дочка. Семён Семёнович был ОЛИГАРХОМ.
Юрка вконец расстроился: трое против одного – это совсем нечестно!
- Так, ну-ка не ябедничать! – снова пресекла всяческие противоправные деяния сердитая Зинаида Прокопьевна и стала собирать со стола грязную посуду. – Вадик, не паясничай, сейчас я тебе добавки принесу. А мадмуазели наши, почему так плохо ели? Никак уже с малых лет за фигурой следят?
Девочки переглянулись и захихикали.
«Вот почему все воспитатели – женщины? – подумал Юрка. – Они набрасываются только на маленьких мальчиков, а девочкам при этом всё дозволено. Разжиревший Вадик не в счёт! Несправедливо. Вот если бы были мужчины-воспитатели, всё было бы наоборот!»
Юрка внезапно вспомнил картинку из телевизора, на которой был изображён невысокий дядечка со скрученными за спиной руками, которого то и дело колотили и пихали дубинками два коренастых милиционера, якобы за то, что тот проник в садик и хотел подружиться с детьми. Мама тогда побледнела, словно чего-то испугавшись, и поспешила переключить телевизор на другой канал. Юрка ничего не понял, но ему отчего-то стало жаль этого пришибленного дядечку. И почему ему не разрешили дружить с детьми? Разве это так плохо? Ведь он взрослый, а не какой-нибудь школьник, который и поколотить просто так может. Юрке показалось, что он бы уж точно смог подружиться с дядечкой, однако от подобного умозаключения в голове проснулся Сверчок и о чём-то тревожно застрекотал. Пузач явно чувствовал опасность, из-за чего Юрка окончательно растерялся.
Вадик образцово обслюнявил салфетку, так что чистого места не осталось, и самодовольно принялся уделывать рубашку. Лена и Анжелика снова захихикали, но на сей раз не злорадно, а как-то вкрадчиво, будто им нравилось, что проделывал с собственным одеянием этот толстозадый уродец.
- Вадик, перестань сейчас же! – строго произнесла Зинаида Прокопьевна, грозя толстячку крючковатым пальцем с иссохшейся прозрачной кожей.
Юрка раньше никогда не обращал особого внимания на руки старой воспитательницы; сейчас, вот, обратил... и ему показалось, что сквозь тонкую, словно промокашка кожу, проглядывают такие же тонкие кости, оплетённые узловатым узором дряблых сухожилий. Юрка поморщился и попытался унять стремительно накативший рвотный позыв; он схватился трясущимися пальчиками за губы, но опоздал самую малость, и, с таким усердием поглощённый суп, оказался на ничего не понимающих девочках... Вадик довольно хмыкнул и облизал пухлые губы. Это незамедлительно спровоцировало второй рвотный позыв, в результате которого на колени парализованных девочек капало уже со стола.
- Господи, ты, боже мой! – всплеснула руками Зинаида Прокопьевна. – Ну что ещё такое?
Юрка виновато покосился на воспитательницу, несмело оторвал ладошки от влажного подбородка. Анжелика молча трясла испачканными ручками, жмурилась, наподобие ослеплённой землеройки, и всем своим видом показывала, что с ней сейчас произойдёт то же самое, что и с нерадивым соседом. Лена сначала молча изучала тёмные пятна на платьице и колготках, после чего внезапно сорвалась с места и убежала в туалет. За остальными столами сгустилась напряжённая тишина, нарушаемая лишь недовольным сопением ожидавшего добавки Вадика.
- Эх, вот и поели... – покачала головой толстая повариха тётя Оля и небрежно кинула огромную крышку на кастрюлю с остатками супа. – Приятного аппетита.
Юрка шмыгнул носом. Насупился.
- Ну чего сидишь, горе ты моё луковое? – причитала Зинаида Прокопьевна, без особой неприязни подтирая за мальчиком. – Иди, отмывайся, а я пока тут приберу, – она прервалась на секунду, выдохнула, промокнула лоб тыльной стороной руки. – И ты, Анжелика, тоже ступай.
Девочка отрицательно затрясла головой. По всему было видно, что если она вдруг пошевелится или, чего доброго, пожелает что-то сказать, то с ней непременно случится конфуз, который будет не так-то легко преодолеть или хотя бы попытаться сдержать до туалета, где никто ничего не увидит.
Юрка сполз со стула и, держа салфетку перед собой, чтобы, ко всему прочему, не заляпать в придачу и пол, обречённо поплёлся в туалет. Он старался не смотреть в попадавшиеся на его пути лица, поскольку знал, что на тех сейчас начертаны ехидные улыбочки, от одного вида которых захочется бежать без оглядки в поисках мамы!
В туалете его уже поджидала Лена. Она топнула ножкой в розовой туфельке и, кивком головы, указала на жирные пятна, которые сдобно пестрели на одежде.
- Дурило! – плаксивым тоном сказала девочка, силясь не разреветься по-настоящему. – Знаешь, что мне теперь от мамы будет? А папа вообще... – Бледное личико Лены исказила страшная гримаса, словно девочка мысленно нарисовала картину кровавой расправы над собой.
У Юрки эта гримаса вызвала странную ассоциацию с непроглядной тьмой, – Сверчок прострекотал, что это СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ!!!
- Так ты скажи, что это я во всём виноват, – Юрка потупил взор, осторожно прошмыгнул к раковине. – Пускай они меня поругают.
- И чего? – не унималась девочка. – Ну, поругают они тебя тут, при всех, а дома всё равно мне всыпят!
- Как это? – Юрка старательно отскребал с казённой салфетки суп, перемешанный с желудочным соком; от раковины распространялся сдобный аромат лука и капусты.
- А так: ремень возьмут и отстегают!
- Ремнём?
- А то чем же! – Лена смахнула первую слезу. – А тебя разве не так папа воспитывает?
Юрка решительно замотал головой: конечно не так!
Совершенно спонтанно мальчик вспомнил слова мамы на счёт того, что ему ещё повезло с родителями. Живи он в семье Целовальниковых, всё было бы иначе. В плане воспитания и наказаний за казалось бы безобидные шалости... А началось всё с того, что Юрка что-то там натворил, а когда его стали отчитывать, попытался надуться, словно озорство не стоило того, чтобы за него ещё и нотации выслушивать. А мама в тот вечер была непреклонна. Более того, принялась, по обыкновению, запугивать: вот будь Целовальников-старший его папочкой, непременно бы показал непутёвому сынку, где раки зимуют! Чтобы впредь неповадно было безобразничать. Тот тон, каким мама всё это озвучила, совсем не понравился нашкодившему Юрке. А уж представить какого-то там Целовальникова-старшего в роли родного папы, да в придачу, чтобы тот показал ему, где раки зимуют, он и вовсе не мог. Что это, вообще, за раки такие? Очередная страшилка для пугливых детишек, вроде него самого, или бяка куда пострашнее?..
Сейчас, находясь в туалете, у раковины, Юрка прекрасно понял, кто такой Целовальников-старший, и что подразумевается под этими самыми, зимующими не пойми где раками.
В голове одобрительно затренькали, отчего Юрка, сам того не желая, улыбнулся.
- Повезло тебе, – констатировала из-за спины Лена, про которую Юрка невольно забыл. – И чего, тебя вообще не трогают?
- Не-а, – вновь замотал головой Юрка, радуясь тому, как здорово он блеснул сообразительностью перед Сверчком.
- Хорошо тебе, наверное, живётся...
- Да не очень.
- Но ведь сам же сказал, что не бьют.
- Родители – нет, – Юрка тщательно отжал салфетку и на глаз оценил проделанную работу. – На меня сестра охотится.
- Сестра? – не поверила Лена. – Охотится?..
- Ага, – кивнул Юрка; он обречённо вздохнул и принялся оттирать личико.
- Врёшь. А сколько ей лет?
- Двенадцать, – поразмыслив, ответил Юрка, с благоговением прислушиваясь к стремительно нарастающему внутри головы гулу – Сверчок сегодня был явно доволен им. – Двенадцать с половиной! – воодушевился мальчик. – Скоро уже тринадцать будет.
- Аааа, – кивнула Лена. – Да, такая может.
- Откуда ты знаешь?
- Папа рассказывал, – медленно, будто что-то припоминая, ответила Лена.
- А он откуда знает?
Девочка замялась.
Юрка выковырнул из ноздри порядочный ломоть картошки и тут же брезгливо бросил в раковину. Вот так он и ел: практически не пережёвывая, силясь скорее протолкнуть неугодную пищу в желудок – там-то с ней запросто управятся! Жаль, сегодня не вышло.
- Не бойся, я никому не расскажу, – честно признался Юрка, с серьёзным видом изучая пятна на одежде.
- Я и не боюсь: просто слово вспомнить не могу – странное оно какое-то...
Юрка призадумался: он тоже знал много взрослых слов, которые казались ему странными и непонятными. Один СПИНОГРЫЗ чего стоил! Буковка «С» походила на серпик умирающей Луны. В страшных мультиках, как правило, на его верхнее остриё натягивают малиновый колпак с помпончиком, из-под которого таращится зловещий глаз, а нижний – хищно шныряет из стороны в сторону, выискивая, кого бы можно подцепить крючком за шиворот, чтобы утащить в своё логово за небесным горизонтом, откуда невозможно бежать. Если никто не попадался, месяц замирал на месте и устрашающе вращал единственным глазом, стараясь уловить взор сидящего у телеэкрана малыша... Затем чудовище вздрагивало, напрягалось и переламывалось в нижней трети, порождая на свет – точнее в ночи! – уродливый рот. В разные стороны летела серебристая крошка, а из пасти нарастал свирепый голодный рык, от которого замирало сердце, а ноги становились ватными, не способными унести тело прочь от рокочущего телевизора.
После того принеприятнейшего случая, Юрка зарёкся больше не подглядывать, что же там такого интересного смотрят родители, когда они со Светкой, якобы, уже спят.
А слово СПИНОГРЫЗ теперь отчётливо соотносилось с чем-то ужасным, подобным той страшной зверюге, что так походила на месяц, хотя на деле таковым и не являлась. Она просто прикидывалась, дабы подманить глупую жертву поближе.
Юрка знал: нарисованное существо всамделишное – как и Сверчок, что тоже жил в книжке, прежде чем СПУСТИТЬСЯ в реальность, – а все разговоры родителей относительно его буйной фантазии, не что иное, как элементарное непонимание происходящего. Ведь взрослым свойственно прятать собственные страхи под ширмой беззаботной жизни. Куда проще посмеяться над очередным кошмариком, пересказать его друзьям на работе или просто забыть страшный сюжет, списав дурное сновидение на непонятный СТРЕСС. А вот принять ужас, как есть, – это для них непосильная задача. Потому что нельзя объяснить его суть: откуда, зачем, почему? И чем всё закончится на той стороне...
Однажды Юрка посмотрел на ночное небо и увидел Луну. Небесное тело и впрямь следило за малышом своим мутным взором. На бледном лице застыла маска безразличия, но Юрка прекрасно знал, что это всего лишь показное притворство – он нужен чудищу, иначе зачем ещё так пристально следить? В тот вечер спасло лишь то, что объект был круглым – ему нечем было подцепить столь желанного мальчишку за ворот куртки. Юрка тогда не на шутку испугался, да так, что боялся до сих пор! Особенно когда Луна худела, и представала по вечерам в образе того самого плотоядного месяца... который со временем начинал толстеть, пока вновь не принимал круглые очертания. Мамочка твердила, что всё это законы природы: солнце, тень от земли, лунные фазы – но Юрка знал, что всё обстоит совершенно иначе! Это он такой осторожный, но улица полна и другими мальчиками, которым страшная тайна пока неведома... А взрослые даже не желают им помочь, потому что не верят в очевидное. Пришлось приспосабливаться самому. Юрка ходил пригнувшись – как раскаявшийся грешник, – изредка
