кто нет, мы не дроиды... Зато видим, что ты ещё не прикладывал ручку к столам... Позволь мне! На вечерок... Я сразу верну... Никто и не заметит...
Отступая, Пачули выдернул руку, длинные ногти легко, отвратительно скользнули по ней... И приложил к столешнице вместо ответа. Ко второй уже не требуется.
Толстое, полуматовое стекло осветлилось, показало спицы радиусов и отпечаток его чистой ладони. Личный в форме и цвете. «Приложи к левому колесу, гад, и путь оно переедет тебя! И пусть все узнают!..»
Похоже, вечерней игры действительно сегодня не будет. Парни помрачнели, не ожидали отпора. Прямого и быстрого.
– Вы видите, – в третий раз повторил он, – нет! Арба не подаётся. Я тоже. Поводья в моей руке.
Оттолкнул плечом Каури и вышел на Марбл-стрит. Быстрей и быстрей, бегом - в проулки, в проулки, в проулки. Всерьёз он не надеялся оторваться. Искал друга, континентального, тоже марблс-помешанного, тоже азартного, близкого друга, так непохожего на него. Может, хоть совет получить успеет. Однако Отто не нашёлся, ни у себя, в Бесповторном Шатре, ни на излюбленной им дорожке Кривульного Марблс... Пачули и не догнали к его удивлению.
До ранних сумерек Пачули метался, то уходя на Краснобай, то обратно на стук шариков, на Марбл-стрит возвращаясь...
Ситуация разрешилась в его пользу. Ещё не успокоившегося Пачули, циничный Отто затем со смехом наставлять будет, не скрывая удивления:
– Какая охота, Пач?! А они богаты... О, богаты, дурилка!.. От тебя требовалось не охотиться для них, не толкать на пирамидку, не превращать тем более, а всего лишь – отвернуться! Ну, выйти, прогуляться вечерком, по Марбл-стрит или верхом... Кружочек над Морской Звездой, кружочек над Краснобаем... И можно возвращаться в Арбу!.. Разве это охота: учтиво встретить гостя, учтиво проводить оставшихся?! Обнаружить на столе случайно забытый подарок... Ради чего отказываться, скажи мне, дурилка, от мечты всей жизни, от мечты всех краснобайских марблс-маниев? От жизни, наконец?! Пач, разве это сложно – отвернуться?!
Очень. Практически невозможно. Требуется навык, как и во всём.
К цинизму друга, насквозь легкомысленному, напускному, Пачули привык. Но прозвучало нечто большее, чем цинизм. Нечто вроде искушения. Со стороны взглянул, как Отто, и признал: ему не предлагали обменять Чёрного Дракона на деревянный шатёр, с двумя игровыми столами... «А если бы речь шла о чём-то значительном? Не о свалившемся на голову приобретении, а о чём-то, что хранимом, лелеемом давно?.. О той же Арбе через сто, двести лет?.. Когда уже свыкся с ней, полюбил её, когда она уже не заведение, а второй дом?» Вполне вероятно, Пачули ещё предстоит ответить на этот вопрос. А может быть, не ему предстоит, может, самому искусителю, не задумывающемуся до поры, который смеётся ему в плечо, телячьей ласковой привычкой надо и не надо обниматься, уткнуть в кого-то нос. Безумно контрастировала эта привычка со всем, чем Отто хотел казаться.
01.07
Как разрешилась проблема.
Парень, меривший ладонь Пачули по своей руке, носил, полудроидам ни о чём не говорящее, но тревожное имя – Чума. В круг Секундной Стрелки он был принят недавно. Примкнув исходно не ради нескольких пробежек в году, а ради постоянных охот, он, естественно, хотел выслужиться перед группой, вызываясь на все авантюры подряд. Чужие, пробные, разведка боем, репутационно зазорные, откровенно недроидские. Имя данное за характер – чумовой, бешеный, пристало к нему, подошло. Где ни появится, там резко убывало людей.
Чума посещал мирный Рынок Рулетки, ради игры "жмурки-пауки", закрывающейся для трёхдневной игры.Сначала проигрывал и, как «раненый», одежду вывернув наизнанку, сняв маску, получал право «паука-без-паутины», внося панику, принося паукам победу. Узнан, но уже неотвратим.
Про внешность...
Он одевал с юбками рубашку косоворотку, широкие рукава, в китайском стиле. Пуговиц нет, закалывал булавкой на плече – косой. Чума, так чума, чего там... Такой косой, настоящей, остро заточенной. Кода-то на облачном рынке он выиграл в Когти "против всех". Когда все одного ловят. Чуму ловили. Не слишком удачная мысль.
Механика в Когтях разрешена, обычно выкидные пилки и ножи. Он пронёс косу, что раскрылась из короткой палки. Как хрупкие стебли травы коса одним взмахом разрезала нити, где хитро были размещены когти, сигнализации, где он должен был пробираться как сквозь лес, лианы, колючки, змей... Против них действуют аккуратно, распутывая, думая, где можно резать, где нельзя, потому что канат держит сеть... Чума не распутывал и не гадал, а прыгнул наверх, не глядя, за какие шипы хватается, как неживой игнорируя боль, пробрался, взмахнул и обрезал несущие... Накрыл игроков всех ярусов их же ловушками. Связал, сбросил... Внизу пирамидки. Его...
Около двух десятков человек играли.
Чума никого не отпустил.
Его право, но так не принято. Когти обычно затеваются ради торга...
Приобрёл специфическую известность. Не тушевался. Булавку сделал себе вручную на Краснобае и с тех пор носил.
Можно подумать, Чума игрок. Чумовой игрок. Нет... И не гонщик. И не позёр, в общем-то. Он реже улыбался, чем шутил. Очень странно стригся... Тёмный шатен. Стригся короче, чем ёжики на Техно, кожа видна, оставляя до плеч дугами свисающие пучки волос. Будто случайно пропущенные, будто вставшие дыбом.
Если какой-нибудь художник с Краснобая дал бы себе труд задуматься о Чуме, о том, что именно отталкивает во внешности безусловно отталкивающего, жёсткого и непонятного парня, об имени его, то мог заметить... Это не Человек-Чума. Это человек перед чумой стоящий, вплотную к ней. Окаменел и смотрит... А на что смотрит, видно только ему... Как спасти? Как его спасти, если не видишь от чего? Безнадёжно. И честно, подходить не хочется. Отсюда глухое отторжение. Так полнокровный, здоровым нюхом наделённый зверь не подходит к заражённому, смертельно больному зверю.
Пачули, распрощавшись с жизнью, как ситуацию на поле, когда чужие марблс уже брошены, одним взором окинув стол, правильно оценил свою безрадостную перспективу. Он даже с цветом удавки угадал, посторонний человек! И Чума, приглядываясь, где побезлюдней, примеряясь к быстрым путям исчезновения, уже шёл за ним рядами. Но человек, когда он смесь гнева и паники, бывает несколько непредсказуем в ускорениях и странен в логике запутывания следов. Преследователь же мыслил логично и зря, в какой-то момент добычу он упустил. Нагнал бы, но в это время кое-что происходило и за его спиной...
Пачули искал Отто, а Отто – Пачули, сначала в Арбе, они разминулись, затем возле Арбы. В шатёр разминочных игр и изысканных угощений зашёл спросить, куда подевался сосед. К Халилю, зашёл, и завис у него в погребке, проведённый туда чёрным ходом живо, с неожиданной настойчивостью:
– Побудь, занят, вернусь к тебе.
Хозяин, Халиль, давно обосновался на Марбл-стрит. Погребок предназначен для подсматривания и прослушивания Арбы и своего шатра. Но только через очки. Для остальных – обыкновенный тайничок торговца водой впечатлений.
Механика шпионская лобовая, примитивная, построенная на системе зеркал. Только вот, никак не угадаешь, что эти блёстки на тканях и древесине – датчики, в совокупности – зеркала. Очочки хозяина не украшение и, конечно, не очки. Снаружи, по рядам гуляя, Халиль менял их на другие, чтоб поддерживать легенду, выгодную ему, будто зрачки Морского Чудовища скрывает за дымчатыми круглыми стёклами... «Ха-ха, догадливые, фантазёры!..»
Владельцы же, возчики Арбы традиционно бывали в курсе дела, им с надзором безопасней, удобно. Пачули пока не знал.
У соседа Арбы в гостях находился особо ценный поставщик. Визит двух разбойников Секундной Стрелки не остался от них тайной.
Чума рванул за неподкупным возчиком. Каури, не торчать же ему после облома в Арбе, направился в соседний шатёр выпить чего-нибудь, Чуму дождаться...
До появления Отто в погребке Халиля сидел парень...
Поставщик глубоководного, скромный, некрупный парень, безоружный, вечно в рванье, которому очочки, как раз таки, пригодились бы, скрыть тинистую пелену в невыразительных, полуприкрытых глазах завсегдатая Рынка Ноу. Кому такой может представлять угрозу?..
Паж когда-то очень давно, настолько давно, что оба затруднились бы сосчитать прошедшие с того момента годы, выудил Халиля с океанского дна.
Над раскинувшимся салютом щупалец, догорающих, доживающих своё актиньих дёсен, Халиль парил как в невесомости. Ужаленный, отравленный...
Щупальца не имели координации для простейшего: разделить энергию, которая выбрасывает их вперёд, и которая хватает, притягивает. Извивались беспорядочно. Невозможно поверить, что это – когда-то было человеком... Последняя стадия чудовища, самая последняя. Под густым салютом трепещущих нитей ещё теплится Огненный Круг, а над ним, на спине парит, не падая, не удаляясь, человек, раскинувшись, как в глубоком сне, расслабленно и свободно...
Паж его вытащил. Да ещё и отогрел по схеме, которую знают лишь опытные ныряльщики.
Будучи уже в курсе его биографии и пристрастий, Халиль порой спрашивал:
– Кто тебя самого-то ужалил тогда? Начерта я тебе сдался?..
Паж молчал и пил, хрустел ледяным песком, веки подрагивали нервно, сонно... Ну и тип, благодетель... Если бывали довольно охмурены коктейлями, Паж, заикаясь, придумывал стандартную шутку, с большим трудом излагал:
– Мим-карлы знаешь?.. Да, для... Да, для них я тебя приберегаю!.. Готовься, скоро. Да-да, ага, готовься... Бегать на кулаках учить и задом глядеть!.. Озираться задом, принюхиваться!
Мега-брехня! Про то, что чудовища способны перекусить человека поперёк так, что обе части живут и двигаются на потеху им на Столовом Мелководье. Будто их стравливают, чтоб верхушки грызлись, и низы бегали вокруг, свою половину ища. Если две части, найдя друг друга, соединятся, то в награду их склеят, как было, и отпустят. Не говоря про технические моменты, и места-то подобного в океане быть не может, где перемирие, где развлекаются чудовища, пусть так зверски, глядя на мимов! Как есть, запредельная брехня!..
– Ты, Халиль дли-и-иненький... А башка с кулачок!.. – Паж бесцеремонно совал для убедительности под нос ему кулак, сложенный в фигу... – Мим-карла из тебя, ухохотаться до-смер-ти, до-о-о смерти!..
Оба ужасно грубо и ужасно редко беседовали! А выпивали вдвоём, сог-цог, часто. Странно для Пажа, что на земле выпивали, не на Ноу, но Халиль не из тамошних. Так что, приятель, разделяя, сог-цок, чистые коллекционные редкости, лишь время от времени прикладывался к своей, для ноу-стопщиков типичной, фляжке.
В тот день они успели пригубить самый обычный связный коктейль, подводным холодком слегка замедленный, как Халиль схватился за дужку очков, ухо закрыл ладонью, настолько откровенно, что при чужих бы рисковал быть разгаданным. «Двое... От Стрелки? Ох... К Пачули, из нехищнической Аромы-Лато?! Это – Арба!.. Это – Марбл-стрит! А не вонючий тайник на задворках Южного, стыд у них есть или как?! К Гранд Падре бы ещё заявились с угрозами! Небось, не заявятся, там-то есть, кому мозги им вправить!..»
Паж терпеливо ждал изложения вслух.
Прекрасные, как тихая звёздная ночь, чернейшие глаза Халиля расширились до тонкой, круглой оправы очков... Изложение его было неудобосказуемо в приличном
