почти сразу после начала Французской революции. Проведёт там 7 лет, создаст 50 портретов высшего Петербургского общества.
А пока девочка осваивала азы живописи.
Луи Виже: Не буду вам мешать. Франсиско, продолжай!
Последнюю фразу он выговорил, еле сдерживая кашель, рвущийся из груди. Внутри всё будто полыхало огнём, но Луи, собрал все силы, чтобы не показать, как ему плохо, чтобы не расстраивать дочь.
– Никто мне не поможет, даже врачи. Не хочется тратить деньги. Пусть они пойдут на обучение дочери.
Франсиско не заметил ухудшение состояния здоровья Виже. Он был рад, что Луи оставил их наедине с Элизабет. Намного проще было вести уроки без постоянных уточнений мастера. Не только мастером считал Гойя Луи Виже, но и своим благодетелем. Он не мог забыть, что именно Виже предоставил ему приют и дал работу, к которой он относился трепетно. Обучая девочку, он учился сам.
Франсиско: В середине XVIII века чрезвычайно популярными при европейских дворах были застывшие, идеальные работы Рафаэля Менгса(3). Сын саксонского придворного художника Измаила Менгса — датчанина по происхождению – один из немецких живописцев эпохи классицизма. Начала рисования изучал вместе со своей сестрой Терезой Конкордией под руководством отца.
Элизабет: Я тоже первые уроки рисования получила у отца.
Франсиско: Твой отец, Элизабет, не только художник, но и опытный учитель, и просто душевный человек. Слушай дальше.
С 1741 по 1744 годы Менгс вместе с отцом жил в Риме. Здесь он изучал античное искусство и работы итальянских мастеров Рафаэля и Корреджо. В 17 лет он возвратился в Дрезден, где получил должность кабинетного художника. В 1746 году приехал в Рим вторично. Здесь он принял католицизм и сочетался браком с римской натурщицей Маргеритой Гуацци. Через три года вновь вернулся в Дрезден. Вскоре стал придворным художником с годовым жалованием 1000 талеров. Получил заказ на исполнение алтарной композиции «Вознесение» для придворной церкви в Дрездене. Работал в Риме и Неаполе.
Элизабет: Учитель! Но это же немецкий художник, откуда вы хорошо о нём знаете?
Франсиско: Менгсу покровительствовал испанский дипломат и меценат Хосе Николас Азара.
Художник рисовал портреты Карла III(4) и королевской семьи. В 1761 году Менгс в Мадриде совместно с Джованни Батистой Тьеполо оформлял Новый королевский дворец. Работал он также и в загородных королевских резиденциях Аранхуэсе и Ла-Гранхе. Гонорары обоих мастеров при испанском королевском дворе были чрезвычайно высоки. В Испании одним из учеников Менгса был Агустин Эстеве.
Недалёкое будущее
Франсиско неслучайно рассказывает Элизабет о Менгсе. Позже вот что она узнает об этих художниках.
С 1772 по 1773 год Менгс в Неаполе снова будет работать над портретами членов королевской семьи. Современники видели в нём нового Рафаэля.В 1773 году автопортрет Менгса в галерее Уффици будет помещён на почётном месте — под картиной Рафаэля. В 1774 году Менгс будет избран президентом римской Академии Святого Луки. В том же году, приехав в Испанию, он познакомится с молодым Гойей.
Менгс оценит талант Франсиско и поможет ему получить место художника Королевской шпалерной мануфактуры святой Варвары. Вместе с Гойей он будет создавать картоны для этой мануфактуры. Из-за болезни — он плохо переносил мадридские холодные зимы — Менгс в 1777 году вновь вернётся в Рим.
Умер Менгс 16 июня 1779 года, похоронен в римской церкви Санти-Микеле-э-Маньо. В семье Менгсов было двадцать детей, семерым из них после смерти художника испанский король Карл назначит пенсион.
При жизни Менгс был членом художественных академий Болоньи, Рима, Флоренции, Генуи, Венеции, Аугсбурга и Мадрида.
Но вернёмся к нашим главным героям. Франсиско продолжал рассказ о Рафаэле Менгсе.
Франсиско: Блестящий портретист, Менгс умело сочетал парадность и точно передавал индивидуальные черты своих моделей. Ему позировали самые могущественные люди эпохи: папа Климент XIII, Фридрих Великий, короли Саксонии и Испании.
Менгс отказывался от излишеств рококо и возвращался к классическим нормам. Он критиковал живописцев XVII и XVIII веков, первых за чрезмерное увлечение светотеневыми эффектами и не только, за избыточную драматизацию и религиозный пафос, вторых — за тематику, лишённую морали. Менгс разработал строгие правила выбора моделей и сюжетов для своих произведений.
Элизабет, я думаю, что это нужно записать.
Элизабет: Хорошо, учитель!
Девочка взяла бумагу, карандаш и приготовилась делать записи.
Франсиско: Итак, записывай: Рафаэль Менгс утверждал:
– Истинный художник должен уметь соединить античную красоту с лучшими чертами творчества Рафаэля, Тицина, Корреджо – великих мастеров прошлого.
– Главное – красота форм и соблюдение точных правил композиции, законов светотени и определённых приёмов живописи масляными красками, фресковой росписи, техники акварельного и пастельного рисунка.
– Следование великим мастерам прошлого – это единственный путь достижения идеальной красоты, той, которая не существует в природе, а является результатом самого наилучшего.
Элизабет всё записала. Это была последняя беседа Франсиско Гойи, как учителя.
Последнее, что услышала Элизабет были следующие слова:
Франсиско: Великий китайский мудрец Конфуций говорил своим ученикам:
«Учитесь так, словно вы постоянно ощущаете нехватку своих знаний, и так, словно вы постоянно боитесь растерять свои знания».
Вскоре уроки прекратились. Став художницей, Элизабет навсегда запомнит это время, как самое лучшее, что было в её жизни.
Виже становилось всё хуже и хуже. И Франсиско, и Элизабет ухаживали за ним, но болезнь прогрессировала. Виже, ещё не старый человек (всего 45 лет), мучился от приступов сильных болей в груди, надсадно кашлял и задыхался. Флора уже давно не появлялась дома, всё время проводила в своей мастерской среди шляпок и париков. У неё как всегда было много заказов от знатных дам и господ. Узнав о болезни Виже, Флора заявила:
– Мне некогда ухаживать за больным. Если я не буду работать, кто обеспечит семью?
Элизабет, эта 12-летняя девочка хотела всё высказать своей матери, что они уже давно покупают продукты на оставшиеся от проданных Виже картин деньги, но Франсиско дёрнул девочку за рукав платья и приложил палец к губам. Тем самым давая понять, чтобы она молчала. Элизабет, не проговорив ни слова, чуть не заплакала. Флора не видела слёз в глазах дочери, она уже спешила в свою мастерскую, которой очень гордилась.
В начале июня установилась жаркая погода. Ярко светило солнце, обжигая будто кипятком. Дни были огненными, воздух казался наэлектризованным. Парижане поговаривали, что это к грозам.
Наступила страшная ночь. В полночь над городом разразилась гроза. На небе, дыша и переливаясь, сверкали молнии. Грозно рокотал гром, из чёрных туч хлынул ливень. Элизабет лежала в своей постели, она уже спала, но проснулась от шума дождя. Взглянув в окно, которое было напротив её кровати, она увидела в небе, совсем близко от дома чёрные зигзаги. Почти одновременно с зигзагами грозно загрохотал гром. Это явление с небольшими промежутками повторилось несколько раз.
Это было невиданное зрелище! Яркие молнии чередовались с чёрными. Элизабет вздрагивала от каждого громового удара. Ей стало страшно.
– Как там отец? – подумала девочка и услышала из отцовской комнаты тяжёлые хрипы.
– Ему опять плохо.
Здоровому человеку было трудно дышать, а каково здоровому? Элизабет вскочила с постели, накинув на плечи белую накидку, и как была в белой сорочке, бросилась в комнату к отцу. У его постели был уже Франсиско. Виже задыхался. Наполнив стакан воды из кувшина, Элизабет поднесла его ко рту отца. Виже не мог сделать ни одного глотка. Одинокая слеза скатилась по щеке.
– Voilǎ tout! Вот и всё! – произнёс Виже. Потом, сделав глубокий вдох, закашлялся, лицо стало красным, и он затих.
– Papa! Papa! – закричала Элизабет, а потом горько заплакала.
Франсиско обнял её за плечи и стал успокаивать:
– Душа отца отлетела в иной мир. Поплачь, тебе станет легче, но долго плакать не стоит. На том свете его будет заливать водой. Помни об этом! Твой отец всегда останется в твоём, так и в моём сердце.
Франсиско правой рукой дотронулся до своей груди там, где находилось сердце.
– Да! Ведь он был моим первым учителем! – сквозь слёзы произнесла Элизабет.
Она была благодарна Франсиско – своему второму учителю за то, что он поддерживал её в трудные минуты жизни.
– Послушай, как бьётся сердце.
Элизабет тоже приложила руку к своему сердцу.
– Жизнь, как цветок,
Когда ты маленький – росток,
Ты молод – расцветает,
А старый – увядает.
Смысл этих философских строк, которые произнёс Франсиско, Элизабет поняла всей своей трепетной душой. Хотя она была ещё очень молода, но была старше многих своих сверстниц, которые, если были из знатных семейств, ещё играли в куклы, а если были бедны – трудились в поте лица, но эти дети не знали столько, сколько знала она.
– Я поняла! Каждый человек, словно цветок. Вот появился маленький росток, потом он распускается, расцветает, но приходит время, он увядает и сохнет. От красивого цветка остаётся только сухая пыль.
– Лиз! Но в человеке есть душа, именно она остаётся. Поверь, каждому своё время уходить. Твой отец исполнил своё предназначение – он вырастил и выучил тебя. Он и ушел с лёгким сердцем.
– Я надеюсь, что это так!
–Ты должна продолжать учиться, учиться рисовать во имя памяти твоего отца, простого человека, художника с добрым сердцем и широкой душой. Я ему очень благодарен.
Проговорив эти слова, Франсиско замолчал и задумался о том, что будет делать дальше.Его мыслям способствовало то, что гроза прекратилась, а за окном заунывно шёл дождь.
Было ещё темно, в комнате стало неестественно тихо, слышался только стук двух сердец – Элизабет и Франсиско.
– О том, что буду делать дальше, – решу потом. Всему своё время.
Мысли Франсиско вновь вернулись к Луи Виже.
– Я обязательно напишу его портрет! Нужно только хорошо запомнить черты его лица. Какой добротой лучились его глаза, когда он смотрел на свою дочь – Элизабет, – рассуждал Франсиско и огорчённо вздохнул:
– Немногие отцы на это способны, увы! Прощай, Виже! Ты мне стал старшим другом, вторым отцом.
Он так увлёкся своими мыслями, что еле расслышал шёпот стоящей рядом девочки:
– Никогда не поверю, что тебя больше нет,
Что не встретим с тобою над Сеной рассвет,
Не пойдём на Монмартр или в сад Тюильри.
Не забыть твоей нежной, отцовской любви.
Эти строки были так созвучны с тем, что испытывал Франсиско по отношению к Виже.
Прочитав строки, рвущиеся из её души, Элизабет услышала, как нахлынувших чувств забилось её сердечко, словно у птицы, попавшей в силки. У птицы, которую лишили свободы. Она понимала, что смерть отца означала, что она внезапно стала взрослой. Такой беспечной, какой она была раньше, уже не будет. Это было так тяжело осознавать детскому, ещё неокрепшему сознанию, что на глаза Элизабет навернулись слёзы.
Елизавета тоже страдала, но ничего не могла сделать, её так затянули переживания по поводу смерти старшего Виже, что она
