НАШ ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ

планировал…
- Но чудовищные сексуальные перверсии… немыслимый садизм… Разве человек в здравом рассудке может творить подобное? – возразила я.
- Экспертиза признала его полностью вменяемым, - стоял на своем Томсон. – Вы же ознакомились с результатом?
- Да, но я имею основания в этом сомневаться, как, впрочем, и в справедливости вынесенного приговора. Я полагаю, мой подзащитный страдает тяжелым психическим заболеванием, возможно даже, раздвоением личности, а если так, то он нуждается в медицинской помощи. И казнить его нельзя, потому что он явно был не в своем уме! Я даже  полагаю, что мой подзащитный был приговорен к казни под давлением общественности, и следствие относилось к нему предвзято.
- Вы слишком далеко зашли, Бейкер, - разгневался Томсон. – Вы совершенно бездоказательно ставите под сомнение справедливость судебного решения! Это неслыханно!
Меня охватил гнев, внутри клокотали эмоции. Этот Томсон скорее убьет человека, чем признает свою ошибку! Бог знает, что я могла наговорить ему тогда, и чем это могло обернуться для меня и  бедного мистера Кинга, но, к счастью, я проявила благоразумие – промолчала и попыталась успокоиться.
- Вы правы, господин прокурор, - с деланным смирением отвечала я, снова овладев собой. – Моя версия пока бездоказательна. Признаю, что это всего лишь предположение, однако не теряю надежды найти реальные доказательства. Если потребуется, я найму независимого эксперта!
- Делайте, что хотите, Бейкер! Его все равно казнят. Губернатор и общественность полностью нас поддержали. И продолжают поддерживать. Ваш Кинг – вовсе не псих, в чем Вы тщетно пытаетесь меня убедить, он просто негодяй! Разумный и хладнокровный негодяй! А как нахально он вел себя в суде!  Он потешался над всеми нами, до последнего твердил о своей невиновности, а услышав приговор, сказал: «Если вы приговариваете меня к казни, то чем вы лучше обычных убийц?»
- В этом я с ним полностью согласна! Смертная казнь недопустима в принципе! Потому что это совершенная дикость! Особенно в конце 20-го века! – воскликнула я.
- Это лишь Ваше личное мнение, Бейкер, - нахмурился прокурор. – А Кинг получил свой приговор в соответствии с буквой закона. Прежде чем спорить с законом, измените его!
- К сожалению, на это у меня нет полномочий, но человеческая душа гораздо сложнее закона. К примеру, сэр, допускаете ли Вы возможность того, что за годы, проведенные в заключении, Кинг мог раскаяться и стать совершенно другим человеком, чем тот, кого Вы знали? – парировала я.
- Кинг? Раскаялся?– последовал ответ. – Вы, что, шутите? Кинг на это просто не способен! Он же безжалостный социопат, который просто не умеет чувствовать боль других. Это как родиться без руки. Нельзя же ожидать, что через много лет она вдруг отрастет! Это в принципе невозможно!
- Для Бога все возможно! – горячо возразила я.
- Вы знаете, Бейкер, я не верю в Бога, - усмехнулся прокурор.
- Очень прискорбно, мистер Томсон, - вздохнула я. – Тем более, что Вы все же верите в дьявола. Прошу прощения, что побеспокоила Вас. Спасибо, что уделили мне время, сэр. Прощайте.
Я вышла из кабинета прокурора совершенно раздавленной. Почему, почему все так хотят его смерти?! Я могу понять родных его несчастных жертв, у которых он отнял жизнь! Могу понять тех, кому он навсегда покалечил судьбу! Но прокуроры, судьи, губернатор, скорая на расправы толпа, - что он ИМ сделал? Какое зло причинил? Это уже даже не месть! Это просто патологический садизм и ненасытная жажда крови. Низменный инстинкт, глазированный законом.
И все-таки я не могла отделаться от мысли, что что-то в этом деле не так, и, как выяснилось, профессиональное чутье меня не обмануло. Изучая все документы, я обнаружила, что на одном из заседаний присяжных мнения заседателей разделились 50 на 50 в пользу казни и пожизненного. Но итоги этого заседания почему-то были аннулированы, а на следующем присяжные уже голосовали за казнь практически единогласно. Налицо факт давления на присяжных. И мой опрос всех этих людей подтвердил эту догадку.
Что еще более удручающе, медицинское заключения  психиатра – замечательного доктора со стороны защиты - Луизы Браун – были сочтены несостоятельными, и суд принял сторону психиатров стороны обвинения.
Значит, Кинга подводили под казнь намеренно?
                                            ***
На другой день я  поспешила к Кингу. Осталась самая тяжелая и пугающая часть миссии – выслушать самого маньяка, проникнуть в его темную душу, попытаться понять его…
- Рад Вас видеть, мисс Бейкер, - улыбнулся он. – И еще спасибо за замечательную книгу, которую Вы мне подарили тогда. Только не стоило бы делать такие дорогие подарки.
- Перестаньте, - весело возразила я. – Рада, что Вам нравится.
Наступило молчание.
-Мистер Кинг… Чарльз… - осторожно начала я. – Мы пытаемся  добиться пересмотра Вашего дела в суде. Но мне необходима Ваша помощь. Пожалуйста, расскажите мне все о Ваших преступлениях… мотивация… Что Вы чувствовали в эти моменты… И вообще обо всем, что привело Вас сюда. Начните с Вашего первого убийства, а лучше – с предпосылок, сформировавших столь девиантное поведение… Пожалуйста, все, что помните…
При звуке моих слов Кинг  вздрогнул всем телом, и в его глубоко-синих глазах отразился неподдельный ужас.
- Я не желаю об этот говорить. Тем более, с Вами, - поспешно произнес он.
-Послушайте, Чарльз, - умоляюще заговорила я, осторожно дотрагиваясь до его руки. – Это очень неприятно, но Вы должны помочь мне. Только, пожалуйста, расскажите правду, все, как было на самом деле. Пожалуйста, будьте откровенны со мной, как с врачом. Прошу Вас…
Помолчав еще с минуту, он, наконец, заговорил:
- Я рос в прекрасной и любящей христианской семье. Никакого алкоголя, наркотиков и азартных игр. Мы ходили в церковь и молились Богу. У меня было очень счастливое детство, и ничто не предвещало беды. Но когда мне было 8 лет лет, случилось нечто ужасное… У меня был лучший друг – Джордж Стоун… И его сестра Роуз… Мы втроем очень дружили… ходили друг к другу в гости и… У них был отец… Страшный тип… он…
Речь Кинга стала бессвязной и сбивчивой, голос дрожал.
- Он причинил Вам  что-то ужасное, верно?
- Да, - подтвердил собеседник. – Когда мне было 8… Он пригласил меня в гости, под предлогом, что хочет сделать сюрприз для  Джорджа, Роуз и меня… Но… Кроме него, никого дома не было… и…
- Он совершил над Вами насилие? – с ужасом догадалась я. – Пожалуйста, расскажите все…
Едва овладев собой, Кинг начал рассказывать мне страшный случай из своего детства. От отвратительных деталей мне становилось не по себе…
- А Джордж… он знал, что его отец сделал с Вами? – спросила я, выслушав рассказ подзащитного.
- Да… Джордж вернулся из школы и застал нас вместе обнаженными… Было больно и стыдно… Но Джордж поклялся мне, что никому не расскажет… Мы  еще какое-то время продолжали дружить, но их дом… мне долго снился в кошмарах… Но я не говорил об  этом никому… Вообще никому…
Он замолчал. Я попыталась что-то ответить, но не смогла, глубоко пораженная этой страшной трагедией.
- Потом, когда мне было 13 или 14 лет, - продолжил Кинг. - Я начал сталкиваться с порнографическими журналами – я видел их в киосках или на помойках. Это внушало мне глубочайшее отвращение, но с другой стороны, непреодолимо влекло к себе… как какая-то ужасная черная бездна…
Примерно в это же время я пристрастился к фильмам ужасов со сценами насилия. Снова возникало это двойственное чувство – отвращения и притяжения. С одной стороны, я понимал, что это ужасно и противно Богу, с другой – этот темный мир неумолимо манил меня к себе. Мне было очень стыдно признаться в этом священнику, психологу, родителям, даже самому себе, поэтому я держал это глубоко внутри. Но это пристрастие затягивало все сильнее, становясь отдельной реальностью внутри меня. Однако я старался быть нормальным. Но раздвоенность моей сущности становилась все более мучительной. Словно какие-то неведомые силы постоянно принуждали меня перейти от фантазий к их реальному воплощению. Но на пороге своего первого убийства я стоял несколько лет.
- И как раз в это время произошла история с Джезабель Робсон, - предположила я. – Я знаю, эта девушка сильно обидела Вас, разбив Ваше сердце. Можно ли утверждать, что эта драма явилась последним толчком, бросившим Вас в бездну?
- Возможно, Вы правы. Но и перед самым совершением первого убийства я долго колебался, я знал, что грешно даже думать об этом, не то, что сделать. Но ужасное пристрастие к порнографии, ужасам и насилию натягивало последние ниточки, удерживающие меня от чудовищных преступлений. В конце концов, они порвались. После первого убийства я был страшен самому себе, как это ужасно – понимать, что ты виновен в глазах Бога. Совесть не давала мне покоя. Приходилось напиваться, чтобы как-то преодолеть это раздвоение. Я пытался остановиться, но ужасные силы, которые были внутри меня, постоянно подталкивали на насилие и убийства. Я пытался остановиться, но чем больше я пытался выбраться из этой бездны, тем сильнее она меня затягивала. А после совершения убийств я как будто просыпался от какого-то немыслимого, ужасного транса или  кошмара и снова становился собой. Но моя ужасная тайная сущность требовала все новой крови, все новых, более и более ужасных убийств и извращений. Как наркоман ищет все более и более сильные наркотики для удовлетворения своей зависимости… Эта чудовищная одержимость  была сильнее меня, но, к счастью, меня остановили. Сам бы я, наверное, не остановился никогда.
- Вашей душой и телом  завладел дьявол, - заметила я. – И он  жестоко мучил Вас.
- Вы, правда, верите в подобные вещи? – несколько удивленно спросил Кинг.
- Несомненно. Но, к сожалению, я не могу заявить это в суде… Не буду Вас обманывать, Чарльз, наши шансы ничтожно малы. Они практически отсутствуют. Скажите, - с болью в голосе воскликнула я. – Зачем Вы бежали из тюрьмы? Зачем дерзили судьям? Ведь Вы, тем самым, убили себя!
- Я убил себя гораздо раньше, когда лишил жизни первую из этих несчастных девушек, или даже еще раньше, когда я поддался этому мерзкому пристрастию. В суде я не раскаивался – это правда, потому что мои преступления уничтожили во мне человека, я перестал чувствовать и понимать чужие страдания, чужую боль. Человечность и душа, которыми наделил меня Бог, были жестоко подавлены. Но теперь, когда я снова обратился к Нему, я понял, сколько боли и горя причинил своим невинным жертвам и их близким, - при этих словах он прослезился, - Пусть моя казнь не сможет вернуть их к жизни, смерть – это то, что я заслужил. Я заслуживаю самого сурового наказания в обществе.
- Но, Чарльз, Вы же собой не владели в эти минуты, - горячо, со слезами в голосе, возразила я.
- Разве последствия от этого стали менее тяжкими?
- Но Вы ведь  полностью раскаялись!
- Раскаяния недостаточно, Мэри. Необходимо еще прощение. Но есть грехи, за которые нет и не может быть прощения, - говорил он. – Прекрасные девушки, которых я лишил жизни, не могут простить меня, потому что они мертвы…
- Но есть Благой Бог, Который прощает даже самых  отчаянных грешников, - напомнила я.
- Думаете, даже для меня есть прощение?
- Конечно. Вспомните благоразумного