Институт

расселения  в  пятизвездочной гостинице Клещёв предложил всем встретиться в его номере и обсудить программу действий. Предварительно стало известно, что утреннего заседания не состоится, протокол  был готов и уже переведён, поэтому решили поехать смотреть город. Однако утро ожиданий не оправдало. Очевидно, Иван Николаевич получил какие-то инструкции и решил ещё раз пересмотреть уже готовый текст. На вполне логичные возражения, что все документы уже переведены и переданы партнёрам, никак не реагировал, внося коррективы в уже не раз отработанный материал и вступая в яростные споры по каждой формулировке. К  полудню протокол был переделан, все отправились в ресторан, поразивший Москалёва изобилием блюд. Ещё никто не знал, что большую часть времени они проведут именно здесь, на гостиничной эспланаде.
Бесполезность проделанной утром  работы подтвердилась уже во время пленарного заседания. Руководитель делегации начал зачитывать приветственную речь, потом резко прервался и передал сложенные веером листы хозяевам встречи, восседавшим напротив. Все переглянулись. Затем последовало предложение Клещёва вновь рассмотреть и скорректировать протокол, но тут гостеприимные азиаты вежливо и твёрдо заявили, что протокол уже согласован и может быть подписан только в таком виде, либо вообще ни в каком. На этом всё закончилось - председатель на оставшиеся два дня куда-то исчез, появившись только к отлету  самолету. Остальные провели комплексную проверку гостиничных ресторанов,  каждый из которых представлял национальную кухню определённой страны. Вся сложность состояла в их количестве: ресторанов было десять, а визит был рассчитан только на три дня. После простых арифметических действий стало ясно, что даже при сильном напряжении желудков одной из точек гостиничного общепита придётся пожертвовать. Единственное - надо было сделать правильный выбор. Выбирать пришлось в последний вечер. На кону стоял французский «Медитэрранеэн» и мексиканский «Панчо». Выбрали второй. Каково же было разочарование, когда звучные «Эмпанадас» и «Лос Компаньерос» оказались  простыми лепёшками с мясом, «Корден Попо» - котлетами куриными, а «Алитас де Пойо» - крылышками той же домашней птицы. Сгладило разочарование  мороженое, запеченное в тесто, причём тесто оставалось горячим,  резко контрастируя с замороженной начинкой.
В Москву Михаил приехал коричневым, здорово обгорел.  В метро мартовские москвичи шарахались от странного чернокожего с русским лицом.
Институт встретил неприветливо. Все стали понемногу игнорировать своего коллегу. Выражалось это в разных формах - например, можно прервать реплику и начать обсуждение другой темы, или встать  спиной, загородив от всех, кто находится рядом. Москалёва эти мелкие выпады никак не трогали. Все силы и время были посвящены диссертации. Но и в мире науки всё  оказалось довольно зыбким.
Поскольку писать надо было на экономическую тему, консультироваться приходилось с неким Марком Абрамовичем, считавшимся на кафедре светилом местного значения, непревзойдённым и авторитетным специалистом. Мнение Марка Абрамовича обсуждению не подлежало, срока давности не имело
Начиналось всё мирно. Благожелательный Марк Абрамович, научный маг  и чародей, пояснил Москалёву, как лучше построить работу, что и было исполнено. Написав первую главу, Москалёв поделился своими планами относительно последующего текста и предполагаемых выводов. Всё получило одобрение. Однако, взяв после первого прочтения свою работу и раскрыв её, Москалёв был немало удивлён сделанными на полях замечаниями. Кое-где были вписаны комментарии  типа «НУ И НУ», либо восклицательные знаки, непонятно что означавшие, а в критических местах, являвших миру то, что называется научной новизной, стоял вопрос-предложение: сделать аналогичные расчёты по соседней с описываемой страной. Все попытки Москалёва разъяснить, что он не в состоянии внести исправления, ориентируясь на подобные замечания, были встречены с непониманием. Новые расчёты, как оказалось, были необходимы для проведения сравнительного анализа.
- Будем двигаться методом проб и ошибок, - подвёл черту Марк Абрамович, и порекомендовав проштудировать гору источников, только из которых и можно было извлечь код для расшифровки сделанных пометок, исчез, на этот раз надолго. Все попытки дозвониться для передачи работы на новое прочтение резко пресекались. Марк Абрамович упорно не подходил к телефону, ставя Москалёва в тупик неординарностью выдвигаемых домочадцами предлогов.
Шло время, ситуация принимала непредвиденный оборот. Надо было срочно выяснять причины затягивавшегося ожидания. Объяснилось всё просто - Марк Абрамович, написавший работу по избранной Мишкой стране ещё лет тридцать тому назад, полагал, что большего здесь сказать никто не может и не должен, а потому избранная Москалёвым тема стала для него «чёрной меткой». Кроме того, у Марка Абрамовича появилась молодая аспирантка, которой неженатый учёный отдавал все свои силы и время. Иными словами, происходило то, что называлось «заматыванием работы» - данные устаревали, время шло, а тема теряла свою актуальность. Не исключалось, что кто-то уже писал нечто похожее, и тогда всё пришлось бы начинать сначала. Выхода, казалось, не было.
                                                                                                                                * * *
Тем временем, в институте стали появляться новые сотрудники, вызывавшие у старожилов неподдельный, почти антропологический интерес. Самым удивительным была их невероятное невежество. Так, пошутив однажды в присутствии будущих корифеев науки,  насчёт Елдырина, которому впору набросить на него, Москалёва, шинель, он столкнулся с вопросительными взглядами.
- Ельдигин? Это кто, из какого отдела, - спросили его, и Москалёв был вынужден пересказать «Хамелеона» Чехова, попутно уточняя, что в рассказе классика фигурировал Елдырин, а Ельдигино было небольшой деревушкой по дороге на озеро, куда Москалёв часто ездил купаться летом.
Ирочка по-прежнему продолжала веселить институтскую публику - новым достижением была сделанная юной экономисткой рассылка очередного опуса с указанием «Нью-Ёрка» в перечне городов-получателей, который она к тому же искренне считала столицей США. На насмешки коллег не реагировала, заявляя, что их выпады  - издержки «верхнего образования»  и нечего тут больно умничать.
Между тем перестройка и ускорение уже всерьёз будоражали умы патриотов, уставших от нараставшей неразберихи и начинавшей  надоедать  бездеятельности руководителей. Компенсировать отсутствие прогресса в институте решил сам Наумов. Единственное, что его подвело - это потеря чувства меры, и даже скорее - чиновничьего нюха. А может, начальник отдела просто устал от бесконечных игрищ в разных кабинетах, высоких и не очень, где пытался реализовать однажды задуманное - разогнать половину сотрудников, создав мощное интеллектуальное ядро, способное и готовое заниматься настоящей наукой. Исчерпав все доводы и не видя конца бесконечным компромиссам, Наумов решил пойти «ва-банк», сразу ударив «по верхам». «Верхами» оказался всё  тот же ЦК, куда и пошло написанное им письмо о бессмысленности работы института, научной импотенции сотрудников и необходимости срочной и коренной реорганизации института. Не учёл одного - система работала по обкатанной схеме: письмо вернулось обратно в институт, прошло совещание, потом собрание, где непревзойдённые специалисты бюрократических игрищ задали шефу вполне простой вопрос: А что сделал он сам для укрепления научно-кадрового потенциала института ? Ответ, конечно же, никого не удовлетворил: кроме приглашения Наумовым на работу своего бывшего коллеги, им же  потом и уволенного, практически ничего. Что крылось за этим «практически» - никто так и не понял, но осуждение было единодушным. Шефу ничего не оставалось, как реализовать свою давнюю мечту и переквалифицироваться в … таксисты. Уже через три месяца все судачили о телепрограмме, в которой  ещё не так давно потрясавший всех своей велеречивостью учёный рассказывал теперь уже телезрителям о праве на забастовку, о роли закона о трудовых коллективах и своём видении проблем таксопарка. Больше Наумов на телевидении не появлялся и постепенно о нем забыли.
                                                                                                                                      * * *
В кабинет Клещёва  постучали.
-Да, что ещё ? - отрываться от новой публикации в «Иностранной литературе» очень не хотелось. Журнал дали всего на два дня, вся Москва только и говорила об очередном литературном шедевре. На столе росла гора бумаг, просмотреть которые не было времени. Всё откладывалось.
В кабинет боком просочился страновик из сводного сектора.
- Понимаете, Иван Сергеевич, тут такое дело, не знаю, как и быть. Пришёл обзор из страны, которой я занимаюсь, всего на 14 страницах. Половина разделов не прописана вовсе, таблицы тоже отсутствуют, в общем - полная халтура.
Да чего же некстати пошли эти обзоры, подумал Клещёв. То хоть волком вой, то ни вздохнуть ни … Замечание вернуло Клещёва в мир министерских реалий.
- Ну-ка, дай сюда, - протянул заскорузлую ладонь со свежими царапинами после вчерашней поездки на дачу.
По когда-то заведённому порядку по каждой стране раз в год загранаппаратом писались обзоры, которые должны были давать исчерпывающее представление о ситуации в стране пребывания. Здесь была и политика, и экономика, анализировались основные отраслевые проблемы, давались рекомендации, а главное - расписывалась деятельность загранпредставительства по укреплению и расширению многогранных связей, существовавших между дружественными странами. В целом это был своего рода катехизис, по которому судили о проделанной работе. Готовился он целый год, обычно все старались нагнать побольше листаж. Тогда появлялась надежда провести лишних пол-года - год за рубежом.
На сей раз случай был неординарным - из торгпредства пришла явная отписка, причём сделанная в большой спешке. Видимо, пребывавшие весь год в эйфории сотрудники представительства вспомнили об отчётности только под конец года и верстали материал уже перед почтой.
- Они  что, совсем обалдели, - заорал Клещёв. - Надо отзывать, кто там у нас ведёт экономическую  работу ?
- Ну вы помните, этот самый, о котором Вас просили.
- А, ну да, как-же, парень он молодой, не очень опытный. - Тон Клещёва резко изменился. - Ему бы подсказать что, посоветовать, а Вы сразу ко мне.
- Да побойтесь бога, и так два года с ним мучаемся. Ни в чём не хочет разбираться, шатается барам, на работе появляется нетрезвым, да и девицу, говорят, из местных завёл.
- Ну, это его личное дело, сейчас времена уже не те. Главное - чтобы с работой справлялся. - Клещёв продолжал перелистывать тонкий, как школьная тетрадь, страновой обзор. - А в общем ничего: кратко, ёмко, основные темы раскрыты. Вам разве не понравилось?
У страновика отвисла челюсть.
- Ну, если Вы так считаете, то мне, в общем-то, всё равно. Только как я буду писать отзыв на этот, с позволения сказать, перл. Вот послушайте. - «А в городе нет канализации, и по улицам текут нечистоты. И под нашим окном - лужа, в неё