подоконника, подтянулся и, осторожно заглянув в дом, позвал:
- Бабка Надя! Чего не отзываешься? Это я, Дима! Хожу тут, зову тебя. Я по делу к тебе...
В комнате - полумрак. Старый деревянный сундук у стены, жёлтые от времени газеты (тех ещё, советских подписок) стопкой на нём, шаткий стол, на краю стола - кособокий алюминиевый чайник от побелевшим от пара пластиковым свистком, рядом с чайником - вчетверо сложенная скатёрка, рыжий трёхногий табурет у стола, половики по полу...
"К чему это?" подумал участковый. "Чего это половики разбросаны? Они у неё всегда в порядке, ровно лежат... А тут - будто скакал по ним кто..."
- Бабка Надь, у тебя замок заело, что ли? - спросил он (надеясь в глубине души, что старушка всё-таки подрёмывает себе мирно где-нибудь в глубине дома, по старости и глухоте не слыша ни слов его, ни стуков). - Дверь не открыть, в окно вот ору... Это участковый. Дима это. По делу я... Да проснись уж!
И тут, ожидая по прежнему услышать тревожную его сердцу тишину, услышал он куда более страшное: стон.
Протяжный и тяжкий. Оборвавшийся горьким всхлипом.
- Бабка Надя, ты здесь? - с нескрываемой уже тревогой спросил участковый. - Ты чего стонешь-то? Обидел тебя кто?
"Ди..." донёсся до него слабый звук. "Ди... ди..."
"Иди? Уходи? Приди?"
В голове у него звонким молоточком по вискам застучала кровь и почувствовал он, как быстро, будто жучиными лапами перебирая, ползёт по лбу холодная капля пота.
Не колеблясь больше, он подпрыгнул, подтянулся на левой руке (чтобы оружие не убирать уже в кобуру),перелез через подоконник (пистолет предусмотрительно держа на изготовку).
"Ди.. ди..."
Он шёл на звук. На странное, оборванное, не сказанное до конца слов.
"Ди... ди..."
И стон. И снова горький всхлип.
Из комнаты в коридор. По коридору, правее - ещё одна комната. Приоткрыта дверь.
Он встал боком к двери (вроде, так учили... так, вроде, стоять надо). Толкнул её локтем. И скрип открывающейся двери показался ему резким и громовым.
Он медленно, почти на ощупь, зашёл в комнату. И секунду стоял неподвижно, пока глаза привыкали к полумраку.
А потом...
"Ди... ди..."
- Да она ж здесь! - прошептал он потрясённо.
...отпрянул назад, ударившись затылком о дверной косяк, да так, что фуражка слетела на пол.
Баба Надя лежала на полу, на спине, в судороге далеко запрокинув голову. Платье и старая кофта разрезаны были в спутанные лоскуты, быстро темневшие от выступающей из ран крови. Струйки бежали из чёрных глазниц, из раскрытого в захлебнувшемся стоне рта.
Вместо рук у неё были страшные, кровавые, брызгающие кровью культи, которыми колотила она в отчаянной боли об деревянный, глухо отзывающийся на удары пол.
Пергаментно-жёлтые, иссохшие, в свежих, красным сочащихся, шрамах бабушкины ноги дрожали мелкой, предсмертной уже дрожью.
"Ди... ди..."
- Баб... Надя...
Участковый застонал и, теряя уже почти сознание, сполз на пол.
- Господи... ну ни хре...
- Зде-е-е,.. - захрипела вдруг бабушка. - Дима!
"Дима... Дима... она меня звала..." подумал участковый.
И показалось ему, что серый, хватающий за глотку дым пополз в комнату.
- Я сейчас, - прошептал участковый. - Машину... заведём... в город... в больницу...
Баба Надя, захрипев, отчаянным усилием приподнялась и, сплюнув густой кровяной комок, выкрикнула вдруг:
- Здесь!..
И кровь снова затопила ей горло, потоком хлынула на грудь. Шея ослабела, голова повернулась на бок и ноги перестали дрожать.
"Она... что? Что? Умерла? Вот так..."
Участковый попытался приподняться, но ватные ноги не слушались, не держали его.
"Здесь... Что здесь? Кто здесь? Я? Или..."
Он всё-таки встал, схватившись за дверную скобу. И не мог понять, то ли дверь это скрипит от сквозняка, то ли половицы под его ногами.
Его?
- Здесь! - воскликнул участковый. - Не я здесь! Он! Он здесь! Этот...
Он повернулся. Выглянул в коридор. Сделал шаг в темноту.
И чья-то ладонь, удивительно мягкая и до озноба ледяная, нежно погладила его по шее.
- Мы долго будем идти...
Мальчик говорил без умолку. Он пальцем показывал на деревья (мама говорила, что нельзя пальцем показывать!" строго сказала ему сестра), считал изредка пролетавших над поляной птиц ("а вот эта и у нас в городе живёт!") и говорил, что в лесу места много, так что можно бежать долго и ни разу не упасть.
- ...До вечера! А потом костёр разведём. Мама, у нас спички есть?
- Есть, - голос у матери стал глухим и сонным.
Она устала. Так устала, что и досада на легкомысленного мужа, затащившего их на выходные невесть куда ("нет, чтобы сначала самому съездить, проверить всё...кому поверил? Костецкому, болтуну профсоюзному!..") прошла без следа.
Ей хотелось теперь просто придти. Куда-нибудь придти. Разобрать сумки, приготовить походный обед ("кстати, а спички-то мы взяли?"), помыть посу... ("да нет, ничего мыть не надо... тарелки-то пластиковые")... Потом спать... Спать... Хотя бы полчаса.
- Мам, а что мы сажать будем на огороде? - спросила девочка.
- Глупая ты! - авторитетно заявил мальчик. - Осень уже теперь. Осенью только деревья сажают.
- Много ты знаешь! - возразила девочка. - Огородник детсадовский...
- Ну, ты!..
- Осенью, - продолжала девочка, - сажают. Цветы. Ещё эти, многолетние...
Сухой, отрывистый треск сломанной ветки прервал её. Затем странное, приглушённое шипение донеслось из самой чащи, из-за непроглядной стены плотно сомкнувшихся ветвей.
- Господи!
Мать вздрогнула и хотела было сказать что-то, но вид и без того испуганных детей остановил её.
- Здесь кто-то есть, - уверенно сказал мальчик.
- Конечно, есть, - с подчёркнутым спокойствием произнесла мать.
Быстро прыгнувший.
Такое мелькание, сумасшедшее, страшное, чёрно-белое мелькание опрокинувшихся, прыгнувших, оторвавшихся прочь от корней, летящих в небо деревьев.
И пальцы, такие холодные. И прочные, жёсткие, будто стальные...
Воздух не вытолкнуть из лёгких....
- Наш папа здесь, - пояснила мать. - Он рядом. Вот на той тропинке. Дорогу ищет...
- Долго что-то, - пожаловалась девочка.
- Жди! - строго сказала мать. - Он придёт. Скоро придёт. Он хорошо, тщательно ищет. Чтобы наверняка...
Шипение стихло. И через секунду снова вернулась прежняя безмятежная тишина. Только шелест ветра по траве и отдалённый, не потревоженный птичий пересвист.
- А, может, я его поищу? - предложил минуты через две мальчик.
- А, может, ты спокойно посидишь? - мать подошла к нему и взяла за руку. - Вот давайте все разбредёмся! Не хватало мне вас потом по всему лесу искать!
- И грибов заодно соберу, - добавил мальчик.
Но и с этим предложением мать не согласилась.
- Да и жарить их негде, - встала на её сторону девочка. - Мы же сковородку не взяли.
- А мы на палочке, - не сдавался мальчик. - Над костром. Знаешь, как вкус...
- Стой и жди! - оборвала мать дискуссию.
Они ждали ещё минут пять. И с каждой минутой ожидание в этой не успокаивающей уже тишине становилось всё тревожней и напряжённей.
- Мама, - не выдержала и девочка, - мы же знаем, по какой дороге папа ушёл. Может, он далеко ушёл, устал, сидит сейчас...
- Зачем ему сидеть? Ему к нам надо вернуться!
- ...И нас ждёт, - продолжала девочка. - Может, он решил, что мы за ним пойдём. И ждёт нас.
- Может,.. - не слишком уверенно согласилась мать.
В иной ситуации она едва ли приняла бы такое объяснение всерьёз. И нашла бы, что сказать в ответ и как возразить... Но сейчас это бестолковое, непонятное, невесть откуда взявшееся, совсем ненужное и потому особенно тревожное и тяжелое ожидание окончательно сбило её с толку и совершенно вывело из себя.
- Хорошо, - согласилась она. - Это всё понятно... А сумки кто понесёт? И рюкзак...
- Папа за ним просил присмотреть, - заметил мальчик.
Девочка вздохнула и посмотрела в небо.
Облака уходили с неба и оно становилось всё выше и выше.
"Рюкзак слишком тяжёлый" подумала девочка. "Мы его не донесём..."
Большая чёрная птица с жёлтым клювом села на ветку сосны, что росла у самой лесной дороги (той самой, правой).
Птица смотрела на них внимательно и задорно. Весело и немного лукаво. Будто знала, где папа, знала точно, что он совсем, совсем рядом, близко, и с ним всё в порядке, и волноваться совершенно не о чем, ну просто смешно волноваться по таким мелочам, пустякам и нечего забивать себе голову всякими глупыми мыслями. И она, умная и весёла чёрная птица, непременно рассказала бы им, заблудившимся в собственных глупых мыслях городским жителям, как найти папу, да только об этом они и сами могут догадаться. Это же так просто! Вот только пройти по правой этой лесной дорожке...
- Ребята! - донёсся из-за поворота крик отца. - Чего там ждёте?! Давайте ко мне быстро!
- Ну, наконец-то! - радостно вздохнула мать. - Нашёлся, Одиссей...
- Ты же говорила, что Су... Сусанин, - недоумённо сказал мальчик. - а теперь он у тебя какой-то... это кто?
- Герой, - пояснила девочка.
- Тоже заблудился? - уточнил мальчик.
- Да, - подтвердила девочка. - И его десять лет дома не было.
- Во даёт! - восхищённо воскликнул мальчик. - Я так не могу пока...
Птица взлетела и с качнувшейся ветки дождём посыпалась хвоя.
- Давайте же! - продолжал кричать отец. - Я тут такую дорогу отличную нашёл! До нашего участка - всего ничего... Я уже и табличку на нём видел с нашим номером.
Мальчик повернулся к сестре и сказал:
- Бежим? Наперегонки?
- Стой! Мы,.. - начала было сестра.
Но мальчик крикнул: "Папа, я первый!" и быстро побежал вперёд.
Мать, растерявшаяся от такого неожиданного крика мужа (и никак она не ожидала, что не появится он на тропинке и не подойдёт к ним, и не объяснит толком, куда же идти, а вот так, начнёт кричать зачем-то издали, звать их куда-то... к чему это? что это с ним?) заметалась по поляне, то хватаясь за сумки, то порываясь бежать вслед за сыном.
- Коля! Дима! - мать в отчаянии всплеснула руками. - Нет, это чёрт знает что такое! Коля, у тебя рюкзак на поляне остался! Ты что, забыл? Я тебе его не поволоку!
- Потом...
Голос отца становился всё тише и тише. Будто отец уходил куда, отдалялся от них.
- Да куда его понесло?! - не выдержала мать. - Ира! Ира, беги за братом и за папой!
- А ты? - девочка посмотрела на неё удивлённо и отчего-то печально.
- Я? Нет, не могу я. У нас же пакеты, сумки. Всё тут... И даже паспорт мой. Попроси отца... Да что он творит-то?
"Мама... А я папу вижу!" донёсся откуда-то радостный возглас мальчика.
- Он видит! Надо же! - возмутилась женщина. - А я вот не вижу! Он здесь должен быть, помогать мне, а не таскаться туда-сюда по лесу и детей с собой не таскать. Тоже мне, прятки затеял...
И она резким движением застегнула расстёгнутую было по случаю временного потепления куртку.
- Беги, - повторила она. - Ира, на тебя вся надежда. Ты, смотрю, одна у нас разумная. А на мужиков наших надежды нет. Попроси отца вернутся, пусть поможет мне с сумками...
Девочка кивнула. И пошла по тропинке. Шла она медленно, вглядываясь себе под ноги. Будто боялась споткнуться и упасть.
- И... это, - добавила мать. - Не отпускайте там его, вместе с ним возвращайтесь. А то опять пропадёт куда-нибудь...
Девочка снова кивнула. Потом остановилась. Повернулась. И помахала матери рукой.
- Ты чего? - удивилась мать.
Девочка не ответила. Она постояла немного, вздохнула и,
