по городу, встретила цыганок, они всегда наполняли городские улицы гомоном и криками детворы. Приставали к жителям с просьбой позолотить ручку, а уж доброму человеку цыганка наворожит. С таким предложением к Але подошла старая цыганка. Развязным тоном выбросила горсть слов, к которым все давно уже привыкли: «Дай, монетку, дорогая, наворожу, самой счастливой будешь!» Аля полезла в кошелёк за деньгами и тут цыганка рассмотрела, что в движениях девушки есть что-то странное. Присмотрелась, взяла Алю за руку и произнесла: «Не надо денег, милая, старая Ганна тебе всю правду и скажет без денег. К чему эти бумажки! Так, пыль!» И поведала старая цыганка Ганна ей и напророчила встречу и долгую счастливую жизнь с человеком, который ходит прогуливаться. «Куда? – спросила Аля. – Куда прогуливаться? Я тоже хожу гулять.» Но в силу необразованности или каких-то иных побуждений, цыганка не смогла объяснить толком, куда ходит он прогуливаться. Добавила в заключение, сунув в руку Али небольшой предмет, сказав, что это амулет на счастье, тёмных там нет, куда он ходит, но и света не всегда в достатке. Только Аля скептически отнеслась к гаданию старой цыганки, знала, что с её инвалидностью одно светит ей счастье – куковать всю жизнь в одиночестве.
  Аля попросила Женьку об одной услуге, после каждой прогулки записывать свои воспоминания.
  С тех пор он отправлялся прогуливаться регулярно. Накатывание приобрело некую систематичность, хотя до полного  контроля над процессом было далеко. Не было того ошеломляющего состояния, когда в одно мгновение из одного места перемещался в другое. Не было эмоционального потрясения, которое было разным в зависимости от места перемещения. Появилось устойчивое чувство азарта и куража.
  Необычайность не страшила, в нём появился интерес первооткрывателя. Хотя признавался жене, чуточку сожалея, что не с кем поделиться впечатлениями и воспоминаниями.
  Однажды Женя, вернувшись, сказал Але: «Очень жаль, что ты не можешь быть со мною и там».
  Вдвоём часто выезжали на природу. За город. Выбирали безлюдные места. Большие или маленькие поляны. Или останавливались на берегу рек.
  Прямо оттуда он выпрыгивал в соседнюю реальность, прогулки в запредельности становились продолжительными, но не контролируемыми.
  На втором году семейной жизни выпала им оказия: Але за хорошую работу в интернате выделили две путёвки на южный курорт во второй декаде августе. Женька заметил, как Аля вся светилась изнутри, когда сообщила эту новость, которую хотела приберечь на какой-нибудь праздник. Но вот не выдержала. И все семь месяцев жила в ожидании несбыточного чуда. Чуда ожидали от посещения известного хирурга-офтальмолога, к которому записались и ждали очереди три месяца. Осмотрев Алю, хирург развёл руками. Сказал, медицина, как бы то ни было, шагнула далеко вперёд, но в данном случае бессильна.
  Внезапно, как зима для коммунальщиков, наступил август, и чета Бортник поехала на юг.
  Остановились в прекрасном санатории «Приморский». На следующий день, пробудившись в четверть пятого пополуночи, Женька и Аля тайком ушли на озеро Ведьмин язык. Перед этим весь вечер тиранили вахтёршу бабу Изаят, уроженку этих мест, где можно отдохнуть вдвоём, без лишней назойливости отдыхающих. Баба Изаят поведала, благодарно приняв небольшую сладкую взятку о пяти озёрах, расположенных вокруг посёлка Приморский. Советовала сходить на четыре: Тор-озеро, городское, расположенное в лесу неподалёку от города, Песчаное, берега покрыты ярко-бурым песком, имеющим лечебные свойства и просто озеро. Без названия. Когда Женька спросил, а что же, дескать, пятое. Баба Изаят насупилась, замкнулась, однако быстро отошла, когда перед нею на стол легла вторая шоколадка и сказала, что озеро Ведьмин язык с давних пор пользуется плохой славой. Сама точно не знает, от других слышала, много народу там пропало, пошли отдохнуть, покупаться и всё: крышка. Нет людей, одни вещи на берегу сложены.      
  Насколько озеро соответствовало названию, ни Женька, ни Аля судить не могли. Заросшее камышом, местами чистые берега, поросшие травой, чуть поодаль от берега, густые насаждения дело рук лесничих, встречались берёзы, туя, акации и ещё много других. Да, форма продолговатая, напоминает язык. Но с очень большой натяжкой, если сильно раскрепостить фантазию под воздействием не психотропных, доступных в любом винно-водочном отделе крепких напитков.
  Туман с поверхности озера под лучами солнца испарился тонкими белёсыми струйками, и в безупречной водной глади отразилось голубое небо и зелень насаждений.    
  Предвкушая ощущения от купания в тёплой воде, Женька и Аля быстро разделись и вошли в воду. Женька пёр буром, поднимая волну; Аля, звонко повизгивая, когда Женька окатывал её водой из сложенных лодочкой ладоней, медленно входила в одну из главных стихий на планете.
  Забравшись в озеро по грудь, Женька и Аля долго целовались. На миг прервавшись, Женька мельком бросил взгляд на берег – сизо-сиреневый туман подкрадывался из кустов, низко стелясь над травой. Сердце тревожно сжалось, он крепко прижал к себе Алю. «Ты что это?» - услышал он напоследок.
  Внезапно всё вокруг кардинально переменилось.
  Окружающая природа потеряла чёткость и прямизну линий. Озеро выплеснулось бушующей водой в бесконечную даль и от его поверхности потянуло отчётливо морской свежестью и сыростью. Берег преобразился. Исчезла высокая зелень травы. Теперь перед Женькой простирался безжизненный, уходящий крутой дугой вдаль каменистый берег, на который беспокойно налетал тяжёлый хрусталь свинцово-серых волн и быстро дробился на мелкие солёные брызги.
  Дальняя стена невысоких деревьев раздалась и разбежалась вширь и вглубь. Изменилась в цвете. Теперь задняя стена берега терялась где-то в заснеженной горной стране. Высокие белые пики серебристо искрились под холодным северным солнцем, окутанные прозрачным ореолом прозрачно-сизой дымки, и мраморно серея у самих оснований.
  Безжизненность царила повсюду.
  Кроме беспокойно бившихся о берег волн, не было слышно более никаких звуков. Не было даже чаек, этих верных океанских спутниц бескрайних морских и океанических просторов.
  Несмотря на непогоду, в лицо бил мелкий противный дождь, Женька не озяб.
  Подошвы ног слегка застыли, но не было той тяжёлой боли от невероятного холода мороза, присущего северным территориям. По телу стекали струйки воды, но Женька не ощущал их. Что-то в нём качественно вместе с природой изменилось. Он почувствовал себя не посторонним персонажем этого дикого незаселённого края, он был неотъемлемой частью. Он чувствовал корни, невидимые тонкие нити и толстые тросы, крепко связывающие его с этой таинственной и загадочной землёй.
  Женька поверил в реальность произошедших метаморфоз и испробовал на себе старый испытанный способ, рекомендуемый опытными людьми. Они  советовали, говоря, коли что-то тебя тревожит и кажется (к совету старшины из одного известного отечественного фильма Женька относился скептически, утверждавшего, что если кажется, креститься надо), то необходимо сильно-пресильно зажмуриться и посчитать до десяти, затем открыть глаза. Если ничего не изменится, при наличии иголки, уколи себя в щёку, или ущипни за мочку уха. Уж коли и это не окажется действенно, то, поздравляю, вы где-то там…
  Укол иголки и щипание мочки не вернуло его назад в тёплую воду Ведьмина языка к жене Але.
  Сколь ни стой на берегу, но нужно предпринимать действия. Не торчать же в самом деле до скончания века тут, любуясь штормовыми волнами. Пусть даже и не испытывая абсолютно ни малейшего дискомфорта.
  Вспомнил, как в одной познавательной передаче известный на всю страну биоэнерготерапевт рассуждая о своём роде занятий, рассказал, как в старину колдуны и знахари определяли погоду, что-то сродни лозоходцу, ищущему воду под землёй при помощи рамки из виноградной лозы.
  Стал по направление к солнцу. Развернул плечи, выпрямился. Слегка откинул назад голову. Прищурился. Опустил руки вдоль туловища. Расслабил ладони. Затем развернул их от себя, как локаторы.
  Холод, не передаваемый холод бил острыми иглами в тёплые чашечки ладоней; их захотелось сразу же сжать, чтобы сберечь ускользающее тепло.
   Женька развернулся на двенадцать. Тот же результат. Только иглы стали жёстче колоть кожу, вызывая неприятные ощущения.
  На час. Потянуло издалека снежной непогодью. По телу прошёлся озноб. Но ощущения мороза не было.
  На два… Словно удар боксёра тяжеловеса прямо в незащищённую грудь, дыхание остановилось где-то на полпути между жизнью и смертью; затем в лицо, кожа моментально вспыхнула как промасленная бумага и развелась пеплом. Обливая солнечным живительным теплом, издалека прилетали огненно-спасительные гонцы на крылатых колесницах.
  Женька боялся открыть глаза. Боялся, что лишится зрения. Настолько внезапным, агрессивно-ласковым было это чувство. Он почувствовал внутренним компасом, идти нужно туда: открыл глаза и сделал шаг…
  Очередная метаморфоза не сбила с ног внезапностью переменившегося места.
  Ступни нещадно пёк раскалённый песок.
  Солнце просто соревновалось с самим собой на скорость истребления из Женькиного организма влаги. Он катастрофически почувствовал, как кожа теряет эластичность, коробится, морщится; пароксизм жажды, вот-вот, лишит сознания.
  Перед ним в песке, вспучивая его подвижным холмиком, проползла какая-то невидимая тварь, населяющая эти выжженные солнцем места.
  - Господи! – воскликнул Женька, хотя никогда в жизни в церковь не ходил и слыл среди себе подобных ярым атеистом, - уж не шутишь ли ты со мной, не играешь ли! Что может сие означать! Проверка на вшивость, а? аль ещё какой-нибудь новейший метод на испытание верности. Только запомни, я не Иов, чревом кита меня не испугать…
  В