Эх, мама

ворчал, но соглашался, и Игорю казалось, что мать не одна, под присмотром. В марте он только один раз выкроил время, чтобы заехать.
  Он отдавал себе отчет, что на самом деле попросту боится - мать стала чаще бредить, а когда казалось, что она в сознании, ничего не говорила, смотрела пустым страшным взглядом: не разобрать, понимает ли она что-то, или нет. Илья Иванович говорил, что пару раз она пыталась выйти во двор, но потом перестала.
  Игорю все казалось, что мать на него злится за что-то, а она, оказывается, умирала.
  Он вспомнил, как после смерти отца удивлялся, что мать так часто ездит на его могилу, не понимал ее, спрашивал, зачем. "Мертвым не о чем разговаривать с живыми, сын", - ответила мать. - "Но живым есть о чем беседовать с мертвыми. Мертвые - самые благодарные слушатели".
  "И опять ты права, мама", - подумал Игорь. - "Я теперь с тобой все время разговариваю. В жизни столько не разговаривал с тобой, как в эти дни. Ты меня, бывало, прерывала, всегда все переиначивала, с этой Украиной вывернула меня наизнанку, а теперь молчишь. Ну и молчи, дай мне выговориться хоть сейчас".
  - Что я хочу? - повторил он. - Я хочу не кривить душой. Хочу быть честным - хотя бы перед самим собой... Мне надоели компромиссы... Понимаешь, мне кажется, что мама мне завещала быть честным.
  Данила отодвинул уже наполовину пустую бутылку, кивнул:
  - Слушай, а давай чаю попьем? А? Да, Екатерина Яковлевна такая была... Я тебе не рассказывал? Помнишь, у тебя года три назад бухали по поводу моего назначения на начальника отдела? Сначала в конторе, потом к тебе поехали. Тогда еще мама твоя заскочила к тебе зачем-то. Так вот, я выхожу из уборной, пьяный, расхристанный весь, а она стоит в коридоре и этак презрительно спрашивает: "Даниил, а вам не кажется, что теперь вам предстоит руководить кучей дерьма?" Я аж протрезвел.
  - Ну и как? Не кажется?
  - Что не кажется?
  - По поводу кучи дерьма, - пояснил Игорь.
  Данила побагровел:
  - Ну, знаешь, Игорь... Ты это, друже, полегче. Из тебя мамы все равно не получится!
  - Это да. А, собственно, почему?
  - Да ты, Гарик, не в обиду будь сказано, слишком мягкий, - объяснил Данила, мотая головой. Чувствовалось, что он разозлился. - Екатерина Яковлевна была - кремень, а ты - душа, как говорится, мятущаяся. То туда, то сюда...
  - Ты нашел прекрасную замену слову "говно"... Мать сама говорила, что я изменился.
  - Изменился он, как же. Значит, ты возвращаться не хочешь. Компромиссов не хочешь... Уверен?
  - Не хочу.
  - И теперь ты хочешь быть честным? - зло сказал Данила.
  - Ну да.
  - Так. А кто Перовскому статьи пишет? О ужасах украинского фашизма?
  Теперь уже кровь бросилась в лицо Кириллу. "Откуда известно? - лихорадочно размышлял он. - Я же под псевдонимом. Неужели сам Перовский разболтал? Непохоже на него. Он, конечно, подлец, нацик, но, когда надо, язык за зубами держит... А может, здесь как раз не надо? Черт, черт, черт".
  - Знаешь, Игорек, пойду я. Дел много, - сказал Данила, наблюдая за ним, глаза у него совсем сощурились, превратившись в маленькие щелочки. - Перовский, кстати, звонил, он знает, что мать у тебя умерла. Соболезнования передавал, просил обращаться к нему, когда понадобится, незамедлительно. Знаешь, что сказал? "Он же практически мой сотрудник, мы своих не бросаем". Понял? Так что насчет куч дерьма не тебе говорить, однокурсник. А так - звони, если что. И насчет возвращения - подумай еще раз. Ох, возня мне с вами.... Все стали с претензиями, нет, чтобы поработать...
  Он прошел в прихожую, бурчал, возился там, одеваясь.
  "Вот теперь я точно к тебе не вернусь", - подумал Игорь, закрывая за гостем дверь. Он прошел по комнатам, провел пальцев по поверхности книжных полок, недовольно хмыкнул: действительно, пыльно. Постоял, попытался понять, что ему хочется прочитать, и не понял. Подошел к письменному столу, с ненавистью посмотрел на компьютер, включил его. Принес с кухни недопитую бутылку водки, хлебнул прямо из горлышка. Узнали таки о Перовском...
  Игорь с гримасой отвращения проглядел заказные статьи, сырые, совершенно еще не готовые, отметил про себя, что надо бы их дописать, в каком-то лихорадочном порыве стер их и удалил файлы, и тут же пожалел об этом: теперь придется заново все переделывать, обещал же. Неудобно, люди ждут... Перовский ждет. Обещал, так выполни, так ведь, мама? Ох, и злилась бы ты, если бы узнала.
  А Перовский, между прочим, деньги платит, и неплохие. Жить-то надо? Жрать-то надо? За квартиру платить? А если Ленка вернется? Девушки не любят тюфяков, это ты права, мама. Это правда, но безденежных кавалеров они тоже не любят. Рай в шалаше сейчас никого не устраивает. Хотя бы потому, что теперь разучились делать шалаши... А может, все-таки вернется? Ведь это же невероятно, чтобы была любовь, а потом в одночасье сгинула... Как я по ней скучаю. А что надо сделать, чтобы она вернулась? Хорошо зарабатывать. Восстановить прежний круг друзей. Вернуться к Даниле, может быть? Нет, невозможно...
  Правда, теперь не надо тратиться на тебя, мама, и это даст мне некоторую фору, размышлял Игорь. С деньгами я решу. Теперь есть свободная хата, и черта с два я ее сдам задешево. Опять же, заказами меня не обойдут, имя все-таки у меня есть...
  Вот тебе и самостоятельность, холодно и отчетливо мелькнула мысль. Лена тебя покинула, работы толком нет. Господи, вот идиот! Сам же лишил себя хорошей работы, принципиальность проявил. Как тогда с Парижем. В позу встал: не могу, мол, врать больше. Хочу быть честным. И к чему это привело? Работаешь на человека, который еще в вузе сам себя прозвал Фюрером...
  А круг-то замкнулся, вернее даже не круг, спираль какая-то получается, усмехнулся Игорь. И раньше для чужих дядей врал и изворачивался как мог, и к этому же вернулся. На другом уровне, правда, гораздо более мерзком... Правильно Лена от тебя ушла, был ты дураком, дураком и остался. Эх, мама, ничего у тебя не получилось.
  Он опять хлебнул, не утруждая себя наливанием водки в рюмку, открыл файл с недописанной первой главой своего романа. Игорю вдруг остро, до дрожжи в руках, захотелось его написать, издать и ткнуть в лицо всем своим друзьям, коллегам, Лене, Илье Ивановичу и его дебелой дочке, от которой он еле избавился на поминках. Вот вам, вот, мечтал он, нате, жрите. Вы всегда что-то хотели от меня, рвали на части, пытались из меня что-то слепить по своему образу и подобию, и ты, мама, больше всех. Ты перевернула мою жизнь, мама, так на, читай, убедись, что твой сын - не тряпка!
  Игорь поспешно начал молотить по клавишам, но скоро замер и откинулся в кресле. Текст получался корявый и пошлый, буквы мельтешили черными точками в глазах, может быть оттого, что он чувствовал себя пьяным. Мысли, которые он старался перенести на экран, казались сначала очень глубокими, значимыми, настоящими, но, изложенные в романе, становились плоскими и банальными, в них звучала только пустота.
  "Я ничего не напишу", - с испугом понял он, тут же услышал звук удара, бьющегося стекла и удивленно уставился на посеченные обои, на которых расплывалось большое мокрое пятно. Только через несколько секунд до Игоря дошло, что он швырнул в стену почти пустую бутылку водки.
  - Елки-палки, я ничего не напишу, - повторил он вслух. - Я же не умею. Мама, я же ничего не умею.
  Он сходил в прихожую за веником, бережно собрал осколки и ссыпал их в мусорное ведро. Потом пошел в ванную, разделся, долго рассматривал свое отражение в зеркале. Еще хорош, подумал он. Бабам ты еще нравишься, ну и что же, что катит под сороковник? Тело крепкое, пузо небольшое, вон Данила какой колобок, и не парится, и ты не парься. Пузо и согнать можно. Бегать по утрам... Пешком чаще ходить. Лицо, правда, не шедевр. Крупное лицо, от мамы досталось. Щеки все в каких-то угрях. Нет, ничего еще паренек.
  Игорь встал под душ и стоял там, чередуя горячую воду с холодной, пока из него не вылетел весь хмель. Он докрасна растерся полотенцем, накинул халат, отправился на кухню и налил себе сока: после водки хотелось пить. Со стаканом сока в руке он прошел к компьютеру и некоторое время сидел, курил и думал о том, что при Ленке дымить в квартире себе не позволял. Даже на кухне. "Теперь все можно", - подумал он, чувствуя внутри лютую пустоту, ту самую, которую он пытался облечь в слова. И, спасаясь от пустоты, Игорь трусливо стер и файл с романом.
  Обращаться, значит, незамедлительно? Ну что же, обратимся незамедлительно. Не-за-ме-длительно. Слово-то какое важное. Правильно, нечего тянуть кота за хвост. Такая решительность матери бы понравилось. Это поступок, что ни говори. Будем самостоятельны. Будем, черт возьми, самостоятельны. Правильно, если нырять в дерьмо, это надо делать самому и не ждать, пока тебя подтолкнут: потом будет не так обидно.
  Дотянувшись до трубки, Игорь набрал номер, скинул, помедлил и набрал снова. "Ты все точно решил? - вновь спросил он. - Ты потом не будешь жалеть?" "А тебя жалели? Тебя понимали? И ты не жалей. Решил - делай", - сказал внутри него чей-то голос, чужой, холодный и суровый, похожий чем-то на мамин, и он сначала даже не понял, что говорит сам с собой.
  Тогда он затушил очередной окурок, чуть не промахнувшись мимо пепельницы (руки вдруг затряслись) вновь нажал на нужные кнопки и, услышав голос Перовского, сказал ему, что согласен на штатную должность в его холдинге и претендует на достаточно высокое место и соответствующую зарплату.
  В окно ударило солнце, небо расчистилось, и Игорь, закончив разговор (он оказался очень коротким), подумал, что весна, наконец, наступила и скоро уже распустятся листья. Можно будет по выходным ездить за город, в лес, дышать свежим воздухом. Мама любила лес, вспомнил он.
  "Да, мама, ты меня видела насквозь, - размышлял Игорь. - Вот ты и добилась своего: я поступаю по своему разумению. Ты хотела, чтобы я определился? Я определился. Теперь я всегда буду поступать по-своему. Интересно, понимала ли ты, чем это все закончится?"
  И обои теперь менять, озабоченно подумал он. Все надо менять. Купить шкафы для книг, полки эти дурацкие выкинуть. Кухня еще ничего, а вот в ванной надо сделать ремонт. И вообще мебель пора обновить.
  Но начать надо с обоев. Зря я бутылку швырнул. Погорячился. Гости придут, теперь, наверное, много народу будет заглядывать, неудобно ведь с таким пятном. Медлить не надо, завтра и приступить. Интересно, сколько это будет стоить? Дорого, наверное, сейчас все стало ужасно дорого. Ничего, теперь мне заплатят, и очень хорошо заплатят. На все хватит.
  Содрать старые обои к чертовой матери, и купить новые. Надо подобрать хорошие обои. Выбор большой, богатый, тут главное - не промахнуться, сделать так, чтобы самому понравилось.
  Обои. Да. Да. Да. Надо начать именно с этого.
  Эх, мама.
  Апрель-май 2015 года.