Я вышел из «дома» и приступил к работе. То, что получилось, изумило меня, и я снова позвал Лэрри. Усадив девочку на камень, я снял с неё ботинок и словно Золушке хрустальную туфельку, надел кожаный сапожок. Её удивлённые, восторженные и счастливые глаза мне не забыть никогда.
- Ты что, волшебник? – прошептала девочка, и этот шепот был лучшей наградой моим уставшим пальцам.
- Смотрите! Смотрите! – кричала Лэрри, прыгая на одной ноге.
Сестрёнки ахали, охали и спрашивали, как мне удалось сотворить это чудо. Я рассказал и мы в восемь рук, забыв про обед, до вечера тачали сапожки. Солнце уже почти утонуло в океане, когда мои девочки в футболках, спускавшихся ниже острых коленок и перетянутых армейскими ремнями, в новых сапожках изобразили что-то вроде канкана, а я любовался ими и отбивал такт, хлопая подошвами ненужных больше ботинок.
Почему мне так отчётливо запомнился именно этот, в сущности, рядовой эпизод нашей тогдашней жизни? Во-вторых, потому, что мне, человеку, далёкому от каких-либо технических и бытовых решений, удалось не только придумать нечто, но и изготовить это «нечто» своими руками. Десятки таких проблем будут мной решены в будущем, но эта, первая, разбудила мою фантазию и заставила поверить в свои силы.
А во-первых … Я смотрел на пляшущих девочек и физически ощущал, как во мне разрастается что-то совершенно новое, незнакомое, ещё не испытанное, но очень светлое и доброе.
Шли дни, но никаких признаков поиска самолёта не наблюдалось. Эйфория сменилась апатией, не слышалось смеха и даже улыбки стали редкостью.
- Почему они не ищут самолёт? – истерично вопрошала Лэрри.
Я слышал, как Кэролин, обняв сестёр, изложила им мои предположения. С тех пор девочки ходили с унылыми мордашками и мокрыми глазами.
Запас консервов подошёл к концу, и мы отправились к самолёту. Теперь, когда наше спасение откладывалось на неопределённый срок, можно было детально разобраться с грузом, и выбрать то, что могло нам пригодиться. Третий контейнер был набит оружием. Базуки, пулемёты, гранаты и прочая дребедень были нам совершенно не нужны, но пистолет в кобуре, мощное пневматическое ружьё с оптическим прицелом, сигнальные ракеты и тяжёлые десантные ножи очень даже пригодились. Я бросил автомат и повесил кобуру на ремень.
- Этой «пукалкой» ты собираешься отбиваться от хищников? – подколола меня Лэрри.
- Девочка моя, ты ещё не поняла, что никаких зверей, кроме нас, змей и птиц, здесь нет? Если они и были когда-то, то давно с голоду передохли.
Мы открыли четвёртый контейнер. Он был заполнен хозяйственными предметами. Три переносных дровяных плиты, кастрюли, миски, кружки, ложки с вилками и прочая кухонная утварь; лопаты и топоры, ножовки и двуручные пилы; какие-то пластмассовые трубы с раструбами на одном конце и ещё куча бесценных вещей. Моя команда прореагировала только на кружки.
Неизученными оставались только бочки и контейнер, раздавивший пилотов, (он остался нетронутым и мы не узнали, что он в себе таил). Я залез на бочки, разрезал сеть и скинул верхнюю на землю. Серый порошок неизвестного назначения наполнял её до краёв, и я поспешил закрыть крышку. Часть порошка высыпалась и мне пришлось сходить за лопатой, чтобы закопать эту дрянь от греха подальше. Не успел я отойти, как Лэрри уже мяла и нюхала этот порошок, и мне оставалось только замереть в ожидании чего-то ужасного.
- Могу пофантазировать, зачем этим командос нужны в джунглях трубы, но зачем им цемент, ума не приложу, - Лэрри отряхнула руки и подошла ко мне.
- Ты уверена, что это цемент? Ты что, имела с ним дело?
- Имела, имела, - рассмеялась она, - Мне было года четыре. Рабочие, бетонировавшие наш бассейн, высыпали кучу цемента и куда-то отошли. Я уселась на неё и стала делать куличики. Меня потом еле отмыли. Так что знакома и очень близко. Не сомневайся.
- Какая ты умница! – закричал я, подхватил девочку на руки, кружил и целовал, целовал, целовал. Подбежали удивлённые сестры.
- Девочки, милые мои, дорогие, мы будем строить настоящий ДОМ! Под козырьком и вокруг всё завалено камнями, песка огромная куча, цемент есть, надо только провести воду и можно начинать стройку. Две стены и крыша уже готовы. Мы сложим ещё две стены и забудем про дождь, ветер и змей, сделаем стол и кровати, нарежем из парашютов простыней, и всё у нас будет хорошо! Нас обязательно спасут, надо только подождать. Не отчаивайтесь, родные, прошу вас!
Моя речь была встречена совершенно равнодушно и даже с некоторым раздражением. Причина была ясна: дом означал, что спасение придёт не скоро и эйфория, бушевавшая в душах моих девочек все последние дни, сменилась отчаянием и унынием. Мы загрузились консервами, взяли кружки и нормальные ложки, десяток сигнальных ракет, печку, большой топор и уныло побрели домой.
- Вода заканчивается, - сказала Миранда и посмотрела на меня.
- Я ногу стёр, принесите сами.
Старшие сёстры тяжело вздохнули, и отправились к ручью.
- А провели бы воду сюда, и ходить бы не пришлось, - вскользь заметил я, когда они вернулись.
Океан штормило, резкий ветер дул прямо на нас, неся мелкий песок, противно скрипевший на зубах.
- Стенка спасла бы нас от этой мерзости, - прокомментировал я непогоду.
- Надо куда-то печку убрать, а то путается под ногами, - пожаловалась Лэрри, потирая ушибленную ногу.
- Поставь в угол, - посоветовал я.
- Так угла же нет.
- Была бы стена, был бы угол.
Несколько дней я исподволь внушал девочкам мысль о доме и она, наконец, поселилась в их головках.
- А что нужно сделать, чтобы провести воду? – неожиданно спросила Миранда за вечерним чаем.
- Прорыть узкую пятидесятиметровую канаву, уложить в неё трубы и соорудить плотину в овраге, - как можно равнодушнее ответил я и внутренне напрягся.
- Ты умеешь рыть канавы?
- А ты умела шить сапоги и сохранять огонь? - вопросом на вопрос ответил я, - Нам многому нужно будет научиться, и мы всему научимся, девочки мои любимые.
Я впервые произнёс это сакраментальное слово и получил три влюблённых взгляда в ответ. Вопрос о строительстве нашего ДОМА был решён бесповоротно.
Была ли наша любовь настоящей? Несомненно. Но тогда мы любили ещё той, первой юношеской любовью, которая готовит нас к истинному, настоящему чувству, когда стремление отдать становится важнее желания взять.
Из времён того грандиозного строительства мне вспоминаются не курьёзы, постоянно возникавшие у четырёх неумех, для которых даже рытьё канавы в песчаной почве острова было серьёзной проблемой. Я вспоминаю атмосферу, постепенно складывавшуюся в бригаде строителей, нашу безудержную фантазию, порождавшую сотни идей и мозговые штурмы при поиске способов их реализации.
- Я осмотрела контейнеры, они разборные, - подавала идею Кэролин, - Если их разобрать и перенести к дому, то часть стен можно сделать из железных боковин.
- А из каркасов сделать основу для кроватей, - подхватывала и развивала идею Миранда.
- Если из ящиков вынуть дно и замуровать их в стены, то получатся окна со ставнями, - предлагала Лэрри.
Я тоже фонтанировал различными идеями. Мы коллективно обсуждали предложения, радовались неожиданным решениям и приходили в восторг, увидев плоды своего труда. Вот Миранда разрезает свой сапожок об крышку валяющейся банки, и мы решаем выкопать яму для отходов. Я предлагаю взорвать гранату, но, встреченному на «ура» предложению, мешает полное незнание устройства гранаты. Мы вспоминаем кадры боевиков, экспериментируем с риском для жизни, наконец, взрываем и сидим на краю ямы, довольные и счастливые.
Сообща мы сотворили не только всё то, что я обещал девочкам в своей давней речи, но и много-много больше того, что в тот момент могла подсказать мне фантазия.
Говорят, что именно труд превратил обезьяну в человека. Не знаю, но нашу четвёрку он сплотил, воспитал и многому научил.
Познав страшный голод, мы узнали, что пища нужна человеку для жизни, а не для услады вкусовых рецепторов, и однообразие нашего меню не угнетало нас.
Из опустевших бочек мы соорудили четыре душа, которые одаривали нас в конце дня почти горячей, нагревшейся на солнце водой. Наши тела, прошедшие унижение грязью, благодарно откликались на заботу о себе, расцветая на глазах и обретая новые формы.
Привыкнув к наготе, мы не отказались от неё и одевались, только идя в лес, или работая под палящим солнцем. А разве люди не для этого изобрели одежду?
Наш быт постепенно налаживался и как-то сами собой распределились обязанности. Консервы были съедены и я утром, вооружившись духовым ружьём, уходил в лес за птицей. Миранда пристрастилась к готовке еды, Кэролин занималась домашним хозяйством, а Лэрри нашла себя в огородничестве. Она бродила по острову, отыскивая пахучие травы, пересаживала их на свой огород, поливала, полола и снабжала Миранду различными приправами. Перед нашим домом теперь росли груша, куст с жёлтыми вкусными ягодами и множество цветов. Я тоже не сидел без дела: что-нибудь придумывал и мастерил, заготавливал дрова для наших трёх печек, выполнял просьбы своих хозяюшек. День проходил в трудах и заботах, но вечером, вымытые, в футболках и шортах, мы собирались за столом, ужинали, пили чай и отдыхали телом и душой в окружении своих близких и любимых. Ночь завершала очередные посиделки, утро открывало новый трудовой день, не суливший каких-либо неожиданностей, но однажды наступил вечер, который нам не забыть никогда.
Мы сидели за столом и занимались своими делами. Я выпиливал девочкам бамбуковые колечки, Лэрри мелко шинковала какой-то корешок, готовя его к сушке, Кэролин что-то штопала или шила. Миранда закончила мыть посуду и присоединилась к нам. Она сидела, подперев голову ладонью, и задумчиво глядела в окно. Внезапно девушка тихо запела, к ней присоединились Кэролин и Лэрри, и в нашем доме зазвучала ПЕСНЯ! Я завороженно слушал пение своих девочек, и совершенно новое чувство овладело мной. Девочки закончили песню, и я бросился к ним, целовал их любимые лица и кричал что-то невразумительное. Они с недоумением смотрели на меня, а я всё кричал, выплёскивая на них свои чувства и эмоции:
- Милые, любимые! – кричал я, - Вы понимаете, что сейчас произошло? Мы перестали выживать и начали ЖИТЬ!
[justify]То, что произошло, когда смысл моих слов дошёл до них, я не могу передать. Бразильский карнавал и Хэллоуин объединились в НАШЕМ ДОМЕ. Мы плясали, пели, читали стихи о любви, снова пели. Потом мы упали на застеленный парашютом песок,
