Декады день... Мистерии не вошедшие в канон

совесть здесь не причем, - Вольдемар пожал плечами.- Это же не мои личные исследования". Вдруг Фригодный обратил внимание на то, что во время артикуляции им своего возмущения все реципиенты, кто прямо, а кто скоса, но крайне внимательно, поглядывают на его рот. "Чего еще... выдумали... Нате! Смотрите! - он высунул свой язык и показал каждому, даже Алене, которая преодолевая смущение, однако же не отвернулась, заинтригованная демонстрацией языка господина Фригодного, с профессиональной точки зрения, конечно же. На некоторое время воцарилась тишина.
 Далее повествование Вольдемара носило несколько сбивчивый характер. Было очевидно, что он не хотел раскрывать всю информацию, приведшую его к драматическому финалу, опасаясь за судьбы помогавших ему людей. Но из этого сбивчивого рассказа с недомолвками следовало, что он предпринял безуспешную попытку выяснить судьбу, задержанного на его глазах знакомого, предлагал в разные издания материал, написанный по следам событий, в которых он оказался непосредственным участником, и многое другое.
  В конце концов начались звонки по телефону. Никаких угроз, но молчали, сопели... Какие-то типы маньякоподобного вида постоянно толклись во дворе, откровенно не заметно заглядывая ему в окна. На работе шеф по десять раз на день у меня спрашивал, все ли у меня в порядке. Один раз даже отказали тормоза в его машине, которую за неимением гаража, оставлял во дворе.
  Ну, то есть все как в кино. Когда он понял, что добром это не кончится, принял с первого взгляда абсурдное предложение встретится с неким должностным лицом иностранной державы, заинтересованной в развитии демократии в нашей Державе. Этим лицом оказался Консул Гондураса, так ему представили лицо доброжелатели.
  "Консул посмотрел на меня внимательно и долго. После чего, вздохнув, сказал на понятном языке: "Хорошо. Мы напечатаем вашу статью у нас в... Государственной прессе". "А... вы не из Гондураса?" - робко поинтересовался Костик. Консул усмехнулся: "Да, мы из Гондураса, но... только не из того Центрально Американского или какого-то там еще! Мы из Настоящего Гондураса!" После этих слов он торжественно посмотрел на меня, ловя впечатление от своих решительных слов. "И даже не возьмем с вас деньги!" Снова пауза. Аттракцион невиданной щедрости! "Более того, мы даже не будем переводить ее на государственный язык!" "Как это?! - чуть не высказал я свое удивление вслух, но рот все-таки открыл. Консул почувствовал в этом движении моих челюстей поощрение, чтобы не сказать восторг. "Ну и, наконец, - переходя на полу шепот, доверительно сообщил он, - хм, я уже проконсультировался, после всего этого мы готовы предоставить вам политическое убежище!"
 Я, очевидно, выглядел после этих слов окончательно покоренным альтруизмом державы, которую представлял Консул. "Мы относимся к вам с доверием, конечно. Иначе, сами понимаете, он улыбнулся, - наши предложения были бы... хм, скромнее. Но... как вы думаете, это, - он ткнул пальцем в то место на листе с текстом, где влекущее и таинственное словосочетание "Секретный доклад" затмевало весь прочий текст, - это не дезинформация?" Я пожал плечами и пересказал историю о том, как они попали ко мне. Он усмехнулся. "Проверочка! Ваша реакция подтверждает, что вы честный молодой человек. Наши эксперты уже провели логико-лингвистический анализ текста. Нет никаких сомнений документ действительный! А наши эксперты ого-го! Вы их даже имен не знаете, а они творят, что хотят! И ваши научные круги нашей идее сочувствую и политики многие, и на западе... Вот, профессора Доктораго вы не знаете, например? "
  У меня так сердце и заколотилось. Но я дипломатично ответил, что, нет, мол, лично, не знаком. "Вот! Вот! А мы его идеи, да вот эти идеи, - он ткнул пальцем в "Секретный доклад" лежавший перед ним на столе. - Да еще те идеи... И знаете, что получится? Великий Гондурас! Представляете: вся планета Земля - один Великий Гондурас! Без места и без образа, а только один Великий Гондурас" Тут он зашелся чуть не до припадка. Мне показалось, что в следующую минуту он рухнет на колене и начнет молиться, созданному образу Великого Гондураса. И я понял, что, кажется, попал, что отсюда я уже не выйду, если не признаю Великого Гондураса. А Консул, наконец, несколько успокоившись, уже объяснял мне маршруты моей нелегальной эмиграции: "На запад вы попадете по газопроводу. Та вас встретят гм... наши люди. Они решат все вопросы дальнейшего вашего передвижения". Я попытался усомниться в реальности названного им маршрута, но не успел еще раскрыть рот, как он меня успокоил: "Не волнуйтесь, если встретите какие либо затруднения на этом маршруте, у нас есть запасные. В частности окно... на китайско-финской границе".
  Здесь Вольдемар снова сделал паузу. Было видно, что он все события переживает заново и очень устал. "И кто же вам помешал стать предателем Родины? - строго и презрительно вопросил пан Фригодный. На него зацыкали, а неприступная Светлана Сергеевна даже подошла к Вольдемару и приговаривая "ну-ну, все хорошо", тем самым поощрила его к описанию финала. Взгляд Алены тоже выдавал ее нарастающее и не формальное небезразличие к рассказчику.
 "Меня отправили через трубу... Ну, и я заблудился. Пошел не в ту сторону. Вышел в одной дружественной нашему Гаранту Среднеазиатской демократии... В результате... - Вольдемар уже еле ворочал языком. - В результате меня депортировали в зад. Вот собственно и все".
 "А как же вы здесь оказались? - на смотря на сочувственное отношение к состоянию Вольдемара, не смогла удержаться от любопытства Валерия Александровна.
 "Дальше все как у людей... Сначала Следственный изолятор - одиночная камера. Допросы, допросы, допросы... А потом ... сюда". Вольдемар помолчал и добавил: "Как видите у меня было, где научится, тому ...что я продемонстрировал".
 Воцарилась тишина. Каждый сопоставлял полученную в течение дней проведенных в Зоне информацию. Вспоминались и история Валерии Александровны о тайной эволюции видов и секретная тараканология, и все те превращения, которые происходили с героями других мистерий.... Все это собранное воедино словно завело хоровод, в котором то появлялась, то исчезала, как в языческой пляске некая, пока еще невыразимая словами ясность. Эти мгновения ясности надо было удержать, расширить их, но, наверное, не хватало мускулов их умам. Страх от того, что в этом хороводе выступало в обнаженном виде, и перед чем не было никаких скидок, никаких компенсаций, никаких извинений, никакого алиби, пугал их и заставлял отворачиваться.
 "Так что готовьтесь. И сегодня нам лучше не расходиться отсюда и на индивидуальные проработки не ходить. Потому что ... не все могут вернуться. А если точнее, то никто не вернется".
  - Oй! Ой! - запричитала Валерия Александровна. И затем все тише: "Ой..."