хватает самостоятельности, работа не готова, как только сделаете - тогда и выходите на предзащиту, а пока …
Москалёв вскипел. Не то, чтобы ему очень хотелось стать кандидатом наук, просто страшно надоел этот Гордиев узел, которому не было конца и в которой он ввязался сам, а также мягкая вкрадчивость псевдоучёного, гранитной стеной стоявшего на пути любого, посмевшего вторгнуться в его вотчину.
- Знаете что, - буквально заорал он, - это Вам не хватает уважения к людям и внимания к аспирантам. Вы по три месяца держали мою работу, бросали трубку, говорили, что Вы задыхаетесь от лекций в студенческие каникулы. Вы делали загадочные замечания, один сравнительный анализ чего только стоил, сами же от него отказались, и ради чего ? Сколько времени потеряно!
На кафедре воцарилась гробовая тишина. Таких выступлений за всю историю её существования здесь ещё не бывало. Первым пришёл в себя молодой партиец, давно мечтавший занять место заведующего кафедры.
- Вот Вы так выступаете, а все мы учимся у Марк Абрамовича. Как Вы думаете, почему он тормозит, как Вы считаете, Вашу работу ? Может быть, ей ещё чего-то не хватает ?
- Так пусть объяснит, ЧТО ?! Я же не могу переделывать её до бесконечности, без конкретики, теряется вся актуальность, тема стареет.
Все молчали. Вступил опять Марк Абрамович.
- Ну что же, раз так, я больше в этом не участвую.
И слава Богу, подумал Москалёв. Не надо будет названивать по десять раз на неделю, пусть лучше за своими аспирантками бегает.
Все ждали решения, и оно было принято - отложить, доработать минимально, решать вопрос о допуске к защите в рабочем порядке. Это была полу-победа, об окончании своих мытарств Москалёв узнает позже, по телефону. А сейчас, после заседания, его поманит завкафедрой и, дав телефон своего коллеги из другого института, порекомендует показать своему старому знакомому свою работу. Москалёв возьмёт вместе с бутылкой коньяка уже готовый положительный отзыв. Через пару недель, связавшись с секретарём кафедры, он узнает, что рекомендация подписана и он может вставать на очередь для защиты.
Теперь оставалось получить так называемую справку о внедрении, которая должна была подтверждать большое значение написанного труда. Как ни странно, вопрос решился элементарно просто. Обратившись к страновику из министерства и предложив ему ознакомиться со своим трудом, он получил контрпредложение спрятать свою диссертацию куда подальше и самому написать справку о внедрении, которая будет немедленно подписана. Так решилась проблема несоответствия фундаментального характера проделанного исследования и прикладной направленности деятельности института.
Защита запомнилась Москалёву надолго. В течение двух месяцев после хорошо отрежиссированного спектакля, коей и оказалась в действительности эта процедура, он вспоминал задававшиеся вопросы и свои ответы, корил себя за допущенные неточности, сам себе добавлял аргументы и снимал противоречия в своих ответах. Только услышав запись своего выступления на защите, которую сделала вместо стенограммы стенографистка, он немного успокоился, хотя и не надолго. Впереди маячил очередной партком.
* * *
Ничего особенно нового на парткоме не произошло. Весь арсенал знакомых аргументов был использован на полную катушку. Основным лейтмотивом выступлений коллег стало искреннее недоумение: как может ехать за рубеж только что защитившийся молодой учёный, где ожидаемый научный рост и кто останется работать в институте ?
Михаила всегда потрясал уровень демагогии перестроечного периода: каждая новая высота, взятая на этом поприще, казалась завершающим аккордом, за которым - вечность. И всякий раз выяснялось, что скрытые резервы неисчерпаемы, а изобретательность и изощренность госаппарата абсолютно безгранична.
Москалёв никогда не думал, что от него зависит будущее института и что он является вершителем судеб научной мысли, поэтому никаких контр-аргументов выдвигать не стал. Но и решения не было принято. Помогла реплика одного из коллег, насмешливо поинтересовавшегося, давно ли дошли научные мужи до такой логики и не стоило бы институт перепрофилировать в лечебницу психиатрического профиля.
После собрания Москалёв решил зайти к секретарю парторганизации.
- Я Вас не понимаю, Вы же сами мне поставили условие, я его выполнил, в чём ещё дело?
- Вот видите, Вы хотите уехать за границу, а кто же здесь будет работать? - с усмешкой затянул парторг.
- Не я хочу, - вдруг всплыло в голове у Москалёва, - а мне предложили, и я дал согласие.
- Ну, не я решаю, решает собрание. Поговорите с коллективом, подумайте, как Вам лучше построить теперь отношения с людьми.
Москалёв нарочито громко хлопнул дверью. На следующее утро в министерстве уже всё было известно. Сказать, что Клещёв был возмущён, не сказать ничего.
- Ну всё, времени больше нет, теперь мой выход. Ты завтра позвони до обеда, я тебе скажу, что надо делать.
Черта была подведена утром. Звонок из приёмной на окраину Москвы решил всё. Когда Москалёв зашёл за бумагами в пылавший багровыми тонами кабинет парторга, его встретили едва ли не с распростёртыми объятиями.
- Ну вот, очень за Вас рад. Характеристику я уже подписал, в добрый путь.
- А вот вчера Вы были иного мнения, - съязвил Москалёв. - Про коллектив что-то говорили, про какое-то собрание …
- Да я, понимаете, смотрел на Вас, а почему-то подумал, что это не Вы. Так что счастливо Вам, - резонёр быстро выпроваживал нежелательного посетителя.
***
* * *
Аэропорт, отстроенный к Московской Олимпиаде, пустовал, вызывая ассоциации с гигантским амбаром. Москалёв толкал перед собой нехитрую поклажу по безлюдной площадке, пытаясь найти выход в нужный накопитель. Позади осталась граница, где таможенник, долго выискивавший что-то запретное и только ему ведомое в чемоданах отъезжавших, вдруг плюнул и отпустил Москалева с богом. В спину печально смотрели родители, сверля взглядам затылок сына. Самолёт взлетел точно по расписанию.
Через год Москалёву сообщили, что институт расформировали, что Лена вышла замуж за Колю, оставившего ради этого жену с двумя детьми, и что за продуктами теперь надо занимать очередь рано утром. Что стало с отделом и успел ли вступить в ряды КПСС бывший секретарь их комсомольской организации, Москалёв так и не узнал.
