Вильнюсский Голем

начальник еврейской полиции гетто. Для кого предназночалось оружие? – спросил он закуривая. Не получив ответ, он с разварота бьёт девушку кулаком в лицо, кидая её вместе со стулом на пол. Я ещё раз спрашиваю, для кого предназначалось оружие, прорычал он, нанося удар ногой в солнечное сплетение на полу лежащей девушке. Облив её из черпака водой, он приказал своим полицейским посадить её за стол. Он развезал ей руки, и налил стакан воды, который поставил рядом с ней.  Подождав пока она с жадностью закончила пить воду, он ей сказал: “Я советую тебе лучше расколоться евреям, чем сделать это в гестапо перед немцами”. “А какая разница между вами и между гистапо?”- спросила она.  “Ваши побои нисколько не мягче немецких, да и растреливайте вы с такого же оружия, как и они. Только тщетны ваши сторания, вы также будете уничтожены, только попозже, когда поможете уничтожить всех своих, и станете не нужны им. А убьют вас литовцы, потому что немцам будет брезгливо марать руки о такую мразь, как вы. Это участь всех предателей, во все времена”. Увести её запереть, сутки воды не давать! А там видно будет, когда и где. Он дрожащими руками закурил новую сигарету. “А ведь она сучка права, как только красные приблизятся, немцы нас леквидируют. Что же нам делать дальше? Генс говорит, что его руки измазаны кровью своих братьев, что же говорить о таких как я, искупанных в крови своих собратьев. Выжить, выжить любой ценой моим детям, Хане, маме. А потом двинуться на запад и в Полистину, а там будут судить англичане, если свои не линчуют. Ладно, лижбы спасти семью”. Эда сидела на каменном влажном полу, в клетке без окна. Рядом вольяжно разгуливала голодная крыса, которая периодически шипела в сторону узницы. Ей, не переставая, болел живот, вернее место удара. “Хотя бы глоток воды,  я всё отдала бы за него, хотя, что у меня есть, кроме грязной порваной одежды, да оружия в тайнике. Нет, лучше сдохнуть, чем отдать свой автомат”. Она повернула вправо голову, и увидела рядом с собой крысу шипящию и смотрящую на неё, готовую к прыжку. Нащупав в левом кормане булавку, она, отогнув конец, со всей силы вогнала её в тело крысы. Крыса, не успев вцепиться в тело узницы, осталась лежать на боку, дёргая телом и фантонируя кровью из раны. Эда не знала, сколько прошло времени, однако, задремав, она внезепно проснулась от лёгкого прикосновения к плечу. Открыв глаза, она увидела над собой Голема, так же как и во время боя, прилогающего указательный палец к губам. Она, в начале, подумала, что ей это сниться. Как может проникнуть человек, в подземелье полиции, незаметно, обойдя всех охранников, открыть камеру и безнаказанно появиться рядом с ней. Голем, воогрузив её худое тело себе на спину, двинулся потёмному корридору к выходу. По дороге из темницы, Эда увидела на полу трупы охранников и полицейских. Выскочив из здания полиции, Голем вместе с ношей на спине, прыгнул в рядом открытый люк конализации, закрыв за собой крышку люка.
8. Любовь и потеря
Сильный взрыв, прогремевший совсем рядом, заставил вздрогнуть и пробудиться Эду от глубокого сна. Открыв глаза, она не могла сообразить, где она находится. Последнее, что запомнилось ей, так это камера в подвале полиции гетто и незабываемый взгляд человека в маске, да трупы охранников. Дальше мрак и забытье. Она оглянулась по сторонам. Комната в подвале, буржуйка, не хитрая кухонная утварь. Завешенные оконные прорези над потолком кусками солдатских шинелей с трудом довали пробираться языкам дневного света. Несколько деревянных дверей на стенах, бочка с водой, да порубленные дрова, уложенные в углу, завершали не хитрый натюрморт подполья. Внезапно, одна из дверей открылась, и в комнату вошёл обладатель дивного взгляда. Эда села на лежанке, устремив свой взгляд на внезапного посетителя. О, мы уже не спим? – как бы констатируя факт, спросил он. Да, я только что проснулась, скрипучим голосом ответила Эда. Скоро будем обедать, сказал он, а пока попей воды и положи голову, наберайся сил. Они нам сейчас ой как нужны задумчиво сказал он, зачерпывая воду из бочки. “А где мы находимся?” – спросила Эда. Мы находимся на оставленом хозяевами хутаре, которых раскулачили до войны большивики. Подход к дому заминирован со всех сторон.  А взрыв, что вероятно тебя разбудил, так это неудавшаяся попытка любопытных литовских патриотов проникнуть на территорию брошенного хутора, скорее всего, с целью наживы. Он сел на табурет и принялся чистить картошку, марковь и лук, бросая их в котелок, согреваемый буржуйкой.
Когда начало темнеть, Голем предложил Эде выйти на прогулку. Одеваясь, она обратила внимание, что её грязная и порванная одежда, постирана, зашита вручную, грубыми, но крепкими швами. “Сколько же я спала?”- подумала Эда. Она внимательно смотрела на своего спасителя. Немецкие офицерские штаны в голифе были оккуратно вложены в натёртые до блеска сапоги. Серый свитер облегал худое и москулистое тело молодого человека. На свитер была одета коженная охотничья куртка, с множеством, чем-то набитых, карманов. Он вытащил из внутренего кармана Вальтер, проверив наличие патрон в обойме. Потом он, как факир, достал неизвестно откуда два немецких автомата MP-40, передав один из них Эде. Кроме этого он передал Эде ещё четыре наполненных обоймы. Далее, Голем зажёг фонарик и открыв одну из дверей пошёл вперёд освещая путь. Примерно через полчаса, они оказались у двери, преоткрыв которую, тут же упёрлись в густой стог сена. Голем нырнул в стог сена, прорываясь сквозь него, и по его следам последовала Эда. Выйдя из стога, они оказались среди деревяных, полузгаревших балок разрушенной конюшни. Снаружи было совсем темно, только звёзды и полумесяц слегка освещали их местонахождение. Они пошли вдоль тёмного леса. Лицо Голема, так же, как его голова были покрыты чёрной щетиной, а орлиный еврейский нос, и чёрные как смоль глаза, источали решимость и мужество. Смотря на него, Эда не могла оторвать от него свой взгляд. Расскажи мне про себя, не оборачиваясь к ней, попросил Голем. А что тебя конкретно интерисует, спросила Эда. Он обернулся к ней, опять взглягув ей прямо в душу, при этом сказав: “обсолютно всё”.  Она завороженная им стала подробно рассказывать историю своей жизни. Вот они семьёй празнуют хануку, и дед Меир-Янкел даёт ей и её брату “хануке гелд” (подарочные деньги на праздник Ханука, предназначенные сугубо детям). Вот она танцует вальс на выпускном вечере в школе. Вот она студентка Варшавского университета исторического факультета. Потом преподование истории в польской школе Вильны. Далее приход русских, закрытие школы, война, гибель родных, партизанский отряд и гибель брата. Сейчас ей двадцать шесть лет, и она думает только об одном, чтобы как больше уложить врагов своего народа. Перед самой войной, Эда вступила в комсомол, поверив в самую справедливую социальную систему, но с истенным лицом этой системы, Эда познакомилась в смешаном партизанском отряде. Но после убийства брата и нескольких своих еврейских товарищей по борьбе “не еврейскими товарищами по борьбе”, только за то, что они евреи, Эда ушла в гетто, где вступила в объеденёный партизанский еврейский отряд. Кстати, сказал голем, это Абба Ковнер сообщил мне, что тебя схватили, а остальное ты знаешь. Он обнял её за плечо, и они продолжили движение в сторону опушки леса. “Через два дня наши друзья по оружию будут ждать нас в Тракае в семье Ильи Казаса” – сказал он. “ Эти две ночи были их ночами, превратив их в самых родных и близких людей. В мгновенья сладострастной близости исчезли все страхи, боли, война и смерть, преодолев которую, они превратились в единую субстанцию счастья. Правда, возникло новое переживание – переживание друг за друга. Они преобрели друг друга, чтобы навсегда быть вместе, и чтобы только смерть могла разлучить их. И смерть разлучила их, забрав у Голема Эду. Это случилось через две недели после сходки в Тракае. У девятилетнего узника гетто Марка Блюфштейна, от восполения лёгких умирала пятилетняя сестрёнка Бася. В больнице Гетто, врач сказал, что для спосения ребёнка нужен антибиотик, цена которого сто пятьдесят немецких марок. Марк решил любыми путями добыть эти деньги. На днях он увидел на стенах гетто объявление немецкого командования, что за выдачу подпольщика или партизана, полагается награда в двести немецких марок. И Марк выследил Эду, которая периодически появлялась на территории гетто через подземелье, ведущее в микву синагоги. Марк подошёл к немецкому офицеру и рассказал про выслеженную им партизанку. Немец потрепал Марка по щеке и протянул ему большую плитку шоколада. Господин офицер, заикаясь, сказал Марк, моя сестра очень больна, ей нужен антибиотик, цена которому сто пятьдесят марок. Помогите, пожалуста, не дайте умереть сестре, я вас очень прошу. Немец повернулся к ребёнку и хитро прищуревшись сказал: “Ты еврей  уже получил своё, но тебе этого мало, ладно…. ”. Он взял у стоящего рядом полицая плётку и со всей силы нанёс несколько ударов по лицу и по голове ребёнка, приговаривая при этом: “Вот тебе еврей сто марок, а вот ещё в придачу пятьдесят”. Избитый в крови Марк пришёл к сестре, которая громко храпела во сне. Он принёс ей кипяток и разбудив, дал ей кусок шоколада. Она со страстью съела лакомство, а через короткое время, Басю стало трести, а из-за рта обильно пошла пена. Она умерла в страшных муках. В таких же муках позже сдохла дворовая собака, которой отдал остаток шоколада Марк. Шоколад, что получил Марк от немецкого офицера, был отравлен. Эда отстреливаясь, отходила в сторону тунеля. Внезапно, рядом с ней прогремел взрыв, навеки похронив её в лобиринте старинного Вильнюсского подземелья.
9. Эстратегия возмездия
В конце войны развалины старого Люблина, как и многие другие европейские города, принимали остатки чудом сохранившихся его граждан, которые вернувшись, заполняя редкие свободные пространства, хоть каким-то образом напоминающие человеческие жилища. Вместе с возвращающимся населением в Люблин передеслоцировался объединёный партизанский отряд под новым названием “Нэкама (на иврите месть)”. Теперь после окончания войны, еврейские партизаны, выполнив свой долг на территории Литвы, поставили себе новые цели. Во – первых, отомстить выжившим убийцам своего народа и их пособникам на территории европы. Во – вторых, помочь чудом выжившим евреям европы попасть в Палистину, а также добыть и транспортировать  как можно больше оружия и боеприпасов, так необходимых воюющим борцам за изгнание колонизаторов и создание еврейского государства в Палистине. Но попав в европу, бойцы еврейского сопративления, были настолько ошеломлены масштабами уничтожения еврейского населения немцами и их европейскими единомышленниками и колбарционистами, что они не смогли не о чём другом и думать, кроме как о мести. Более шести миллионов людей, из них около двух миллионов детей разных возрастов, только за то, что они евреи, были сожжены, растреляны, повешены, утоплены и просто замучены в концлагерях, гетто, закопаны в сотнях братских могил, таких как Понары. Рассказы случайно выжевших людей, недавних узников концлагерей и гетто, и возникшие перед ними картины