Кирилл.
— Для тебя плохо. Для коллег. Для меня плохо....
— Чем же это плохо для тебя?
— А тем, что я вынужден оправдываться ТАМ за твои выходки! — завизжал Данила, багровея. — Твои нелепые убеждения — это твое дело! Если хочешь, то ходи слепым, болван! Но не подводи нас!
Кирилл побледнел и испуганно спросил:
— Погоди... Да что не так сделано-то? При чем здесь мои убеждения? Это не отражается на работе.
— Даааа? А кто позавчера дал целую простыню сводки из Киева и только потом к ней подвесил какой-то жалкий лепет Донецка? Ты знаешь, что я тебя два часа отмазывал? Да что ты вообще творишь-то?
— Что приходит, то и даю, — огрызнулся Кирилл. — Сводку украинскую я и так почикал, только суть оставил. А что ДНРовцы дают какие-то огрызки вместо информации, так я тут не виноват.
— Ну и не давал бы вообще Киев. Дождался бы инсургентов, и к ним одной фразой приписывай: «тем временем в Киеве утверждают, что ополченцы продолжают атаки в западном направлении».... Сбалансированная позиция. Так надо, вот!
Кирилл развел руками:
— Ну совсем охренели....
— Это ты охренел, мой друг, — проникновенно сказал Данила, привстав и заглядывая Кириллу в глаза. — Не знаю, что с тобой творится. Ты стал плохо работать. Раньше я был за тобой, как за каменной стеной. Я шел в редакцию и знал, что там ничего плохого не произойдет, потому что там сидишь ты. А теперь я еду на работу и со страхом думаю, какие сюрпризы меня ожидают! Именно потому что там сидишь ты!
Бледный Кирилл теперь сидел очень прямо, сжав зубы и играя желваками:
— Не пойму, что изменилось за такой короткий срок. Какие ко мне конкретные претензии?
— Вот что, однокурсник, — задушевно ответил Данила. — Ты слушаешь не тех и не то. Я не заставляю тебя смотреть телевизор, хотя надо бы. Но у всех такое впечатление, что ты перешел на сторону врагов. С какой стати ты веришь этим сукам из Киева и не веришь нам? Какое право ты имеешь так поступать? Ты, работник российского СМИ!
— Киевляне меньше лгут.
— На войне лгут все!
— Да я и не спорю, — махнул рукой Кирилл.
Данила вытащил платок и вытер лоснящееся круглое лицо.
— Вот и хорошо. Ты всегда был разумным человеком. Сам посуди: ну как можно верить этим извергам? Этой сволочи из нацгвардии? Этим ворюгам?
— А как можно верить нашим? Те хотя бы воюют за свою землю....
— Нашим нужно верить. Кому же еще верить? — наставительно произнес Данила. — Эх, жаль, я курить бросил. С вами не то что закуришь, запьешь тут. Знал бы ты, как выпить иногда хочется! Сборище вольнодумцев, черт бы вас побрал. Черт, где моя чашка?
— У тебя под локтем, ты сейчас ее разобьешь.
— А, точно.
Данила помолчал, сосредоточенно что-то обдумывая.
— Да и какой-то странный ты стал, Киря, — сказал он мягко. — С прошлого года гляжу на тебя, и тревожусь. Вялый какой-то, сонный. Бродишь по конторе, как муха. Пьет он, думаю, что ли? Непохоже на моего Кирилла, непохоже.... У тебя дома все в порядке?
Кирилл поморщился:
— Все... Все ок.
Он вспомнил, что жена уже несколько дней отказывается разговаривать с ним и по вечерам куда-то уходит, а Олежка носа не показывает из своей комнаты и стал очень вежливый и тихий. «Привет, папа. Очень вкусно, папа (раньше не ел совсем гречневой каши, рев мог устроить за ужином, а сейчас безропотно глотает). Я пойду спать, папа. Спокойной ночи, папочка».
— Все в порядке, — повторил он.
Данила шлепнул ладонью по столу:
— Тогда возьми себя в руки и возвращайся к своему привычному уровню работы. Ты же профессионал, каких нет нигде! Мне очень жалко будет тебя увольнять, Кирилл.
— Вот как, — через силу усмехнулся Кирилл. — Уже и до этого дошло?
— Пока я тебя отбиваю, — сказал Данила. — Но на сколько меня хватит.... А ты совсем помочь мне не хочешь. Задурили, понимаешь, тебе голову, ох, задурили. А ты своим умом живи. И, знаешь что, определись уже, с кем ты. А то, на двух стульях сидючи, жопу порвешь. Я очень надеюсь, ты выберешь правильный стул... Так, ты все понял?
— Понял, начальник, — с вызовом ответил Кирилл.
Данила сделал гримаску.
— Ну вот опять. Ну что ты в бутылку лезешь? Тебе же добра хочу. Ладно, иди, работай.
Кирилл встал и пошел к двери. Он почувствовал, что его подташнивает. «Как бы не блевануть прямо здесь», — подумал он, морщась.
— Стой! Ты вечером-то придешь? — сказал ему в спину Данила.
Кирилл помедлил.
— Приду. Сводок дождусь вечерних и подскачу.
— Ну вот и хорошо, и славно, — обрадовался Данила. — Сто лет не сидели вместе. Ох-хо-хо, а помнишь наш рейд по ирландским барам? Гагага, сколько мы тогда «Гинесса» выпили, а? Так что давай, старина, жду вечером.
Кирилл вышел, закрыл дверь и прислушался.
— От премии, видите ли, отказывается, машина ему, понимаете ли, не нравится... Совсем с ума сошел! — услышал он.
Под вечер город стало заметать. Разыгралась целая вьюга, пронеслась по Тверской, прогнала людей и оголила тротуары, заблестевшие гладким льдом под светом фонарей — хоть на коньки вставай. Ветер забирался под шапки, тыкался в шарфы и перчатки, распахивал полы пальто и забрасывал под одежду пригоршнями слякоть и озноб.
Кирилл пробежал по улице мимо закрытых магазинов и пыльных витрин, на которых виднелись криво намалеванные надписи: «аренда», «распродажа», «сдается», мимоходом подумав, что скоро из центра исчезнут все дорогие бутики, гламурные кафешки, элитные «ювелирки». Прохожих смело метелью, но машины встали в пробку и пыхтели в ней безнадежно.
Когда он свернул в переулок, там и машин не оказалось, обнаружилась только тишина, мокрый снег и ветер, яростно свистевший в арках, возившийся, как кот, в мусорных баках и требовательно стучащий в окна. Редкие деревья угрожающе раскачивались, скрипели, швырялись сухими сучьями. Темнота в переулке стояла такая, что Кирилл чуть не пропустил нужную подворотню.
В ресторан Кирилл крепко опоздал. На входе он сразу попал в нетрезвые объятия коллег и прихлопывания по плечу, вокруг вертелись обнаженные плечи женщин, звон бокалов и стук вилок о тарелки. Здесь уже давно установилась атмосфера праздника и беспечности, пятница подходила к концу, впереди маячили выходные и тормоза были отпущены, удила — закушены, а в зале царила полная свобода слова.
— А министр поворачивается к нам и говорит: «Идите все в жопу, ублюдки»...
— Ангелина, вы сегодня очаровательны! Право, глаз не могу отвести...
— Шалунишка!
— Он подавился на фуршете бутербродом с коньяком и долго сидел без дыхания, пока пресс-секретарь не ударил между лопаток...
— Гагага.
— Очаровательная штучка!
— Господа, господа, потише! Я желаю поднять этот бокал за Данилу Константиновича, дай бог здоровья ему и его машине...
— Испортился микрофон в самый ответственный момент, как раз тогда, когда он должен был сделать свое сенсационное заявление...
— Кирилл, здорово, налейте ему кто-нибудь штрафную, а то он какой-то кислый.
— Да пофигу, все равно все знали, что он должен сказать, и передали молниями. Генерал не возражал...
— Подайте, пожалуйста, воон того поросенка. Это телятина? Неважно...
— Конкуренты нарушили, блядь, эмбарго и дали эту информацию на пять минут раньше. Ссылок нарубили кучу. Их, блядь, наказали...
— Я с ней познакомился на пресс-конференции, а после мы сразу поехали кататься на трамвае по Бульварному кольцу...
— Ангелина, душа моя, поцелуй, один всего поцелуй, умоляю!
= Она закончила вести круглый стол, повернулась на выход, а у нее штаны на заднице лопнувшие, хахаха. Вот смеху-то было!
— Я написала в фейсбуке пост про этот банк, и с тех пор они не дают мне никаких материалов...
— Его вышвырнули из поликлиники, потому что он что-то резкое говорил про реформу. Я сделал новость, но главред ее зарубил...
— Шалунишка.
— Киря, ты чего такой бледный?
— Друзья, мне очень приятно, что удалось собраться наконец этим вечером всем нашим дружным коллективом...
— Уже еду в контору, а тут мне звонят и говорят: твой клиент подход к журналистам делает. Ох, е-мое, думаю, ну суки, и не предупредил никто...
— Гагага.
Кирилл некоторое время ничего не понимал и моргал с непривычки, ему сунули в руку бокал и он влил содержимое в рот, не ощутив, что пьет. Он пожал несколько рук, поцеловал несколько щек, раскланялся с руководствам. Данилы не было видно, но голос его доносился откуда-то из центра залы, где клубилась самая большая группа коллег. Остальные сбились вокруг в кучки поменьше. Лепту в общий шум добавляла музыка, и молодежь уже наладилась танцевать.
Кирилл усмехнулся невесело, подумав о жене: «Зря Ларка отказалась пойти. Про Олежку вспомнила, надо же. Оставить ребенка не с кем... А то бы увидела, какое у нас тут веселье. Ей бы это все пришлось по душе».
Он выбрал более-менее тихий угол и обосновался там, положил себе кусок какого-то мяса и салат, налил водки, выпил и стал есть. Он вдруг понял, что очень голоден. Кирилл кушал жадно, роняя куски, сжав вилку в кулаке и не поднимая глаз, поэтому не заметил, как кто-то уселся на соседний стул.
— Наше вам, — произнес в ухо вкрадчивый голос.
Кирилл покосился через плечо и увидел тщательно выбритые щеки, аккуратный нос, губы бантиком и устремленные на него немигающие глаза. Перовский непринужденно раскинулся на стуле, положив ногу на ногу и небрежно покачивая модной туфлей, чуть не касаясь колена Кирилла. Он медленно приподнял холеную руку и протянул ее Кириллу, будто кардинал для поцелуя.
— Очень рад вас видеть, Кирилл Иосифович, — сказал он. — Надеялся вас здесь встретить.
Кирилл разозлился, смутился и попытался одновременно проглотить кусок мяса, буркнуть что-нибудь холодно-уничижительное и положить столовый прибор на скатерть, и в результате стал смешон. Губы Перовского, вечно вытянутые в трубочку, словно он собирается дунуть, дрогнули в почти незаметной улыбке. Кирилл швырнул вилку на стол, сделал мощный глоток, кивнул и машинально руку пожал.
— Вы не спешите, кушайте, Кирилл, — сказал Перовский. — Вы же, наверное, после работы.
— Да, я после работы, — ответил Кирилл, тщетно пытаясь придать своему голосу вызов.
— Как там? Наши еще не взяли Дебальцево?
— На момент моего ухода — нет, — сказал холодно Кирилл.
Возьмут, — уверенно произнес Перовский. — Очень скоро возьмут. И Дебальцево, и... другое.
— Откуда такая уверенность?
Перовский мягко засмеялся:
— Ну, дорогой мой, я, скажем так, немного в курсе происходящего, и не только из наших СМИ. Так что будьте готовы рапортовать, так сказать, общественности, о нашей победе.
— Всегда готов, — буркнул Кирилл.
— Это правильно, — кивнул Перовский. — Теперь такое время, что всем патриотам надлежит быть всегда готовыми.... Вы ведь патриот, Кирилл?
Кирилл почувствовал озноб и уставился на своего собеседника. Тот сидел, внимательно созерцая стоящие перед ним блюда. Кирилл отметил, что Перовский очень элегантно одет. «Какая разница между сегодняшним Перовским и тем парнем, который ходил 20 лет назад по общаге обкуренный в доску, в одних шортах и драной кофте. Фюрер... », — подумал он и медленно, пытаясь взвесить и оценить каждое свое слово, произнес:
— Да, Станислав
