Предисловие:
Одна из глав... Музей Десяти Источников Глава 13 Аккерманская крепость. Илья
Илья, с самого момента своего прибытия в Белгород-Днестровский, с тех самых первых минут, когда он с напарником сошёл из поезда на горячий асфальт залитого солнцем перрона, был охвачен странным ощущением необъяснимой таинственности и необыкновенности этого городка. Благодатный воздух, щедрое солнце, аллеи цветущих каштанов, булыжные мостовые – всё это непередаваемой, звонкой радостью наполняло его сердце, но, в то же время, будоражило некоей неуловимой тайной, предусмотрительной невысказанностью, предложением любви и дружбы и, одновременно, недоверчивой дистанцированностью, приглашением в свои ласковые объятия, но почему-то ревностным отношением к каким-то древним своим секретам. Илья потешался над собой, иронизируя по поводу этих, Бог весть, откуда взявшихся у него ощущений, но, сколько бы он от них не отмахивался, сколько бы ни пытался уверить себя, что все его переживания – плод поэтических движений души, всё равно, ощущение Великой Тайны этого места загадочной вибрацией беспокоило струны его сердца. Счастливо завязавшаяся дружба с Мишей подтолкнула его к сбивчивому и неуверенному пересказу собственных переживаний, но картавый, добродушный очкарик, внимательно слушавший взволнованные объяснения Ильи, только ухмылялся и покачивал головой.
- Ты, Илюша, поэт, романтик и фантазёр. А вообще-то, ты – молодец! Причём – счастливый. Такое дано не каждому. Так что, не переживай, а просто радуйся. А я заодно с тобой порадуюсь.
Надо сказать, что они действительно радовались друг другу. Миша не скрывал своей искренней радости по поводу того, что на закате своей службы он повстречал Илью. Сергей Теленчи радовался за них обоих и за то, что он, в конце концов, нашёл подходящего ведущего для гарнизонной радиогазеты, выходящей в эфир раз в неделю, и редактором которой он являлся уже на протяжении года. У Ильи чуть сердце не лопнуло от счастья, когда Сергей, как бы между прочим, невзначай, посетовал, что никак не может найти для радиогазеты грамотного, начитанного, знающего русский язык, с хорошей дикцией, парня. А Илья, на его взгляд, справился бы с этой работой. Илья был на седьмом небе. Уладить вопрос с ротным труда не составило, и теперь раз в неделю Илья, с непонятной неловкостью, вслушивался в собственный, доносящийся из репродукторов, голос. Надо ли говорить, как радовался он сам их неожиданной дружбе, как благодарил провидение за то, что оно ему ниспослало Мишу и, вслед за ним, Сергея Теленчи? Но, чего никак не предполагал обнаружить в себе Илья, так это тяжёлой, чёрной зависти к ним обоим по поводу их недосягаемой, какой-то запредельной образованности. Впервые это случилось, когда вся троица, в расположении роты ЧМО, накануне вечерней поверки, уселась в ленкомнате за партией в шахматы. Играли Миша с Сергеем. Илья наблюдал. И вдруг они стали разговаривать. Нет, в том, что они стали разговаривать, ничего необычного не было. Всё дело заключалось в том, на каком языке, вернее, на каких языках они повели беседу. Начал Сергей. На французском. Причём, безо всякого затруднения, легко и свободно. И тут же, без промедления, как-то даже вальяжно, с усмешкой, Миша отвечал ему по-английски! Илья переводил завороженный взгляд с одного на другого, он гордился своими новыми друзьями, но ему хотелось плакать навзрыд от тоскливого и неприятного чувства самой настоящей зависти! Потом они поменялись ролями, то есть по-французски теперь говорил Миша, а Сергей, хитро поглядывая на Илью, отвечал на английском. Илья глупо улыбался и чувствовал себя последним недоумком.
- Ты, Илюша, не обращай внимания, - Говорил Сергей,
- Это мы таким образом стараемся не терять форму. Сам понимаешь, в условиях армии, очень просто порастерять ранее приобретённое. Вот и тренируемся.
- Я повержен и уничтожен! И я тоже так хочу!
- Ну, раз хочешь, завтра же и приступим – картавил Мишка,
- Только учти, я преподаватель суровый!
- Ага, смотри, Илюша, у него чёрный пояс каратэ, может, не стоит связываться?
- Да ну вас, блин! Не, ну серьёзно, можете хоть чему-то научить?
- Хоть чему-то не получится, - Миша как-то по-детски шмыгал носом,
- Если браться, то основательно. Вам шах, сэр, - И он торжествующе, поверх очков, смотрел на Сергея,
- Не понятна причина ликования в вашем голосе, сударь, - Невозмутимо реагировал Сергей, заслоняя короля.
- Надеюсь, теперь причина будет понятна. Вот это называется мат!
- Ах ты! Погоди! Опять объегорил! Илюша, нет с ним сладу! – Сергей, как правило, всегда проигрывал. Миша играл сильно, но Илья, тем не менее, пару раз сводил партию к ничьей. Но сам пока не выиграл ни разу.
- Как насчёт реванша?
- Не успеем. Пять минут до общего построения.
- Обрати внимание, Илья, наш друг ищет лазейку, чтобы избежать расправы.
- Ладно, гроссмейстеры, шутки в сторону, побежали!
Скинув сапоги и распластав руки, они лежали в густой и щедро цветущей крохотными цветками невысокой траве, на скалистом берегу лимана, на том самом месте, где приходили в себя после недавней посудомоечной эпопеи. Оба были сегодня свободны от наряда, время до ужина и после него было их личным временем, а что могло оказаться лучше неторопливой и задушевной беседы на фоне закатного майского солнца и открывающейся со скалистого берега великолепной панорамы Днестровского лимана? Успокаивающий шум прибоя, рассыпанные вдалеке рыбачьи лодки, прощальные крики чаек, возвращающихся к месту ночлега, всё это вселяло в их души расслабляющее умиротворение и настраивало на определённый, философический лад, хотелось говорить о чём-то возвышенном и вечном, хотелось, наконец, понять постоянно ускользающий смысл чего-то большого и общего, хотелось дышать полной грудью и громко восторгаться необъятности мира и своей молодости. Хотелось звонко смеяться и искренне радоваться, что твоя дорога жизни теряется в дымчатой дали манящего горизонта, что ты ещё в самом начале этого увлекательного пути и что ты непременно преодолеешь все, возникающие на этом пути препятствия, что будешь по-настоящему счастлив и проживёшь прекрасную, долгую и увлекательную жизнь.
- Ёлки-палки, - Потягивался Михаил всем своим тренированным телом, - Так бы лежал и лежал. А, Илья? Представляешь? Набрать пару ящиков книг, столько же консервов, сухарей, облюбовать какую-нибудь пещерку на берегу. Ни тебе армии, ни тебе нарядов, ни тебе вечерней поверки! Курорт! Чего молчишь?
- Ты знаешь, Мишка, - Думая о чём-то о своём и придерживая губами только что сорванную травинку, отвечал Илья,
- Мне кажется, что все живущие здесь люди должны были бы быть поэтами! Или художниками и композиторами. – Перехватив лукавый взгляд приятеля, Илья невольно смутился.
- А, чёрт, ты всё ухмыляешься? – Травинка выпала изо рта,
- Нет, серьёзно, ты сам замечаешь, каково здесь? Природа какая! Небо, воздух!
- Посмотрим, что ты зимой запоёшь! Вон там, - Миша вытянул руку, указывая направление, - Вон там, видишь, у плавгостиницы? Это третий пост. Ты здесь уже хаживал в караул. Хоть раз тебе предложили третий пост? Правильно, до самой глубокой осени не видать тебе третьего поста. Спрашивается, почему? Отвечается: потому, что пост сей – особенный. Дембельский. Таковым считается в тёплое время года. А вот в остальное… Тебе, уважаемый романтик, ещё представится поучительная возможность испытать на себе все прелести местного климата. – Миша всегда тщательно выстраивал фразы, и слушать его было сплошным удовольствием. Во всяком случае, для Ильи.
- Что, холодно?
- Не то слово! С лимана так задувает, сотню раз маму родную вспомнишь и тысячу раз проклянёшь всё на свете! А спрятаться некуда, а надо, батенька, бодро вышагивать по периметру, зорко высматривая потенциальных диверсантов и быть постоянно начеку! А пурга колючая, бьет в лицо ледяным ветром, глаза не раскроешь, а влажный мороз с лимана так и лезет за воротник, а ноги деревянные и стонут от холода, и спать, смерть, как хочется, и тепла домашнего, аж до слёз, и думаешь, а не встать ли на четвереньки, отвести душу и по-волчьи, протяжно, завыть!
Илья, словно наяву, услышал заупокойную литургию ночной метели и даже почувствовал, как на него дыхнуло сковывающим душу морозом.
- Красиво глаголете, уважаемый!
- Смейся, смейся. Придёт время, помянешь моё слово.
- Да я верю. Хотя, честно говоря, не верится. Я вот ещё хотел у тебя спросить…, - Илья запнулся в нерешительности. Миша перевернулся набок, подпёр голову рукой и с ожиданием воззрился на приятеля.
- У тебя бывали странные сны?
- Странные сны, господин романтик, случаются даже у самых зачерствевших типов. Предваряя следующий вопрос, отвечу, что толкованием снов в жизни никогда не занимался и считаю это вредным и пустым занятием.
- Да погоди ты, - Досадливо поморщился Илья,
- Понимаешь, сон – на грани реальности, такое чувство, что всё происходит на самом деле…
- Ага. Потом накатывает ужас, хочется бежать, но бежать не получается, начинаешь буксовать, как грузовик на размытой дороге, крик застревает в горле, просыпаешься в холодном поту и испытываешь настоящее счастье, что весь этот кошмар оказался всего навсего сном… И потом клянёшься себе, что больше не будешь объедаться на ночь и вообще, станешь вести здоровый образ жизни и…
- Ты можешь помолчать с полминуты?
- Ради тебя я готов принять обет молчания. Рассказывай.
- Понимаешь, я шёл через пустыню. Вернее, не я, кто-то другой, но, в то же время, я знал, что это – я.
- Замечательно!
- Ты обещал молчать. Так вот, я, то есть, не я, в общем, кто-то, шёл и шёл вперёд, причём, шёл много дней и как-будто знал дорогу. Всё вокруг черно, ураган, молнии, а я ничего не чувствую и иду себе вперёд.
- У меня бабушка говорила, что гром во сне – к известиям. Может, письмо из дома получишь… А может, наряд вне очереди.
- Да подожди ты! Вот. Забрался я на гребень бархана, всё ненастье разом прошло, небо голубое, солнце сияет… Да, ещё, музыка необыкновенная. А в долине, внизу, подо мной, огромный дворец, а на нём надпись…
- Не проходите мимо.
- Миш, ты – суховей и трухлявый чурбан.
- Я – реалист с развитым чувством юмора. Дальше. Ну, что там написано?
- Ладно, проехали…
- Ну, ты чё, в самом деле! И подурачиться не дашь. Всё, молчу, больше слова не услышишь! Ну!
- Музей десяти источников… Вот такая надпись. Флюгера на башнях… Дворец утопает в оазисе. Что скажешь?
- Я поклялся молчать, - Миша дурашливо зажал рот ладонью. Потом, глянув на расстроенного товарища, прокартавил:
- Тарабарщина! Илюш, я не пойму, чего ты от меня ждёшь? Я не маг, не чародей, не толмач. Ну, приснилось и приснилось, и бог с ним. И забудь, или вспоминай, как что-то интересное. Подумаешь, дворец во сне привиделся!
- Это было не один раз. В следующее посещение я уже был внутри. С эскортом древних шумеров.
- Илюша, я начинаю опасаться за твоё состояние! С армии – и прямиком в психушку! Какой плачевный финал! Кстати, шумеров современных не существует, стало быть, они так и так древние. Тавтология, уважаемый.
- Ты не понимаешь! Это – как следующая серия одного большого фильма. И персонажи… Скажи, человек может во сне встретить свою любовь?
- Человек может встретить свою любовь даже в самой обшарпанной подворотне. Даже в любом сомнительном заведении. Даже в
|
..........................................................
Стук сердца Вселенной.
Сначала, из не поддающегося осмыслению дальнего далека, одной протяжной, трагичной, таинственной и сжимающей душу минорной нотой, ему послышался странный, непрекращающийся и рвущий сердце на мелкие кусочки, звук. Вернее сказать, не послышался, нет. Он звучал где-то внутри него, где-то очень и очень далеко в груди, но не в сердце и, скорее всего, не в голове, а где-то ещё глубже, в каких-то неведомых и загадочных далях его естества...
...Звук бесконечно протяжной и драматичной ноты стал тише, но к ней добавилась, гармонично сочетаясь, ещё одна, затем другая, потом ещё и ещё, и теперь в груди Ильи зазвучал, бархатисто переливаясь, словно отражение луны на неспокойной поверхности моря, глубокий и сочный аккорд. Аккорд неземного происхождения. Сколько же нот было всего? Чей демонический гений смог соединить в причудливом сочетании несочетаемое в принципе? Ни один из известных Илье земных музыкальных инструментов был бы не в состоянии передать всю степень трагизма этого звучания. Трагедия космоса буквально истекала багровыми каплями из пульсирующего чрева фантастического аккорда...
Читательское сердце выстукивает автору: "Браво!"