Ветеран

В те далёкие советские времена семидесятых, называемых сегодня застойными, когда можно было повседневно и повсеместно встретить ветеранов ВОВ, обвешанных иконостасом наград особенно в праздничные майские дни сложилась традиция в канун девятого мая приглашать их в школу для патриотического воспитания подрастающего поколения. Эта патриотическая традиция не обошла и нашу четвёртую среднюю школу имени И.Д.Черняховского. На дворе стоял тёплый солнечный май 1973-го года. В наш третий “А” класс пригласили ветерана лётчика, оказавшегося соседом моих бабушки с дедушкой (родителей мамы), которые жили неподалёку от местоположения моей школы. С семьёй Виктора Степановича Домовцева (ВСД) у моей семьи не было особенно близких отношений. Все отношения начинались и заканчивались стандартными приветствиями при встрече и такими же стандартными поздравлениями при встрече в праздничные дни. ВСД работал охранником на пятьдесят пятом ящике и обычно под вечер, возвращаясь  домой, был уже под изрядным шефе. Мой дедушка, как работник прокуратуры, с профессиональным подходом к окружающему миру, точно подмечая внешние признаки, присущие отдельным людям, часто любил навешивать соседям и знакомым различные клички и прозвища в виде шаржа и без всякой задней мысли при этом, никак не желая выделить своё превосходство над ними или унизить кого либо из них. Причём, точность этих прозвищ была безукоризненна и, заменяя настоящие имена на прозвища, со временем члены моей семьи забывали настоящие имена знакомых и соседей, что иногда приводило к конфузным ситуациям. Так, к примеру, на первом этаже жила семья Меламедов. Глава семьи, добрейшей души человек, случайно выжавший среди ужасов каунасского гетто, часто встречая членов моей семьи, любил поговорить с ними на разные темы, волнующие еврея, при этом помогая поднять коляску с ценным содержимым, в смысле со мной, на второй этаж. При этом его худое, скуластое лицо без подбородка, длинный закрученный нос, и огромные немного на выкате грустные, карие глаза, в сочетании с широченной улыбкой, сильно оголяющей дёсна, напоминали крысу или хорька в момент брачного периода. Как вы понимаете, сосед, получил прозвище “крыса”. Причём, от этого прозвища склонялись все члены его семьи: “крысы жена”, “крысы дочь”, “крысы сын”, “крысы невестка” и т.д.  Другая соседка, за высокий рост, получила прозвище “оглобля”. Наш же ветеран, долгое время ходил без прозвища, называемый по фамилии, пока сам того не ведая, я не придумал ему прозвище. Однажды, играя с пацанами в войну во дворе я, от неожиданности испугавшись, был схвачен ВСД сзади за плечи. В этот момент, я почувствовал сильный запах перегара вперемешку с тройным одеколоном, и “ароматом” свежей мочи. Он добродушно улыбался, держа меня за плечи, как бы играя со мной. Присмотревшись на соседа, я заметил свежее пятно на его ширинке. Как рассказывала его жена моей бабушке, что после принятия определённой дозы алкоголя, у ВСД начиналось недержание мочи. Таким образом, к ВСД приклеилась кличка “ссыкун”. Ещё наш ВСД – ссыкун обладал трофейным артефактом ВОВ, это немецкая офицерская фляжка для коньяка, на одной из сторон которой красовался орёл со свастикой. Особенно интересно смотрелось сочетание свастики на фляжке с чопорным праздничным костюмом, обвешенным богатым иконостасом советских орденов и медалей. Таким образом, возвращаясь в предпраздничный день 1973-го года, наш класс, одетый в нарядные наглаженные белые сорочки, с подвязанными красными галстуками и светло-голубыми пилотками, встав со своих мест, приветствовал уважаемого ветерана, в ожидании захватывающего рассказа воспоминаний о героическом прошлом защитника нашей Родины. Когда мы уселись на места, наша учительница Нина Яковлевна представила нам приглашённого ветерана. Оказалось, что наш ветеран - бывший лётчик истребитель, провоевавший всю войну в рядах ВВС, на счету которого сотни боевых вылетов и десяток сбитых самолётов противника. “Сегодня дети, наш уважаемый гость расскажет нам о наиболее запомнившихся ему военных эпизодах, случившихся с ним в боях с немецко-фашистскими оккупантами. Пожалуйста, Виктор Степанович! ” – ласково проблеяла Нина Яковлевна. ВСД, не спеша, достав свою фляжку из внутреннего кармана пиджака, и сделав из неё большой глоток, немного скривившись, начал свой рассказ. Причём, рассказывая истории за историей, ВСД, периодически доставал фляжку, делая из неё глотки. Примерно через полчаса, наш гость сидел с остекленевшими глазами и, слегка с заплетающимся языком, переходил к новой героической истории.
“Помню в 44-м наши истребки шли вместе с илами над Шауляем. Там была железнодорожная станция, километров тридцать от фронта, немцы сгружали там танки - готовили удар. И Илы летали ****-ть эту станцию, а мы вчетвером, на пределе горючего, сопровождали шестерку Илов”. У Нины Яковлевны округлились глаза и приоткрылся рот. В классе вогрузилась полнейшая тишина. Ветеран продолжал: “Леса там горели - дым, густой дым. Илы идут к фронту, прижавшись к земле, низко. И пара в этом дыму потеряла нас, мы остались вдвоем у шестерки Илов. Перед атакой Илы взмывают, и потом начинают ****-ть. И командир, пидар, ошибся! Пока Илы штурмовали, он на небольшой скорости ходил, и ни высоты нет, ни скорости, них-я... Я первым увидел немецкие истребители и говорю: “Командир сзади Фоккера!”
И один "Фоккер" у меня справа, я не успел сообразить, куда деваться мне и увидел, что командир рядом. Фоккеров всего было восемнадцать штук. Не увернешься бл-дь - некуда деваться.
И как только я это сказал….” Тут Нина Яковлевна подала реплику: “Если можно, чтобы без нецензурных выражений, пожалуйста, здесь ведь дети!” ВСД, необращая никакого внимания на реплику, сделав глоток из фляжки, продолжил: “Cмотрю, по плоскости идут шнуры….. У нас были красноватые - розовые трассы, а у немцев - белые. Пламя сразу появилось... Помню, подумал: "Пиз-ец, погибаю: самолет горит, а я в кабине сижу"”. “Если вы не прекратите матерно выражаться, мне придётся попрасить вас покинуть класс!” – не разжимая зубы, прорычала  Нина Яковлевна. Повернув к учительнице остеклиневший взгляд, ВСД сказал: “Вот гляжу я на тебя, и мне кажется, что ты вдова бойца великой отечественной?”” Да, но какое это имеет значение в данном конкретном случае?” – с удивлением спрсила Нина Яковлевна. “А в таком, что без мужика столько лет, от тебя совсем бабой не пахнет, как рыбная котлета в кулинарке, все запахи порастеряла, потому и злая как пантера, молодёжь патриотизму учить мешаешь. Вот сиди и слушай манда старая, и не встревай!” Ребята, сидя на своих местах, не издали ни звука! Нина Яковлевна, вскочив, выбежала из класса, а наш ветеран, сделав ещё глоток из фляжки, как ни в чём не бывало, продолжил свой рассказ. “И потом в памяти сохранилось только, как я уже падал вне самолета, спиной на землю. Кольцо рванул - “Ху-к!”. Парашют вышел… - аэродинамический удар совпал с моим приземлением. Сильно ёб-лся ногами...  Не помню я, как фонарь открывал, как вылез из самолета... А ведь на это время нужно... Еще бы секунды две, и был бы пи-ец, не хватило бы высоты - разбился бы нах-й.”
В этот момент в класс вошли два мелиционера, директор нашей школы и за ней заплаканная Нина Яковлевна. Класс, приветствуя, встал! “Садитесь дети” - сказала наша директрисса. “А вы, уважаемый, пройдите с нами” – сказал старший лейтенант. Наш ветеран, встав со стула, оставляя при этом на седушке мокрое пятно, поплёлся в сторону выхода под смех моих одноклассников. Не смеялся только один из учеников. На глазах у ребёнка выступили слёзы. Это заметили наша деректрисса и классная. “Сашенька не расстрайвайся, пьяный человек, часто ведёт себя не красиво, успокойся - всё уже позади”- сказала деректриса, гладя меня по голове. “Нина Ивановна, я совсем не поэтому расстроен, что дядя был пьян, и говорил плохие слова. Я расстроился потому, что дядин рассказ, который исходил из его сердца, никто здесь не понял. Услышали только плохие слова, хотя дядя, в момент рассказа, не был здесь с нами, он опять был там - в бою со своими боевыми товарищами, воюя с немцами и рискуя жизнью, а до нас доносился только его голос, повествующий нам о происходящем там - в бою”. Я встал и пошёл в сторону выхода, под общее молчание. Этот день запомнился мне на всю жизнь, как урок или предостережение, ведь не важно окружающим, о чём мы говорим, важно как!